Андрей Константинов - Внедрение
– Товарищи офицеры! Невзирая на указание коменданта управления отделения, несознательные сотрудники продолжают курить в неположенных местах и хранить у себя на рабочих местах кипятильники. Эта информация неточная, но достаточная, чтобы ею заняться. Есть мнение, что выявление и пресечение будет поручено вам!
Двое оперов молча вышли из кабинета. Губа обогнал их в коридоре и демонстративно бросил горящую сигарету перед ними на пол.
Атмосфера в Управлении уголовного розыска стала совершенно нехорошей. А тут еще Воронок реализовался по серии разбоев так называемой «колпинской бригады». Двое громил заговорили, и Крылов быстро состряпал справку о том, что необходимо создавать мощную группу, так как вырисовываются десятки эпизодов с трупами. Об этом было доложено в министерство.
Как на грех, именно в это же время «убойщики» не смогли доказать вину одного убийцы, и судья не подписал арест. Убийство же было достаточно громким и скандальным.
Журналисты жаждали подробностей. Крылов через своих знакомых организовал «слив» этих подробностей, и журналист Обнорский написал сильную статью, наделавшую много шума. Об этой ситуации также пришлось докладывать в министерство. Начальник ГУВД в резкой форме сказал Ильюхину все, что думал об успехах курируемого им отдела. Когда Виталий Петрович возвращался после выволочки у руководителя главка к себе в кабинет, ему навстречу попался Крылов. Петр Андреевич, проходя мимо, потряс той самой газетой и скорбно покачал головой:
– Вот паразиты! И как только узнают! Где-то утечка в наших рядах!
Ильюхин поймал себя на мысли, что если бы он был женщиной, то, наверное, расплакался бы. А еще он решил, что не подаст больше руки Обнорскому, с которым был не близко, но знаком. Полковник в этот момент не мог даже предположить, что руку журналисту он пожмет буквально через час, потому что именно Обнорский даст ему шанс на частичный реванш, подкинув хорошую, настоящую зацепку по расстрелу в лифте. И уж тем более Виталий Петрович не мог предполагать, что подтолкнет Обнорского к этому не кто иной, как сам Крылов…
А дело было так: после изящной репризы с газетой Петр Андреевич буквально вбежал в свой кабинет, так как услышал, что надрывается и его городской телефон, и лежавший на столе мобильник. Крылов схватил сразу обе трубки и в обеих услышал голос Обнорского. Полковник ничего не понял и машинально дал отбой по обеим линиям. Служебный телефон зазвонил вновь, Петр Андреевич снял трубку:
– Слушаю, Крылов!
– Не пугайся, это я дублирую, – сказал Обнорский.
– Во-первых, здрасьте! – хмуро откликнулся Петр Андреевич. Он не очень был расположен сейчас к общению с журналистом. Крылов предполагал, что Обнорский, наверняка уже что-то пронюхавший, начнет расспрашивать его о междоусобице в Управлении, а полковнику очень не хотелось распространяться на эту тему. Одно дело – щелкать Ильюхина по носу, так сказать, внутри Управления, и совсем другое – выносить сор из избы в прессу… Пресса может привлечь нездоровое внимание общественности к той истории, с которой все началось… А Крылов знал манеру Обнорского выслушивать, как правило, все стороны, участвующие в конфликте.
– Еще как здрасьте! – бодро поприветствовал полковника журналист. – Петр, найдешь минутку? Разговор серьезный есть.
– Слушай, у нас тут сейчас запара по «колпинским», – начал было отнекиваться Петр Андреевич, но Обнорский перебил его:
– После памятного всем расстрела в лифте убийцы на бордовой «семерке» уходили?
– Ну, на бордовой…
– А потом на Петроградской сожгли ее?
– Ну, сожгли.
– Номера Ульяна, 343, Харитон, Роман 78?
– Ну и дальше-то что?
– Понимаешь, к нам в агентство один дедок позвонил, он сюжет по НТВ видел, а там как раз машину эту сгоревшую показывали, как ее тушили. Он номера увидел и вспомнил кое-что. Понимаешь, он математик, а 343 – это семерка в кубе… – начал было рассказывать Андрей, но полковник сморщился, как от кислятины, и перебил его вопросом:
– Слушай, ты ведь много книжек написал?
– Ну… – не понял Обнорский.
– А я тебе хоть раз советовал, мол, напиши, что она любит его, а он любит другого?
– Нет.
– Ну, а ты мне зачем тогда мозг ебешь? Мы с этим лифтом уже все что можно и нельзя сделали! С результатами хер на рыло! Не сыпь мне сахар в пиво! Хоть ты!
– Обожди, Петр, ты не понял, этот дед – математик… – Обнорский еще раз попытался было что-то объяснить, но Крылов уже «сел на кочергу».
– Андрей, по-человечески же прошу – иди ты на хуй вместе со своим математиком!
