Никита Филатов - Прощальный поклон капитана Виноградова (сборник)
Кожин слушал молча, и Виноградову это нравилось. Он почувствовал – возвращается уже полузабытый, терпкий вкус оперативной работы.
– Но есть и второй вариант. Более распространенный… Ведь в конечном итоге весь наш уголовный процесс – это сделка. Ты мне – расклад на себя, я тебе – подписку о невыезде вместо ареста. Ты мне своих подельников, я тебе – хорошую камеру и лишнюю передачку от жены. Ты мне пару новых эпизодов, а я в ответ – приговорчик по минимуму, «ниже низшего»… А?
– Ну, мы же не в ментовке…
– То-то! – поднял вверх указательный палец Владимир Александрович. – То-то и оно! С одной стороны – кайф: ну помучаюсь с тобой час, потом уйду домой… Скажу – не раскололся, извините. Занимайтесь сами! Обидно, конечно, удар по престижу, но… В конце концов, мне Виктор за это деньги не платит! Правда ведь?
Кожин непроизвольно кивнул.
– Пра-авда… Так что выговор мне не объявят и звездочку не снимут. И разбирайся ты сам с корзуновскими дебилами – как хочешь!
– В смысле?
– А в смысле – это меня не касается! Корзун начальник безопасности, пусть работает. Как умеет…
– Это же животные, Виноградов! Скоты!
– Странно… – пожал плечами Владимир Александрович. – Я тут краем уха слышал, в апреле, когда надо было долги получать с «Интербензина», – они вас вполне устраивали. И, говорят, вы особо смаковали тот визит домой к москвичу… Помнишь, Боря, ты еще смеялся, что он не мог полчаса пиджак правильно застегнуть от страха… Ась?
– Виногра-адов!
– Что – Виноградов? Что? Вы сами всю эту сволочь выкормили. Разве не так? Вот и расхлебывай! А я только рад буду. Потом посажу их, собственноручно… после того как твой труп найдем.
– Володя, я не понимаю…
– Поймешь, когда паяльник в заднице зашкворчит, – равнодушно отмахнулся Владимир Александрович. По множеству неуловимых и необъяснимых признаков он понял: все, дело сделано. Клиент созрел. – Шутка!
Кожин неуверенно засмеялся:
– Нет, но послушай…
– Пошел ты! Я ж самым умным тебя считал, после Виктора… Самым интеллигентным среди всех этих торгашей… Сколько раз цапался то с Зайченко, то с этим райкомовцем «из бывших»! Кожин, говорил я им, Кожин! Только на нем, я говорил, фирма держится, и нечего копать под парня… Знаешь, сколько раз они меня пытались на тебя натравить?
– Знаю! – мстительно прошипел Борис Иванович. – Они же сами, сволочи…
– А ты мне прямо в душу насрал… – На глазах у бывшего лучшего опера Управления заблестели почти настоящие слезы. – Эх, Боря!
– Но Володя… Но послушай!
– Вот что. Хватит! Поступим так… Я расскажу тебе, как все было. Если что – подправишь. Потом будем думать, как из этого дерьма вылезти… Но гляди, блин! Чтоб только трое – я, ты и Маренич, понял? Шеф сам приказал – чтобы без всех этих Орловых, Денисов… Вы что с ним – давно? Друзья?
– Да я с Виктором… Эх! – ухватился за соломинку Кожин. – Я с Виктором! Он же помнит! Э-эх…
– Ну, моли Бога за шефа. Я бы на его месте… – уже спокойно и назидательно покачал головой Виноградов. – Впрочем, хозяин – барин, его деньги – ему и решать.
– Да уж тут такое дело… – самодовольно усмехнулся Кожин.
– Все вернешь?
– Верну!
– Все семь тысяч?
– Какие… Какие семь тысяч? – расслабившийся было коммерсант опешил и потянулся к корзине с бумажными обрывками. – Почему семь?..
– Да забудь ты об этом дерьме. – Виноградов небрежно сплюнул на остатки кожинских отчетов. – И не делай из меня дурака, хорошо?
– Володя, ты что – сейф имеешь в виду? Но я тебе клянусь…
– Чем клянешься?
– Да чем хочешь? Христом-Богом, детьми своими! Маминым здоровьем!
И с этой секунды он перестал существовать для Виноградова – есть поступки и слова, которые он никогда не простил бы самому себе, а не только другим.
– Слушай меня внимательно, падла. Сейчас я расскажу тебе, как все было. Точнее – как это будет доложено шефу… Он не станет просить доказательств, признаний… Если не сумеешь перед ним оправдаться – твои проблемы… Да, войдите!
В дверях нарисовался самый мерзкий из всех охранников – Слава, семипудовый коротко стриженный дзюдоист с остатками ушей на приплюснутом черепе:
– Ты скоро с ним?
– Не ты, а вы! – тихо прорычал Виноградов, с трудом сдерживая довольную усмешку: на часах было уже без пятнадцати, Слава появился точно по сценарию и роль свою, простую, хотя и со словами, исполнил вполне прилично. – Выйдите вон!
