Николай Леонов - Беспредел
Орлов сжал пальцами шишковатый лоб.
— И ты сжег источник, — продолжал Гуров. — Офицера, предупредившего Павла, в ближайшие дни убьют. Что с тобой, дружище, может, ты заболел? Ты сошел с земли так давно, что забыл, как по ней ходить? Или сегодня МУР — контора, в которой мы с тобой служили четверть века назад? Когда ты, мой начальник, не спрашивал, откуда получена информация, если она не прошла официально по агентурным каналам? Я тебя добиваю? Извини, замолчал.
Орлов начал шарить по карманам. Гуров вскочил, подал нитроглицерин.
— Что же делать? — Орлов растерялся, Гуров увидел такое впервые и не знал, куда смотреть. — Позвонить Тяжлову и отменить приказ? Как я объясню? А почему я должен что-то объяснять?
— Ты подставил человека. Если Паша отошлет офицера в Воркуту в командировку, это только докажет его вину и отсрочит исполнение.
— Офицер не подчиняется Кулагину, — Орлов начал шарить рукой по столу. — Налей коньяка.
Гуров вскочил, плеснул коньяк в стакан. Орлов выпил, утерся, снял трубку, прямой номер с начальником МУРа не отвечал.
— Позвони заму, особо не распространяйся и побольше мата, — подсказал Гуров.
Орлов снова набрал номер, когда ответили, сказал:
— Виктор? Орлов говорит! Ты с кем там треплешься по телефону? Где Тяжлов? В министерстве совещание? Сукин сын, у нас нет никакого совещания! Вы там совсем мышей не ловите! Ладно, с Анатолием я разберусь! И с тобой тоже! За что? Знал бы за что, убил бы! Я приказал собрать группу захвата на девятнадцать, так отменяю к едрене матери! Я тут разрабатываю одного, он дал интереснейшую информацию, вернулся в камеру, хихикает... Ну, к нему с вопросами, он поначалу отмахивался, а потом в голос заржал и говорит, мол, генерал-старпер меня мотал, так я ему такую тюльку двинул. Умора! Это каково мне, старому сыщику, слышать? А вы болтаетесь неизвестно где. Все! Отбой! А начальнику своему скажи, чтобы на глаза мне не показывался! — Орлов в сердцах бросил трубку.
— МХАТ! — Гуров показал Орлову большой палец и растерянно добавил: — Неужели они Тольку завербовали?
Орлов среагировал не сразу, тряхнул головой, растер ладонью сердце.
— Чего?
— Где Тяжлов? Ты проводишь операцию” о которой начальник МУРа не знает. На какое совещание он поехал? Может, он тебе нужен? Тяжлов обязан быть на месте!
— Да будь оно все проклято! Дай выпить... Воды дай!
Гуров открыл минералку, наполнил стакан, сам хлебнул из горлышка.
— Ты нервами не бренчи, насчет Тяжлова я лишь недоумение высказал. Может, я и на воду дую, просто в страшное время живем. Утром бреешься, смотришь на себя в зеркало, вдруг не узнаешь. Может, это и не ты совсем? Я тебе в страшном грехе признаюсь. Когда ты рассказал о Кулагине и своем приказе Тяжлову, я подумал, а ведь Петр не может не понимать, что, собирая десяток оперов, хоть одну суку, да зацепит. Значит, понимает? А если понимает, так что творит? Знаешь, как я тебя реабилитировал? Полагаешь, о совместных годах вспомнил, о дружбе, о том, что Петр продать физически не может? Ни хрена! Я понял, тебе меня не обмануть! Понял? И ты это отлично знаешь. Значит, ты просто ошибся.
— Спасибо за это, — Орлов устало кивнул. — Если об обмане и продаже слышишь и читаешь только с перерывом на сон, так человек с ума сойти может. Лева, серьезно, может, стар стал, уходить пора? — Он смотрел на Гурова, как человек смотрит на врача, ожидая решающего диагноза.
— Ты старомоден. Вокруг продают быстрее, чем ты адаптируешься. И я старомоден, ты недавно сказал, что я доверчив. Верно. Во мне доверие выше подозрительности. Человек с возрастом приобретает болезни и другие недостатки. Он чувствует себя молодым, но это обман, необходимо помнить, сколько тебе лет. И как бы ты себя ни ощущал, ты соответствуешь своему возрасту. Ночью, надеюсь, ничего не произойдет, отложим все решения на завтра.
— А если авторитеты решат...
— Они не глупее нас с тобой. Услышав о сборе группы захвата, они затаятся. Лоб в лоб бодаться с настоящими операми никто не захочет. Ну, давай! — Гуров обнял друга, тряхнул его. — Я отпускаю ребят. А завтра соберемся пораньше, часиков в восемь. Да, кстати... Я был в кадрах, сослался на тебя. Давным-давно Зотов что-то ляпнул, тогда от КГБ, в Особом, был у нас как раз Костылев. Все ясно?
Гуров вышел в приемную, чмокнул Верочку в щечку, ушел к себе.
