Оса Ларссон - Кровь среди лета
И вот она стоит рядом с новым священником, и ей кажется, будто глаза этой женщины смотрят ей прямо в душу. Странное чувство.
И еще одна тайна хранится в колодце ее памяти. Она лежит там и сверкает, словно бриллиант среди мусорной кучи.
~~~
Скоро три месяца, как его жену нашли убитой. Эрик Нильссон вышел из своей «шкоды» возле дома священника. Стояла теплая погода, хотя сентябрь давно уже вступил в свои права. На ярко-синем небе ни облачка. Солнечные лучи походили на тоненькие сверкающие лезвия.
Он заезжал на работу. Приятно было встретиться с коллегами, они его вторая семья. Скоро он вернется к ним и тогда обо всем забудет.
Эрик посмотрел на цветочные горшки, выстроившиеся в ряд на лестнице и подоконниках. Цветы засыхали, и он подумал, что надо бы ими заняться. А то не успеешь оглянуться — и они станут хрупкими от мороза, а горшки полопаются.
По дороге домой Эрик заезжал в магазин и сейчас с полными сумками в руках локтем пытался открыть дверь.
— Мильдред! — позвал он, войдя в прихожую.
И остановился, вслушиваясь в тишину. Двести восемьдесят квадратных метров тишины. Вселенная замерла, и дом походил на космический корабль, несущийся в ее холодном пространстве. Эрик слышал, как скрипит земной шар, поворачиваясь вокруг своей оси. Зачем он позвал ее?
Когда Мильдред была жива, Эрик всегда знал, дома она или нет, стоило ему только переступить порог дома. В этом нет ничего удивительного, полагал он: грудные дети ощущают присутствие матери, даже если она находится в другой комнате. Он не утратил этой способности, даже став взрослым. Это неподконтрольно сознанию, что-то вроде интуиции или шестого чувства.
И теперь ему иногда казалось, что Мильдред находится где-то рядом, в соседней комнате.
Эрик поставил сумки на пол, и его окружила тишина.
«Мильдред», — мысленно позвал он.
В этот момент раздался звонок в дверь.
Это оказалась женщина в длинном плаще, облегающем фигуру, и сапогах на высоких каблуках. Он сразу понял, что она не местная. Появись она здесь в одном нижнем белье, она смотрелась бы не более странно. Женщина сняла перчатку с правой руки и поздоровалась. Ее звали Ребекка Мартинссон.
— Входите, — пригласил Эрик, пригладив рукой волосы и бороду.
— Спасибо, это лишнее. Я только…
— Входите, — повторил он и пошел вперед.
Он попросил Ребекку не снимать обувь и пригласил сесть на кухне. Эрик поддерживал здесь порядок, продолжал готовить и убираться, как и при жизни Мильдред. Вот только не решался тронуть ее вещи. Ее красный свитер по-прежнему лежал на кухонном диване, почта и бумаги были разбросаны на письменном столе.
— Ну? — ласково обратился он к гостье.
Он научился быть приветливым и доброжелательным с женщинами. Скольких повидал он за этим самым столом! Многие держали на коленях малышей, или их дети стояли рядом, вцепившись в мамин рукав. Одни бежали от мужей, другие от самих себя, не в силах вынести одиночество в какой-нибудь однокомнатной квартире в поселке Ломболо. Такие выходили на мороз и курили сигарету за сигаретой.
— Я здесь по поручению работодателя вашей жены, — начала Ребекка Мартинссон.
Эрик Нильссон, собравшийся как будто сесть или предложить гостье чашечку кофе, так и застыл посреди комнаты. Он молчал, поэтому Ребекка продолжила:
— У меня к вам два дела. Во-первых, мне нужны ключи от сейфа Мильдред в консистории. Второе касается вашего переезда.
Эрик повернулся к окну. Ребекка спокойно объясняла ему, что дом священника — служебная жилплощадь и что церковь поможет ему найти новую квартиру и нанять грузчиков.
Он сжал губы и дышал тяжело, со свистом. Потом посмотрел на Ребекку с отвращением, и она наткнулась взглядом в стол.
— Какого черта? — наконец сказал он. — Почему сейчас, когда мне так плохо? Или это жене Стефана Викстрёма так не терпится? Ей давно не давало покоя, что у Мильдред такой большой дом.
— Я… я не знаю. Я…
Он ударил ладонью по столу.
— Я потерял все.
Эрик помахал в воздухе сжатым кулаком. Этот жест означал, по-видимому, что он собрал все свои силы, чтобы сохранить самообладание.
— Подождите, — сказал он гостье и исчез за дверью.
Ребекка слышала, как он поднимается по лестнице.
Спустя несколько минут Эрик появился снова и бросил перед ней на стол связку ключей, словно пакет с собачьим кормом.
— Все?
— Переезд, — напомнила Ребекка, глядя ему в глаза.
