Леонид Словин - Транспортный вариант
— Что покажет расследование?
Она подхватила с облегчением:
— Именно! Я смогу?
— Можно позвонить. Вот мои координаты.
«Испуг, — подумал Денисов, спускаясь по лестнице. — И он определенно связан с Белогорловой. Но что за причина?»
В подъезде Денисов достал из блокнота обрывок письма, который оказался в книге.
«…Солнечные лучи пронизывали морозное окно троллейбуса, и на многоэтажные дома, которые мы проезжали, падала увеличенная многократно темная прямоугольная тень троллейбусного окна с круглым глазком, что я отогрел, чтобы наблюдать за улицей…»
В записке и дальше не оказалось ничего важного, но Денисов заставил себя внимательно прочитать до конца.
«Представляешь? Я стал свидетелем поразительного светового эффекта.
Гигантский прямоугольник и огромный, величиной в добрые два этажа, шар плыли по стенам домов. Второй раз я приехал сюда, чтобы убедиться.
Мы остановились у луча. И шар застыл на необычном полукруге окна над аркой. Я смотрел как на знамение, которое не в силах разгадать. Чем грозило нам темное окно, этот огромный шар или глаз?»
На другой стороне листа автор в той же манере описывал конец того же дня:
«…Метро закрывалось. Одна из окованных металлом дверей внизу, в вестибюле, со страшной силой металась из стороны в сторону. И это при полнейшем безлюдье!
И только одна. Какой невидимый воздушный поток действовал на нее?
Чем-то она напоминала меня. В тот день, придя домой, я перелистал записи за прошлый год. Ничего! Абсолютно ничего не предвещало, что жизнь моя круто вдруг переменится…»
На этом письмо обрывалось.
Оно показалось Денисову странным: самоотчет? Попытка самооправдания, исповедь? Писавший ни о чем не просил и не жаловался, однако тон письма был растерянный.
Пока Денисов читал, какая-то женщина с сумками вошла в подъезд, неловко замешкалась у запирающего устройства дверей, взглянула на Денисова: ей не хотелось набирать код при постороннем.
Денисов догадался, освободил женщину от ее страхов: снова спрятал письмо в блокнот, вышел на улицу.
«Автор играл какую-то роль в жизни библиотекарши», — подумал он.
К остановке подходил автобус, Денисов ускорил шаг.
Людей в автобусе было мало, он сел сбоку, напротив кабины, машинально отметив светлое мальчишеское лицо и пеструю сорочку под курткой водителя.
Здесь Денисов снова достал блокнот с письмом и принялся за общие и частные признаки почерка — выработанность, соотношения элементов букв и интервалов, направления движения. Работа его продвигалась: связанность букв, скорописные упрощения, острые окончания штрихов свидетельствовали о быстром темпе письма и в конечном счете о выработанности почерка.
Автобус стоял уже несколько минут, пассажиры за спиной Денисова начали перешептываться, ему пришлось оставить блокнот. Водитель не шевелился, глядя перед собой в стекло. Денисов выглянул в окно: они стояли под окнами общежития. Он увидел, как хлопнула дверь. Молодая женщина вбежала в автобус, подошла к кабине. Мотор сразу заработал.
Денисов снова взглянул на письмо. Он был уверен, что правильно определил адресанта. Так же размашисто-неразборчиво были переписаны строчки Андрея Вознесенского, которые он нашел в библиотеке, в ящике стола Белогорловой: «…прошлой любви не гоните, вы с ней поступите гуманно…»
К Нижним Воротам Денисов попал в конце дня.
У пансионата стоял уже известный инспектору автобус, в котором сотрудников отвозили к метро «Измайловская». Автобус был пуст, квадратные часы на центральном здании, которые Денисов не заметил, впервые приехав сюда, показывали без четверти пять.
Огромный парк вокруг, отдаляясь, переходил в обычный, не очень ухоженный подмосковный лес, повсюду, словно бинты, мелькала белоснежная береста берез.
«Любопытно, как все это выглядит летом…» — подумал Денисов.
В вестибюле он не нашел никаких изменений. Только объявление об экскурсии, которое он видел третьего дня, сменила афиша популярного вокально-инструментального ансамбля.
Неподалеку, за лифтом, слышался стук бильярдных шаров. В зимнем саду, рядом с южными широколистными растениями, фотографировались на память отдыхающие, а в кресле рядом с приспособлением для механической чистки обуви дремал очередной вахтер-пенсионер.
«Регистратура должна быть где-то здесь, — подумал Денисов, — неподалеку от вестибюля». Ему не хотелось расспросами привлекать к себе внимание.
