Александр Каневский - Елена прекрасная
— Да, с одним глазом не разгонишься, — подумал Пахомов. — А вообще, есть ли у него права?
— У меня один глаз видит за два, — как бы подслушав его мысли, произнес Нельсон. — Просто притормаживаю, погода портится, дождь будет.
— Ничего, успеем, — успокоил его Борис. Он почувствовал себя виноватым за то, что Нельсон ощутил его сомнение. — Вы правы, не стоит лихачить. — Он глянул вверх и увидел, что небесный луг потемнел, стал чёрным, как будто лунным серпом скосили все цветы-звёзды. — Сейчас хлынет ливень.
И в подтверждение его слов, небо мокрыми ладонями забарабанило по крыше машины.
Глава тридцатая
Пахомов незаметно осмотрел зал ожидания, затем вышел, пересёк привокзальную площадь, направляясь к своей машине. Там его поджидал Нельсон.
— Ну, как? — спросил он.
— Камеры стоят через каждые десять метров, просматривается весь зал, со всех сторон.
— Как с прослушкой?
— Сидят лучшие специалисты.
— Специалисты! — проворчал Нельсон. — Кепку купили на два размера больше, она мне на нос сползает, хорошо, что я не курносый, а то бы сползла до подбородка!
Несмотря на напряжённость, Пахомов рассмеялся.
— Потерпите полчаса, потом мы её моему шефу, полковнику Лукоперецу подарим — у него голова величиной в тыкву… — Снова став серьёзным, глянул на часы. — Осталось пятнадцать минут. Группа захвата готова, снаружи блокирует выходы. Пора и нам — вдруг клиент явится раньше. Идите, а я следом, минут через пять. Удачи нам!
— Удачи!
Нельсон прогуливался из конца в конец зала ожидания, левой рукой придерживая кепку, в правой сжимая мобильник. Прошло минут двадцать, тридцать, сорок — никто к нему не подошёл… Наконец, мобильник зазвонил, Нельсон торопливо поднёс его к уху, но это был Пахомов.
— Думаю, он уже не подойдёт. Иду к машине. Жду. Проанализируем.
Когда Нельсон добрался до машины, Пахомов уже сидел в ней.
— Как мыслите, в чём наша промашка? — спросил он.
Нельсон не успел ответить, его мобильник зазвонил и прозвучал хриплый голос Сантехника:
— Я здесь вчера вечером был, подсчитал, сколько камер наблюдения. А сейчас пришёл, проверил — их уже раза в три больше. Может, совпадение, а может и нет. Не понравилось мне это — ищите другого сантехника.
Он отключился.
— О, Чёрт! — выругался Нельсон. — Ребята не успеют засечь! Опытный, подлец!
Через минуту его мобильник снова зазвонил и продолжил:
— И не пытайтесь меня искать: за полчаса на метро я могу быть уже в другом конце Москвы. А могу и из поезда звонить: гляньте в расписание, за это время от Киевского вокзала отошли пять поездов и двенадцать электричек — меня трудно засечь. Пока!
И отключился.
— Всё! Потеряли! Снова заляжет на дно, минимум, на месяц! — Нельсон, не скрывая отчаянья, махнул рукой, закурил. — Теперь уже ищите его сами, я ведь в Питере все дела бросил, обязан вернуться…
Пахомов был не менее расстроен.
— Я вас понимаю, понимаю.
— Подведём итоги: задание оправдать Григория я вместе с вами выполнил. О том, что Сантехник сейчас в Москве и о его новой жертве, сообщу моему коллеге, который этим занимается — он с вами свяжется. А вам советую прощупать с другой стороны: Амиран заканчивал университет, и отец собирался забрать его на свою фирму. Может, он кого-то отодвигал, становился преградой для продвижения.
— Спасибо, займусь, я уже это наметил для дальнейшей разработки. — Пахомов улыбнулся. — Мне с вами было приятно работать.
— И мне тоже, — искренне заверил его Нельсон. — Давай перейдём на ты.
— Давай!
Они пожали друг другу руки. Нельсон глянул на часы.
— Надо хватать такси — в гостиницу и на вокзал, ещё успеваю на скоростной.
— Я тебя подвезу. Садись!
Они проезжали мимо того старого дома, где нищий играл на губной гармошке — сейчас его не было, стоял другой нищий, помоложе, играл на аккордеоне.
Пахомов был удивлён.
— А где же тот? За эти месяцы он стал для меня частью ландшафта. Прости, я на секунду!
Притормозил у тротуара, выскочил из машины, подошёл к аккордеонисту.
— Простите, что прерываю, у меня вопрос: тут до вас стоял другой музыкант, играл на губной гармошке — где он?
— Он мне это место продал, а сам более выгодное место купил, возле церкви: там больше подают.
— Спасибо за информацию!
Бросил в лежащую на асфальте кепку несколько монет и вернулся в машину. Поехали.
