Наталья Лапикура - Исчезнувший поезд
– На уровне члена Политбюро – от острой сердечной недостаточности.
– Еще один маразм. Сердце как раз у него было крепкое. Иначе бы он от шоковой терапии загнулся еще по предыдущему месту лечения. Между прочим, не удивлюсь, если на самом деле он скончался еще тогда, когда меня с почестями спровадили в родное отделение, а сегодняшняя дата – такая же липа, как и моя подпись. Что у нас сегодня? Какое число? Первое? Ясно, тянули, чтобы показатель смертности за прошлый квартал не перекрыть.
– Аналогичный случай, доктор, был в Крыжополе. Там ночной сторож умер днем.
– А это к чему?
– А это к тому, что несколько лет назад в силу неизвестных мне причин показатель смертности по Киеву вдруг подскочил – и еще как! Без эпидемий, наводнений, землетрясений, авиакатастроф и бабьих наговоров. Правда, за авиакатастрофы ручаться не могу, они у нас засекречены.
От автора: Напомню, что в семидесятых годах в Советском Союзе действовал фактический тотальный запрет на любую информацию о количестве жертв авиационных катастроф. Сам факт гибели авиалайнеров с грехом пополам вынуждены были признавать, особенно, если на борту пребывали известные люди или катастрофу видело большое количество свидетелей. Но вот что касается точной цифры погибших, – такое не публиковалось.
Алексей Сирота:
Мой друг Борис, как настоящий врач, быстро взял себя в руки:
– Ты хочешь сказать, что «металлист» с улицы Лагерной в свое время исчез не в гордом одиночестве?
– Похоже на то. Его беда состояла в том, что только он один и вернулся. Именно это, как мне кажется, стало причиной его повторной смерти.
– Полагаешь, его убили из идеологических соображений?
– То есть?
– Научный коммунизм отрицает воскрешение из мертвых. А он взял – и воскрес. Дурило!
– Я знаю только одно: что я ничего не знаю.
– Сам придумал?
– Нет, Сократ.
– Тогда на всякий случай перечитай его биографию. Возможно, подскажет, что делать, чтобы закончить жизнь не так, как он.
– Спасибо, доктор, за добрые пожелания. Особенно, если учесть, что эту свинью в виде ударника коммунистического труда, члена партии и образцового отца двух детей подложил мне именно ты. «Сел в метро, задремал, услышал, выскочил…» А вокруг приволжские степи и станция «Максим Горький». А вдоль дороги санитары с носилками стоят. И тишина… А кстати, о санитарах с носилками. Там у твоего Лема нигде не сказано, почему нас, ментов, легавыми дразнят?
– Попадалось, только не у Лема. Где-то читал, что лет сто назад в русской полиции был немецкий консультант по фамилии Стиблер, что по-нашему значит – собака легавой породы. Наверное, кто-то из блатных докопался – вот оно и пошло. А кстати, нас они как дразнят?
– Спецами по пятому номеру.
– Тоже красиво… Так что же будем делать?
– Уважаемый доктор, на этот вопрос не сподобились дать ответ ни Н. Г. Чернышевский, ни его пламенный обожатель В. И. Ульянов, а ты требуешь, чтобы это сделал скромный советский милиционер. Пусть даже и с высшим философским образованием. Что делать, говоришь? Тебе – читать Станислава Лема в оригинале. А мне – хорошенько посматривать по сторонам.
А мысленно я добавил: и не спешить ломиться в любую дверь, даже если на ней написано: «Вход». И, прежде всего, минным полем для меня стали отныне паспортные отделы. Скажу тебе, любопытнейшая служба! Официально вроде бы входит в состав нашего министерства. А попробуй туда только сунуться – и сразу кое-что поймешь. Если ты, конечно, не слепой.
Даже полковники с улицы Богомольца не имеют привычки смотреть на простых людей с такого высока, как это позволяют себе соплячки-регистраторши из паспортных столов. Еще бы! Ведь их услугами пользуется не только милиция… официально. А куда от них неофициальная информация поступает – лучше над этим не задумываться.
Во всяком случае, я умолял судьбу, чтобы наша паспортная начальница забыла о том, что я вообще к ней на днях заявлялся. В крайнем случае, можно будет сослаться на недобросовестного информатора. Но идти туда во второй раз – себе дороже. Что остается? Место работы. Можно попытаться прогуляться на тот секретный завод, в котором есть совершенно несекретный (до определенных границ) отдел кадров, и сочинить там сказочку о каком-то однофамильце, который якобы разыскивает своего брата, потерявшегося в тяжелые годы Великой Отечественной войны. Незамысловато, но правдоподобно. Тем более, что телевидение накануне крутило старый «переживательный» фильм с актером Санаевым в роли пожилого майора милиции, который нашел молоденькому солдатику потерянных родителей. Кино как раз того сорта, что вызывает потоки слез умиления у старых дев, кадровичек и заводской лимиты.