Она действительно оказалась поблизости, рядом с кабинетом директора, и первое, что Денисов заметил, войдя, был телефонный аппарат, стоявший на тумбочке впереди. Его можно было видеть еще из коридора.
Дверь напротив вела в директорский кабинет.
В регистратуре никого не было. Денисов подошел к столу, с фотографии под стеклом смотрела очередная партия отдыхающих, запечатленных пансионатским фотографом.
Дежурная — не Кучинская, суровая на вид дама средних лет, в очках, вышла из кабинета, строго взглянула на Денисова. Она хотела что-то сказать, но ее отвлекла появившаяся из бокового коридора горничная.
Телефонный аппарат в это время негромко звякнул. В кабинете сняли трубку. Звонок был приглушен.
«Версию о том, что Белогорлова, случайно проходя по коридору, — подумал Денисов, — услышала звонок и подошла, следует признать несостоятельной».
Денисов постучал в кабинет. Гилим был один, разговаривал по телефону.
Он сразу узнал инспектора, прижимая трубку плечом, вскочил, обеими руками показал на диван.
«Все утверждают, что библиотекарше позвонили, — Денисов продолжал развивать ту же мысль, — но никто не приглашал ее к телефону. Несомненно, она знала, что ей будут звонить, и поэтому спешила, подбирая Гилиму книги».
Директор наконец кончил разговор, он шел о каком-то трудовом конфликте, оживился:
— Очень рад. Чем можем служить?
— Тот вечер, когда вы встретили Белогорлову на стоянке такси… сказал Денисов. — Помните?
— У метро «Варшавская».
— Вы сказали, что на стоянке стояли люди.
Гилим уточнил:
— У машины. Мужчина с собакой, две женщины, — он боялся даже на гран отступить от фактов. — Я уже говорил: женщины в одинаковых шубах.
— Синтетических?
— Да. В полоску… В таких многие ходят.
— Что можно сказать о мужчине?
Гилим пожал плечами, поднял руку к бровям!
— Я думал о такси, о Белогорловой. По правде сказать, не обратил на него внимания.
Денисов в своих вопросах был последователен.
— А что за собака? — любая деталь могла оказаться не только нужной, но и единственной в своем роде; при расследовании улики редко дублируют друг друга.
— Собака? — Гилим улыбнулся. — Курчавый пёс. Рыжий с черным.
— Крупный?
Гилим показал рукой на уровне стола:
— Стриженый. С прямоугольной мордой.
Денисов узнал по описанию эрдельтерьера,
— А женщин при встрече вы опознаете?
— Что вы! — Гилим покачал головой.
Денисов попросил чистой бумаги.
— Покажите схематически, кто где стоял?
— Тут женщины, — Гилим изобразил каждую аккуратной пиктограммой — в виде двух соединявшихся вершинами треугольников, поставленных один на другой, маленьких вверху и побольше внизу. — А здесь такси.
Вот мы с женой. А это мужчина с собакой. — И тут же, предупредив следующий вопрос Денисова, директор сказал: — А книги из библиотеки так и не нашлись. Может, кто-то искал именно эти тома?
Денисов считал, что кража могла быть для отвода глаз. Но если бы книги нашлись в пансионате, это значило бы, что и виновного надо, искать среди тех, кто в нем проживал либо работал.
— Такая история… — Денисов, как мог коротко, доложил Бахметьеву собранные им предварительные сведения. Подвел итог: — Пока ничего определенного.
В кабинете против обыкновения было тихо, никто не звонил, не рвался в дверь. Даже за круглым окном, у транзитных пассажиров, было тоже спокойно.
Бахметьев проглядывал принесенный из машбюро документ, ждал звонка.
Денисову было видно: отдел докладывал транспортному управлению о преступниках-рецидивистах, значившихся в розыске Бухары и так лихо задержанных в пригородном электропоезде.
«У моей истории, — Денисов имел в виду несчастный случай с библиотекаршей, — судьба куда скромнее».
— Я решил подключить тебя к следователю, — сказал вдруг Бахметьев, отрываясь от документа, — возбудить уголовное дело.
Денисов кивнул: появление следователя значительно облегчало работу.
Однако решение Бахметьева можно было рассматривать и как скрытую критику в его адрес: время шло, розыск по горячим следам, который он вел, не давал никаких результатов.
— Оставим все до понедельника, — Бахметьев словно предоставлял ему два — дополнительных дня, чтобы наверстать упущенное. — Сейчас в следственном отделении ни одного свободного следователя.