Нельсон, который слышал этот разговор, прокомментировал:
— Наши нищие становятся на ноги: помнишь, я рассказывал о нищем, который на вокзале мне стихи читал. Так вот, я его сегодня утром встретил в холле гостиницы: он зашёл выпить чашечку кофе. Приоделся, стал таким важным.
— Чего это вдруг?
— Его приняли в Союз Писателей.
— Он не уточнил, в какой Союз? Их ведь теперь много. И количество их с каждым годом увеличивается. Скоро у каждого писателя будет свой союз.
— Пора бы создать и Союз нищих.
— Это не сложно: надо всего лишь поменять название одного из Союзов писателей.
Из окна машины Нельсон любуется Москвой.
— Уезжать не хочется — Москва сегодня такая красивая!
— Да, — подтверждает Борис, — она у нас красавица… Кстати, помнишь какой сегодня день?
— Четверг.
— Вот! Особенно, после дождичка в четверг!
И, действительно, город похорошел. Шевелюры деревьев были вымыты и расчёсаны тугими струями ночного ливня. Эти же струи умыли стены зданий и тротуары. Удовлетворённое своей работой небо улыбалось довольной улыбкой. На груди у неба заслуженным орденом сверкало надраенное солнце.
— Мы прибыли.
Нельсон остановил машину. Они оба вышли.
— Счастливого пути!
— А тебе удачи!
Обнялись. Нельсон побежал к кассам, купил билет и помчался к своему поезду, который вот-вот должен отойти. У входа в свой вагон он вынул из кармана айфон и по скайпу вызвал Елену.
— Прости, что не довёл дело до конца, не нашёл убийцу, но…
Елена перебила.
— Ты сделал главное: помог снять подозрения с Григория. Теперь тебе ещё остаётся помирить меня с твоей мамой, — и, улыбнувшись, добавила, — понимаю, что это более трудная задача.!
— Да. Но я буду очень-очень стараться!
Она послала ему воздушный поцелуй.
— Удачи тебе в этом безнадёжном деле!
Глава тридцать первая
Елена тяжело переживала смерть Амирана, замкнулась, стала мрачной и необщительной, никуда не выходила и никого не приглашала к себе. Единственным, кому она разрешала приходить, был Григорий, который объединившись с Таисией Богдановной, пытался её растормошить, развеселить, вытянуть из дому, но пока это было безуспешно.
Наконец, им «повезло»: как-то вечером у Елены разболелся зуб, надо было срочно показаться стоматологу, и Григорий повёз её к своему отцу.
Отец Григория, Михаил Семёнович-Мишуня, как называли его друзья, толстенький, кругленький колобок, в отличие от одноимённого сказочного персонажа, не пытался удирать ни от бабушки с дедушкой, ни от зайца, волка и медведя, а наоборот, всех звал к себе, хлебосольно принимал, поэтому у него всегда был полон дом гостей.
Когда Григорий с Еленой приехали, за столом уже сидела весёлая компания. Михаил Семёнович радостно вскочил, поцеловал Елене руку, крикнул гостям «Знакомиться потом, потом!», увлёк её в свой кабинет, осмотрел рот и грустно произнёс:
— Леночка, я очень расстроен!
— Что-то серьёзное? — испуганно спросила Елена.
— Увы, да! — И разъяснил. — При ваших великолепных зубках вы ещё долго-долго не будете моей постоянной пациенткой… — Елена с облегчением улыбнулась. — … но будете моей постоянной гостьей!.. — продолжил он. — Согласны?
Продолжая улыбаться, Елена ответила:
— Согласна.
Колобок ей очень понравился.
Он быстро где-то смазал, где-то уколол, и боль исчезла.
— А теперь за стол, за стол!
Увлёк её в гостиную, усадил рядом с Григорием и стал знакомить с гостями. От сына он знал о состоянии Елены и о стремлении Григория её развлечь, поэтому рассказывал о каждом госте, да и о себе, самые смешные истории, не щадя никого.
Первым он представил Елене дядю Григория, своего старшего брата Антона, драматического артиста, коронной ролью которого всю жизнь был Владимир Ильич Ленин. Роль небольшая, вождь произносил одну единственную фразу: сообщал массовке, состоявшей из моряков и красноармейцев, что «Революция, о которой говорили большевики, свершилась!». Но дядя гордился ролью, много лет работал над этой фразой, оттачивая её. В праздники особенно нервничал, усиленно артикулировал. Однажды перестарался: его вставная челюсть выпала, и он случайно на неё наступил. И он, и зрители окаменели. Наступила мёртвая тишина. Положение спасла массовка: матросы и красноармейцы с криками «Ура!» подхватили вождя и унесли за кулисы. К счастью, дома у дяди Антона хранилась старая челюсть, запасная, с пожелтевшими зубами — это было спасение. За время антракта успели её привезти, вставили ему в рот, и второе действие начали с той же фразы. На сей раз дядя произносил её очень осторожно, разбив на отдельные слова и придерживая челюсть языком: «Революция… о которой… говорили… большевики… свершилась»…