— Интересно, как чувствует себя человек, заявляющийся в чужой дом с подобным поручением, да еще в такой шикарной одежде? — спросил Эрик.
Она вскочила. Что-то изменилось в ее лице, словно какая-то тень пробежала. Эрик много раз видел такое здесь, в доме Мильдред, и понимал, что это значит: скрытую боль. Ответ он прочитал в ее глазах так же ясно, будто она произнесла его вслух: «Как шлюха».
Негнущимися пальцами Ребекка подобрала со стола перчатки. Она двигалась медленно, словно пересчитывала их. Одна, вторая… Потом взяла со стола ключи.
Эрик Нильссон тяжело вздохнул и провел ладонью по лицу.
— Простите, — сказал он. — Мильдред за такое отвесила бы мне подзатыльник. Какой сегодня день?
Не успела Ребекка ответить, как он продолжил:
— Дайте мне неделю. Потом меня здесь не будет.
Она кивнула. Провожая Ребекку до дверей, Эрик как будто все время хотел ей что-то сказать. Может, думал о том, стоит ли предлагать кофе, понимая, что ситуация для этого сложилась не совсем подходящая.
— Неделю! — крикнул он гостье в спину, словно это могло ее утешить.
Ребекка побрела через двор. Ее ноги, обутые в сапоги на каблуках, твердо ступали по земле, но ей казалось, что она ковыляет, как старуха.
«Я пустое место, — думала она. — У меня нет ни собственного мнения, ни воли. Я делаю то, о чем меня попросят. Конечно, ведь мои коллеги в бюро — единственное, что у меня осталось. Я убеждаю себя в том, что мне тяжело к ним возвращаться. На самом деле мне гораздо труднее без них. И я готова на все, почти на все, ради того, чтобы не потерять эту работу».
Ребекка посмотрела на прибитый к воротам почтовый ящик и тут заметила красный «форд эскорт», въезжающий во двор по гравийной дорожке.
Когда машина остановилась, Ребекка вздрогнула, словно по ее телу пробежал электрический разряд. Из автомобиля вышла инспектор криминальной полиции Анна-Мария Мелла. Они познакомились, когда Ребекка выступала в качестве адвоката Санны Страндгорд. Это Анна-Мария и ее коллега Свен-Эрик Стольнакке спасли ей жизнь той ночью.
Тогда Анна-Мария была беременна и походила на куб на ножках. Теперь она заметно постройнела, хотя оставалась такой же широкоплечей и крепкой на вид, несмотря на небольшой рост. На спине лежала все та же толстая коса. Белые ровные зубы были хорошо заметны на загорелом, немного вытянутом лице. Пони-полицейский.
— Здравствуйте! — приветствовала Ребекку Анна-Мария и замолчала, вопросительно глядя на нее.
— Я… — начала Ребекка, собираясь с мыслями. — Я встречалась с местными священниками в качестве представителя нашего бюро… и вот возникло одно дело… и поскольку я все равно оказалась здесь…
Она оборвала предложение и кивнула в сторону дома.
— Это имеет какое-нибудь отношение… — попыталась спросить Анна-Мария.
Но Ребекка перебила ее.
— Нет, я даже ничего не знала об этом… А кто родился? — Ребекка смущенно улыбнулась.
— Мальчик. Не успела я выйти из декретного отпуска, как меня привлекли к работе.
Ребекка кивнула, а потом посмотрела в безоблачное небо. Связка ключей оттягивала карман.
«Что со мной? — спрашивала себя Ребекка. — Я не больна. Я совершенно здорова. Только голова немного не в порядке и делать ничего не хочется. И говорить тоже. Мне нечего ей сказать».
— Все-таки странная штука — жизнь, — продолжала Анна-Мария. — Сначала Виктор Страндгорд, потом Мильдред Нильссон.
Ребекка снова кивнула, и Анна-Мария улыбнулась. Казалось, молчание Ребекки до сих пор не было ей в тягость, но сейчас она ждала ответа.
— Что вы обо всем этом думаете? — наконец выдавила из себя Ребекка. — Может, какой-нибудь псих, собиравший вырезки из газет со статьями об убийстве Виктора, сам решил наконец сделать что-нибудь в этом духе?
— Не исключено.
Анна-Мария смотрела на сосну. Ей послышался шорох, вероятно, где-то на дереве прыгала белка. Однако зверька нигде не было видно. Он мог спрятаться по другую сторону ствола или в кроне и теперь щелкал там шишками и шелестел ветками.
Вполне возможно, что какого-нибудь психа вдохновило убийство Виктора Страндгорда. Но преступник и Мильдред как будто знали друг друга. Он правильно рассчитал время, когда у нее закончится служба и она выйдет на берег к своей лодке. И она не сопротивлялась. Но зачем он повесил ее? Совсем как в Средние века, когда головы казненных насаживали на колья, чтоб другим неповадно было.
