Алексей Макеев - Красная карточка
– Его действительно отравили? – спросил Гуров, мрачно глядя на тело молодого еще мужчины, лежащее на полу.
– Похоже на то, – кивнул Фогель. – И доктор говорит то же самое. Скорее всего, синильная кислота. Кстати, сейчас уже выносить будут, так что, если хочешь осмотреть тело…
– Не хочу, – сказал Гуров. – Там, где ты пошуровал, искать уже нечего. Ты лучше мне карточку покажи. Красную. Она действительно существует?
Фогель протянул ему пакетик с красным прямоугольником внутри.
– На ней тоже никаких следов, – с восхищением сказал он. – За ребра брал, подлец! Ни разу не осекся. Не в перчатках же он за столом сидел?
– Может, он пальцы заранее лаком покрыл? – ответил Гуров. – А как вообще все произошло?
– А вот хозяин в курсе! – сказал Фогель. – Можно сказать, все у него на глазах произошло. Эй, ребята, кликните кто-нибудь хозяина!
Хозяин вошел бледный, с застывшим лицом. Одежда на нем была мокрая, но он не обращал на это внимания. Выслушав, что интересует Гурова, он покорно, наверное, в десятый раз пересказал, как все было.
– Кабы не дождь, мы бы его догнали, – убежденно закончил он. – А так… Вода стеной ведь стояла!
– Значит, черная как смоль борода, усы, дождевик до пят? – переспросил Гуров и обратился к Крячко: – Ну что скажешь, Стас? На маскарад похоже.
– Один в один, – согласился тот. – Он теперь надеется, что мы будем искать пирата с бородой и серьгой в ухе.
– Хуже всего то, что мы вообще не знаем, как он выглядит, – вмешался Фогель. – Мне удалось только зафиксировать отпечатки его башмаков. Размер самый ходовой – сорок второй. Обувь он скорее всего поменяет, так что…
– Ну, что выросло, то выросло, – пожал плечами Гуров. – Кое-что мы все равно теперь знаем. Убийца был знаком с убитым, и знаком неплохо. А главное, пострадал убитый за свою профессиональную деятельность – тут, по-моему, нет никаких сомнений. Судья, получивший красную карточку! Символ довольно зловещий.
– Сергей Иванович сегодня судил, – сказал хозяин ресторана. – Он всегда после матча ко мне заходит. И вот такая трагедия! А этот подонок мне сразу не понравился! Век себе не прощу, что провел его к Сергею Ивановичу!
– Нужно будет уточнить, что произошло сегодня во время матча, который судил Вьюшков, – сказал Гуров Крячко. – Скорее всего, там и зарыта собака.
– Скорее всего, – покивал головой Крячко и добавил: – В общем, похоже, кто-то вышел на тропу войны, а, Лева? Самозабвенный борец за чистоту отечественного футбола. Худо! Если мы его сразу не поймаем… Знаешь, сколько ему потребуется красных карточек?
– Догадываюсь, – буркнул Гуров.
Он обернулся к хозяину ресторана и спросил:
– А вы, значит, хорошо знали погибшего?
– Нет, близкими друзьями мы не были, если вы это имеете в виду, – сказал тот. – Но я очень уважал Сергея Ивановича. Бывал я и на матчах, которые он судил. Хотя настоящим болельщиком меня трудно назвать. И он, как видите, предпочитал посещать мой ресторан. Такие, знаете, приятельские отношения с выгодой для обеих сторон. Как постоянному клиенту я делал ему скидку.
– Он приходил сюда один или с друзьями?
– Вы знаете, сюда он приходил всегда один.
– Как же оказался здесь этот?
Хозяин пожал плечами.
– Сам он утверждал, что случайно увидел, как Сергей Иванович входит в ресторан. Хотя теперь ясно, что случайностью это быть никак не могло. Тем более что машину он не оставлял возле ресторана, хотя это было бы естественно, правда? Случайно увидел – затормозил, вышел…
– Ну, он мог ехать на чьей-то машине, – заметил Гуров. – Его высадили и поехали дальше. Но это не так важно. Разумеется, о случайной встрече говорить не приходится. Убийца или следил за Вьюшковым, или… – Гуров пристально посмотрел на ресторатора. – Или ему кто-то сообщил, что Вьюшков здесь.
Хозяин заволновался.
– Вы хотите сказать, что подозреваете меня?!
– Я просто соображаю, какие могут быть варианты, – пояснил Гуров.
– Я был все время на глазах у своих сотрудников и клиентов, – с обидой сказал ресторатор. – Можете справиться – я никому в это время не звонил.
– Да ведь я ничего подобного и не утверждал, – возразил Гуров. – И потом, кроме вас, здесь были и еще люди. Но я все-таки склоняюсь к мысли, что убийца следил за Вьюшковым. Наверняка он смотрел матч и что-то ему не понравилось. Он решил действовать по свежим следам. Вы не слышали, о чем шел разговор между Вьюшковым и этим человеком?