– Могу и выйти… – равнодушно пожал плечами охранник. Переступил с ноги на ногу и добавил: – Корзун велел. Когда закончите лясы точить, его – к нам. Тут есть желающие с пациентом… хе!.. побеседовать…
– Ничего, подождете! – бросил в закрывшуюся дверь Виноградов и наклонился к Борису Ивановичу: сейчас главное было не упустить момента. Для таких слизняков вполне годились старые как мир, шаблонные приемы. – Успокойся, Боря… Успокойся. Пока я здесь – все будет хорошо…
– Знаешь, такой стишок есть… – Кожин говорил отчетливо, хотя и почти не открывая рта. – «У попа была собака, он ее любил… Она съела кусок мяса, он ее…» Так вот… Один умный писатель сказал, что в этой поганой жизни можно быть только попом. Или собакой. Или куском мяса… Четвертого не дано. Господи, в каком же я дерьме!
Чувствовалось, что Борису Ивановичу страшно, больно и очень жаль себя – такого умного, тонкого и несчастного человека, попавшего в беду. Капитан прекрасно понимал Кожина: не так уж давно, посаженный в камеру Большого дома, он сам прошел через нечто подобное… и чуть было не купился, да честно говоря, купился – потом долго и трудно выпутывался из расставленной тем опером ловушки… Ладно, дело прошлое!
– Боря… Виктор не верит, что ты был в этом деле главным. И я с ним согласен… Это твой шанс, Боря!
– Дай мне поговорить с шефом, а?
– Дам. Конечно. Как только ты скажешь, куда вы его дели…
– Кого дели?
– Падла, тварь негодная! – Виноградов навис над Кожиным и заорал, брызжа слюной и почти касаясь его оплывшего лица. – Если с Мареничем что-нибудь сделали, я тебя, гадина, лично в куски порву! Понял? Ты у меня к бандитам в руки сам попросишься! Понял?
– Володя! Володенька… Я не понимаю! – Коммерсант плакал, боясь поднять руки к дрожащим мокрым губам. – Я не знал!
– Знал, сволочь! Все знал! Хочешь, я тебе скажу, как было? Хочешь? – Не ожидая ответа, Владимир Александрович встал и прошелся по комнате. – Мы тебя вычислили – насчет сейфа… Это было не так уж сложно, дело техники! Ты про такую штуку слышал – «поле переговоров»? Нет? Элементарно! Любой звонок по радиотелефону фиксируется – номер абонента, продолжительность… А иначе как все эти «Дельтателекомы» и прочие штучки-дрючки оплачивать? Обычно раз в три месяца – счет… Да что тебе элементарные вещи объяснять! Догадался? Нет? – Это был самый рискованный момент допроса: Виноградов отчаянно блефовал, любая неверная интонация могла разрушить все, что удалось достичь. В одну сторону звонки действительно отслеживались элементарно – это если звонили с радиотелефона. А вот если кто-то вызывал абонента «Дельты»… Оставалось надеяться, что Кожин уже достаточно запуган и не слишком силен в беспроводной связи. – Вижу – по-онял! Так-то… Ты ж мои контакты в «чека» знаешь? Зна-аешь! Я денег дал – совсем немного! – и ребята залезли в компьютер, сняли информацию… Проще простого: кто с кем сколько говорил во столько-то часов в таком-то районе, допустим, с такого-то телефона, принадлежащего фирме «Нефтегазойл». Нет! Конечно… Само содержание разговора никто не записывает – все-таки тайна корреспонденции, то-се… Видишь – я тебе даже не вру, хотя мог бы наплести… Дальше объяснять?
Кожин сидел уткнувшись лицом в скрещенные на столе руки. Это была не лучшая поза для диалога, но капитан продолжал:
– Я Виктора просил самому ничего не делать. Подождать… Он, бедняга, меня не послушался, видимо, не знаю уж как, когда, но все это тебе высказал. Может, на совесть твою понадеялся? А?
– Он мне ничего не говорил…
– Врешь! Я даже догадываюсь когда: в пятницу вечером, перед твоим отлетом на комбинат!
– Он мне ничего не говорил…
– Может быть. Может быть… Значит, ты сам догадался – ребята ведь в Уренгое жестоко опекали. Не так, как обычно? Да! Логично! Ты понял, что шеф если и не знает, то о чем-то догадывается, каким-то образом обманул охрану, дал сигнал своим дружкам в Питере… Сволочь! Где Виктор?
– Я не знаю… Он ничего не говорил…
Виноградов почувствовал, что коммерсант впадает в ступор. Это было лишнее.
– Жить хочешь?
– Они меня все равно убьют… Убьют…
– Точно. И знаешь когда?
Кожин поднял на Владимира Александровича глаза.
– Я тебе скажу… Они очень скоро тебя убьют. Может быть, даже сегодня. Почему? Элементарно! Ты сейчас для своих друзей опасен. И не нужен… Допустим, ты мне ничего не сказал. И даже допустим, что я охранникам-дебилам не дал тебя тронуть… Просто – отпустил! А? И где у них гарантия, что ты не сегодня, так завтра, послезавтра не заговоришь? Или допустим, что мальчик этот честолюбивый сам дурную инициативу проявит и без моего ведома тебя куда-нибудь в лесок вывезет… а там ты все скажешь, будь спокоен! А? То-то и оно… Поэтому я на месте твоих друзей тебя бы грохнул. Не откладывая.