Хотя адрес секретного объекта, на котором работал мой ударник, ни в одном справочнике не значился, как минимум половина Киева знала, где он находится. А каждый третий, наверняка, догадывался, что там не «друшляки» штампуют. Оборонный объект удачно замаскировался в тихом переулке метрах в четырехстах от Брест-Литовского проспекта. Отдел кадров и общественные организации расположились со всеми удобствами в трехэтажном домике напротив проходной, поэтому проблема пропуска сразу отпала.
Я показал суровой недокрашенной даме свое удостоверение и произнес, стараясь имитировать интонации актера Санаева:
– Убедительно прошу…
Мадам даже не заглядывала в картотеки или шкафы с личными делами:
– К сожалению, ничем не могу помочь. Был у нас такой. Возможно, и родственник. Но вы опоздали, потому что он пять лет, как умер. По непроверенной информации – семья поменяла место жительства, поэтому разыскивайте по своим каналам.
– А эта непроверенная информация откуда?
– От наших пенсионеров. Источник, как вы понимаете, ненадежный.
Ну что ж, и здесь мимо денег. А вот на «неофициальный источник ненадежной информации» – двух бабулек из дома на Лагерной – я наткнулся через пару минут в коридоре. Довольные ветеранши волокли вместительные авоськи с кульками, пакетами и баночками, как я догадался – пайками к очередному празднику. Вот тут я и понял причину скепсиса недокрашенной дамы: судя по всему, ей профсоюзные дары в этот раз не обломились.
Бабульки меня сразу узнали и радостно зачирикали:
– Ой, молодой человек, здравствуйте! Если вам вчера легонько икалось, так это мы вас вспоминали!
– Не иначе, кандидатку в невесты подыскали! – пошутил я.
– А вы не женаты? – первая бабулька сначала осторожно поставила на пол авоську, а затем картинно всплеснула руками. – Так это не проблема, в нашем доме такие девочки славненькие! И хорошенькие, и воспитанные, и хозяюшки… любую выбирайте.
– Да мы не потому о вас говорили, – перебила вторая. – Помните, мы вам рассказывали, что семье нашего соседа, того, который сначала заболел, а потом помер, повезло, потому что их расселили в хорошие квартиры. Так вот я подумала, что не очень-то им и повезло. Ведь отца ихнего в Москву хотели забрать как специалиста, а он взял – и заболел!
– В Москву?
– Именно! Я припомнила: запрос приходил из Москвы, для какого-то союзного министерства. Характеристика требовалась и еще целая куча бумаг, а он к этому времени уже в больнице лежал. Нет, документы мы, конечно, отослали, потому что запрос – это запрос, да и человек он был хороший. Но… не судьба.
– Так запрос пришел до болезни или уже потом?
– Я вам говорю – и недели не прошло, как его где-то с дороги «скорая» забрала. Жена с ног сбилась, по всем больницам искала, потому как домой не пришел.
– И как, нашла?
– Да нет, ей позвонили, но уже потом. У него же, пока карету ждали, кто-то документы спер. Так не сразу и определили, кто он да что он… Пока сам в сознание не пришел. Уж как не судьба, так не судьба…
Я проводил бабушек до станции метро «Политехническая», уже попрощался, но одну из них вдруг осенило:
– Молодой человек, так как же? Мы ведь о чем говорили! Зашли бы в гости, мы бы вас с девочками познакомили.
Я торжественно пообещал как-нибудь выбраться на смотрины, поскольку дело это серьезное и спешки не терпит. Снова распрощался и отправился переваривать услышанную «непроверенную информацию».
Назавтра с самого утра я засек за собой хвост.
4
Так вот, назавтра с самого утра я почуял, что разжился персональным сопровождением. Вдобавок «вел» меня не какой-то там блатной кодляк с намерением прихватить без свидетелей и отметелить, а профессионалы. Поскольку моя фамилия не значилась в маленьком государственном реестре лиц, подлежащих охране, то радости я почему-то не испытал. Хотя бы потому, что не был уверен, с какого именно момента за мной следят.
Почему я вместо Управы поехал на Берковцы – логикой необъяснимо. Возможно, все та же треклятая интуиция подсказала, что нежелательного покойника лучше всего прятать именно на таком огромном комбинате смерти, как Берковецкое кладбище.