– Практически нет. Я сразу оставил их наедине, – сказал хозяин. – Но у меня сложилось впечатление, что Вьюшков был не слишком рад этой встрече.
– Он испугался?
– Нет, этого не было. Скорее он был раздосадован, но держался корректно и старался не обнаруживать своего раздражения.
– Лучше бы он испугался, – вставил Крячко и повернулся к Гурову. – Но это говорит о том, что Вьюшков и убийца были действительно хорошо знакомы. Правда, ничего это нам не дает, Лева, потому что у футбольного судьи миллион знакомых. Пока мы будем перебирать их всех, футбольный сезон закончится.
Гуров задумчиво посмотрел на него и незаметно кивнул. Они вышли из кабинета.
– Мне сейчас пришла в голову мысль, – сказал Гуров. – Как ты думаешь, мы можем вычислить, кто будет следующей жертвой?
– Это вопрос, – почесал в затылке Крячко. – По-моему, это все равно что угадывать, в какое дерево ударит во время грозы молния.
– Не скажи! Жмыхов имеет довольно устойчивую репутацию костолома. Возможно, у Вьюшкова тоже не все в порядке с послужным списком. Имеет смысл поинтересоваться в архиве, не зафиксированы ли еще какие-либо преступления, жертвой которых стали люди, имеющие отношение к футболу. Чем больше у нас будет информации, тем проще будет понять логику преступника.
– Что-то я до сих пор ничего не слышал о красных карточках, – с сомнением сказал Крячко. – Наверное, этот тип только начал свою деятельность.
– Мысль о красных карточках могла прийти ему в голову не сразу, – возразил Гуров. – Вполне могу себе представить, что он перешел к таким демонстративным акциям, уверовав в свою неуязвимость. Кстати, где он берет эти карточки? Фогель, ты что-нибудь можешь сказать на этот счет?
Эксперт пожал плечами.
– Мое впечатление, что это самоделки, – сказал он. – Берется лист тонкого пластика и аккуратно нарезается на равные прямоугольники. В магазинах стройтоваров такого добра сейчас навалом. Вряд ли это зацепка, Лев Иванович. Такой пластик могли купить тысячи людей. Тут интереснее будет орудие, так сказать, убийства. В любом случае это какой-то сильнодействующий яд, а его походя в аптеке не купишь. Хотя в наше время я ничему не удивлюсь.
– Тогда я тебя очень попрошу, Миша, как только определишься с этим ядом, позвони мне обязательно, – сказал Гуров. – И предположительно – откуда эта отрава могла взяться. А мы пока прозвоним связи погибшего – может, выйдем на какого-нибудь аптекаря.
– Не просто аптекаря, – уточнил Крячко. – Этот аптекарь заядлый болельщик. Как говорят в рекламе – до последней капли.
Глава 7
Шаповалов проснулся, несколько секунд соображал, где находится, а потом потянулся всем своим мощным натренированным телом. Жизнь была прекрасна.
Едва прикрытый простыней, он лежал на низкой тахте в помещении со скошенным потолком. В узкое окно врывался поток солнечного света. Где-то совсем рядом на крыше ворковали и шлепали лапами голуби. На стене напротив висела картина без рамки – бесформенные красные пятна на буром фоне. Шаповалов, поддразнивая Анастасию, называл эту картину «Разбили кетчуп», чем вызывал у нее приступ сильнейшего раздражения. Она очень трепетно относилась к этой мазне. Видите ли, ее намалевал какой-то ее знакомый, необычайно продвинутый художник, тонкая неземная натура, которую никто здесь не понимал, и из-за этого он был вынужден броситься с пятнадцатого этажа. Шаповалов полагал, что на самом деле мазила решился на такой шаг попросту с хорошего перепою, но Анастасии про это не говорил – обижаясь, она устраивала грандиозные скандалы с битьем стекол и таким матом, какого трудно было ожидать от хрупкой изящной девушки с задумчивыми глазами. Впрочем, Шаповалов уже успел убедиться, что все эти интеллигенты пьют и сквернословят как сапожники – только строят из себя чистоплюев, а на самом деле… Анастасия тоже была из этого круга, рисовала какие-то непонятные картинки, таскалась с какими-то нечесаными типами по вернисажам, говорила ученые слова, которых Шаповалов отроду не слышал, да иногда отпускала по его адресу иронические замечания – какой он темный и неотесанный. Но в постели она была неистова и ненасытна, этого у нее не отнять. Шаповалову это нравилось. И еще ее глаза, задумчивые и таинственные. И еще ему льстило, что такая художественная натура, коренная москвичка в седьмом колене, дочь милицейского генерала, покорно ложится под него, под грубого необразованного парня из воронежской глубинки, выбившегося в люди благодаря счастливой случайности, до сих пор не умеющего пользоваться за столом ножом и вилкой.