И полковник бросил трубку. В математика он не поверил, решил, что это у журналиста такой хитрый кривой заход.
Обнорский в своем кабинете с досады тоже швырнул трубку и расколол телефон «Самсунг».
– Ксюша! – заорал он через стену своей неизменной секретарше.
Ксюша немедленно влетела из приемной. Она была не просто секретарем, а доверенным человеком Андрея, работала с ним давно и за это время успела навидаться всякого, поэтому расколоченному телефону ничуть не удивилась.
– Главное на войне – это связь! – спокойно и назидательно сказал Обнорский. – А это что, связь?
И он показал рукой на развороченный аппарат.
– Это не связь, – также спокойно ответила Ксюша, бережно и аккуратно собирая осколки. – Это телефон, стоимостью 150 долларов. Был. А для твоей связи можно у военных заказать рацию, которую пули и осколки не берут.
– А это идея! – сказал Обнорский в спину своей секретарше, гордо удаляющейся с бывшим телефоном в приемную.
Оставшись в кабинете один, Андрей закурил и задумался. Он серьезно обиделся на Крылова, который даже не захотел его выслушать. Обиделся по-настоящему.
«Вот ведь человек, – думал Обнорский, нервно затягиваясь сигаретой. – Когда ему что-то нужно – так просто сама любезность, а тут… Тем более, что это больше ему надо, а не мне… Черт знает что, мне же не двадцать лет и я ему не репортер из "Мурзилки"!»
Андрей быстро поднялся и, молча махнув Ксюше и толкавшимся в приемной подчиненным рукой, выскочил из агентства. Сев в свой джип, Обнорский подъехал к Михайловскому замку. Он очень любил это место и часто приезжал сюда в минуты душевного непокоя.
Андрей сидел в машине, курил и думал: «Вот ведь как у нас в России – если кого-то в лифте расстреливают, то это уголовники. А если императора в его же замке табакеркой по кумполу – из корыстных, кстати, соображений – то это заговорщики и вообще идейные борцы с бездарным режимом… М-да… Расстрел в лифте… так, сформулируем еще раз: звонивший мне математик не шизоид? Нет. По крайней мере, по телефону он мне таковым не показался. Следовательно, его информация может представлять серьезную оперативную ценность? Может. Юнгеров и Денис мне чужие? Нет. А валить, конечно, собирались именно Дениса… Так. И что теперь? Самому Юнгерову позвонить? Можно, конечно… Но это будет не очень хорошо по двум причинам: во-первых, не здорово помогать его, так сказать, приватному следствию, потому что оно понятно как может закончиться. Саша – человек резкий, а в этой ситуации, когда такая кровь… Не дай Бог, он убийц раньше ментов найдет – наколбасит дел и снова сядет. Киллеров-то не жаль, но способствовать их убийству как-то… А во-вторых, получится, будто я на Крылова жалуюсь – мол, меня послали на три буквы и… Как-то мелко. Но Крылов все поймет потом, когда до него дойдет, именно так. Ну, стало быть, надо звонить Ильюхину… Он, конечно, в обиде на меня… Но он человек здоровый и очень крепкий профессионал… Но получится, что я это тоже делаю как бы назло Крылову… Да насрать, в конце-то концов… Так запутаться уже можно в этом сплошном интриганстве каком-то! «Ажурные кружева» какие-то! Кто что подумает, да кто как отреагирует… Достало! Какая разница, из какой реки черпать воду, чтобы тушить пожар? Все. Надо звонить Ильюхину…»
Но номер Виталия Петровича на своем мобильном Обнорский набрал, только лишь выкурив еще две сигареты. Журналист все-таки чувствовал себя этически не совсем уютно. До Андрея дошла информация о конфликте двух полковников, но она дошла в самом общем и достаточно искаженном виде. Подлинного градуса накала страстей Обнорский, конечно, не знал, но… И тем более статья эта дурацкая… Но все-таки Андрей Ильюхину позвонил. Позвонил, сказал, что есть серьезная информация, и предложил выпить по чашке кофе.
Виталий Петрович очень удивился звонку Обнорского, но на встречу согласился. Полковник почувствовал по голосу журналиста, что тот хочет сказать что-то действительно важное, и поэтому забыл о своем недавнем намерении не общаться больше с этим типом.
На самом деле Ильюхин знал Обнорского достаточно давно – несколько лет, и они были на «ты», но особо близкими их отношения почему-то не стали. И не потому, что были какие-то особо серьезные причины, а просто как-то не сложилось. Не совпадали они немного во времени и пространстве, поэтому водку вместе не пили и дружеской доверительности между ними не возникло. Может быть, это произошло еще и потому, что Ильюхин вообще не очень любил общаться с журналистами. К Андрею он относился с большим уважением, чем к большинству его коллег, но все же…