— Я думал, ты смотался за кордон! — заявил Станислав, улыбаясь, но осматривая друга цепким взглядом.
— Хотел, тормознули пограничники, — ответил Гуров и, почувствовав в глазах друга вопрос, отвернулся. — На сегодня все отменяется. Все, что вы слышали в кабинете шефа, вы никогда не слышали. В МУРе группа сегодня не собиралась. Желающие выпить, прошу ко мне. Мадам умотала на два дня.
Нестеренко и Котов отказались сразу, понимая, что они для такого междусобойчика недостаточно с Гуровым близки.
— Оставь машину, я тебя подброшу, утром за тобой заеду, — сказал Станислав.
— Хорошо. Вот черт, совсем забыл, мы завтра собираемся в восемь. Не забудь позвонить Валентину и Гришке.
Развалившись в “Мерседесе” друга, Гуров снова закурил.
— Ты ему сказал, что он ошибся? — спросил Станислав.
— Ничего я ему не говорил, — Гуров включил кондиционер.
— И мне не скажешь?
— Нечего, а то бы обязательно.
— Ты мне друг?
— Спрашиваешь!
— Так какого черта я тебя везу?
— Хочешь выпить, как сегодня выражаются, на халяву.
— Ненавижу это слово.
— Я тоже.
— Так зачем говоришь? — Крячко выругался, вытер губы платком. — Извините, вы не любите русского языка. И пить я у тебя не буду.
— Правильно. Мне нальешь, закусишь, там со вчерашнего вечера осталось. Артисты гуляли, они народ богатый.
— Это ты мне говоришь? — Крячко было обидно, что Гуров молчит о разговоре с Петром. Они друзья уже третий десяток лет, и Станислав считал, несмотря на разницу в служебном положении, они все трое равны.
— Ты знаешь, почему я молчу? — неожиданно спросил Гуров. — Я люблю тебя, парень. А существуют вещи, которых лучше не знать.
— Не подлизывайся, зайду, выпью, — Станислав припарковался у подъезда Гурова. — А эта семерочка нас второй раз обгоняет, — Крячко указал на уходящие к Никитским воротам “Жигули”.
— В третий, — поправил Гуров. — Они меня третий день “водят”. Наружка ФСБ. Хлопотная у них служба, никогда не знаешь, кто свой, а кто чужой.
Глава шестая
— Да не включай ты свою секретку, она от дураков, — сказал Сыч, выйдя из машины, глядя, как Чума запирает машину.
Илес Татаев, чеченец, упрямо возился с замком, приговаривая:
— Как вы, русские, говорите, подальше положишь, поближе возьмешь.
Два авторитета, русский Иван Тещин, по кличке Сыч, и чеченец Илес Татаев, кличка Чума, вошли в ресторан “Фиалка”, который официально принадлежал Семену Фролову, а фактически переходил из рук одной преступной группировки в руки другой, и только последние два месяца работал без стрельбы, так как Сыч и Чума договорились о замирении.
— Пусть на ноги станет, надо нам хоть одно спокойное место иметь, — сказал при заключении перемирия Сыч.
И Чума с ним согласился:
— Согласен. Баран должен шерстью обрасти.
Когда у него из-под кожи ребра торчат, ни шубы, ни шашлыков.
Сейчас два авторитета вошли, спокойно, без охраны и оружия, сели за столик, как обыкновенные граждане. Хозяин знал о перемирии, обновил мебель, нанял хорошего повара, но, увидев гостей, все-таки врезал официантке по заднице.
— Шевелись, люди пришли голодные. Народа было половина ресторана, но то были не люди, лишь посетители, хотя и с ними обращались достаточно вежливо.
— Ты повтори, Илес, я не очень понял. Какая история с послом и зачем нам она? — спросил Сыч.
— Три русских бойца захватили семью посла Азербайджана в Англии и не могут получить за нее выкуп. Вы, русские, хорошо сражаетесь, но плохо торгуете. Думаете, захватил, попросил деньги, получил, пей водку.
— Я ничего не думаю. Чума, людей в жизни не захватывал. Бог миловал, — Сыч наполнил рюмки.
— Деньги захватывал, наркоту отнимал, золото брал, — Чума поднял рюмку, поклонился и выпил.
Он уже десять лет жил в Москве, обрусел, забыл кавказские тосты.
— Ты все брал, — продолжал Чума. — Но самый дорогой товар — это человек.
— Извини, Илес, это ваши дела, — ответил Сыч. Русский лукавил, он прекрасно знал ситуацию, знал, что названа сумма в три миллиона, но не хотел лезть вдело, считая его слишком опасным.
— Мой человек, он тоже русский, имеет поддержку вашей безопасности. Мы сейчас вместе, я не хочу один хватать слишком много. Сегодня можно было забрать этих дипломатов, я бы получил за них деньги, тебе половина.
Сыч все знал, и то, что в МУРе была объявлена тревога и что ее отменили, но чутье ему подсказывало, лезть в дело не стоит, опасно.
