Эд Макбейн - Убийство в запертой комнате
Хоуз начал пятиться к стене. Он не смел поднять руку, так как Вирджиния Додж краем глаза глядела в его сторону. Потом она повернулась немного и оказалась к нему спиной. Хоуз тотчас же поднял руку.
— Кто это? — спросил Бернс.
— Сэм Гроссман из лаборатории. Кто еще, черт возьми, это может быть!
Терморегулятор кондиционера был прикреплен на стене. Хоуз улучил момент и поставил регулятор на максимум.
В тихий октябрьский денек прибор на стенке обещал в скором времени lогнать температуру в дежурной комнате до сорока градусов.
Глава 9
Сэм Гроссман был детективом, лейтенантом и очень дотошным человеком. Менее дотошный человек, будь он заведующим лабораторией криминалистики, отложил бы скорее всего звонок до утра. В конце концов, уже было без трех минут шесть, и Сэма ждали дома к ужину. Но Сэм Гроссман верил в борьбу с преступностью и уповал на криминалистику. Он был убежден, что одно без другого невозможно. Сэм никогда не упускал случая напомнить своим коллегам-полицейским, которые занимались оперативной работой, что детективы просто обязаны как можно чаще прибегать к помощи криминалистики.
— Судебный медэксперт осмотрел труп, Пит, — послышался его голос в телефонной трубке.
— Какой труп?
— Того старика, Джефферсона Скотта.
— А, понятно.
— Дело расследует Карелла? — спросил Гроссман.
— Да.
Бернс бросил взгляд на Вирджинию Додж. Услышав имя Кареллы, она выпрямилась на стуле. Теперь она внимательно прислушивалась к разговору.
— Карелла славный парень, — говорил Сэм Гроссман. — Он сейчас у Скоттов?
— Точно не знаю, — отвечал Бернс. — Может быть, там. А в чем дело?
— Если он там, неплохо было бы поскорей с ним связаться.
— Зачем, Сэм?
— Наш медэксперт констатировал смерть от удушья. Ты знаком с делом, Пит?
— Я читал отчет Кареллы.
— Ну так вот, старика нашли повешенным. Однако шейные позвонки не сломаны. Очень смахивает на самоубийство. Помнишь дело Эрнандеса? Там тоже все выглядело как самоубийство — повесился, мол, и все тут. А на самом деле Эрнандес погиб от передозировки героина.
— Помню.
— Тут, конечно, не совсем тот случай. Этот человек и впрямь умер от удушья.
— Тогда в чем загвоздка?
— Веревка тут ни при чем. Он не вешался.
— А что же с ним произошло?
— Мы обсудили это с медэкспертом, прикидывали так и этак. Похоже, Пит, мы разобрались, что тут к чему. На горле покойника есть синяки, которые указывают на то, что сначала он был задушен руками, а потом уже ему на шею накинули веревку. Найдены, конечно, следы и от веревки, но почти все синяки и кровоподтеки оставлены руками. Мы пытались собрать отпечатки пальцев, но у нас ничего не вышло. Далеко не всегда удается взять отпечатки пальцев с кожи…
— Значит, ты думаешь, что Скотта убили?
— Я в этом уверен, — ответил Сэм Гроссман. — Помимо прочего, мы проверили и веревку. Опять же все очень напоминает дело Эрнандеса. Состояние волокон указывает на то, что старик, вопреки предположениям, не спрыгнул со стула. Его подвесили. Это убийство, Пит. На этот счет не может быть никаких сомнений.
— М-да. Огромное спасибо, Сэм.
— Дело вот в чем, Пит, — продолжал Гроссман. — Если Карелла все еще там, в доме Скоттов, было бы неплохо связаться с ним.
— Не знаю, там ли он сейчас, — сказал Бернс.
— Я говорю — если он там. И если он действительно у Скоттов, то где-то рядом с ним убийца. Душитель. А я очень люблю Кареллу.
Дэвид Скотт сидел, уронив руки на колени. Его крупные, тяжелые руки были покрыты вьющимися золотистыми волосами — точь-в-точь такого же цвета, что и коротко стриженная шевелюра. Он сидел спиной к окну, выходящему на реку. Там, вдалеке, буксиры тянули баржи, оглашая вечерний воздух протяжными гудками.
Было десять минут седьмого.
Перед Дэвидом Скоттом расположился в кресле детектив Карелла.
— У вас случались споры со стариком? — спрашивал Карелла.
— А что?
— Мне хотелось бы знать.
— Кристина уже кое-что рассказала мне о вас и ваших догадках, мистер Карелла.
— О моих догадках?
— Да. У нас с женой нет друг от друга секретов. Она передала мне некоторые ваши соображения, которые вы взяли за основу, расследуя случившееся. Мне они кажутся совершенно неприемлемыми.
— Крайне огорчительно это слышать, мистер Скотт. А предположение о самоубийстве кажется вам более приемлемым?
— Именно это я и имел в виду, мистер Карелла. И еще я хотел бы кое-что вам напомнить: мы из рода Скоттов. Мы не какие-то жалкие иммигрантишки из лачуг на Калвер-авеню. Повторяю, мы — Скотты! И я не обязан сидеть и выслушивать ваши сомнительные обвинения. В конце концов, у нашей семьи есть неплохие адвокаты, которые могут поставить на место зарвавшихся детективов. Если вы не возражаете, я хотел бы прямо сейчас пригласить одного из адвокатов, чтобы с его помощью…
— Сядьте, мистер Скотт, — рявкнул Карелла.
— Что вы себе…
— Сядьте и перестаньте ломать комедию. Если вам так хочется пригласить одного из ваших великих адвокатов, вы сможете сделать это в занюханном восемьдесят седьмом участке, куда я намерен препроводить вас, вашу жену, ваших братьев и всех прочих, кто находился в доме в то время, когда ваш отец якобы совершил самоубийство.
— Вы не имеете права…
— Имею и непременно им воспользуюсь, если вы сейчас же не сядете.
— Но я…
— Сядьте!
Дэвид Скотт сел.
— Так-то лучше. Я не утверждаю, будто ваш отец не повесился. Самоубийцы далеко не всегда оставляют записки, и вполне вероятно, что ваш отец покончил с собой. И все-таки, насколько я могу судить по тому, что узнал от Роджера…
— Роджер — всего-навсего слуга, который…
— Роджер рассказал мне, что ваш отец был веселым, жизнерадостным человеком. В последние недели он не казался подавленным, да и вообще он не был склонен к депрессии. Ваш отец был весьма состоятельным человеком, возглавлял крупную корпорацию и имел деловые интересы по меньшей мере в шестнадцати штатах. Он овдовел двенадцать лет назад, и вряд ли можно предположить, что его самоубийство вызвано кончиной любимой супруги. Короче, глава вашей семьи не производил впечатления человека, который собирается расстаться с жизнью. Вот почему мне и хотелось узнать ваше мнение: с чего бы такой человек вдруг решился на самоубийство?
— Понятия не имею. У отца не было привычки слишком со мной откровенничать.
— Вы с ним не разговаривали?
— Почему же, разговаривал. Но только не на личные темы. Отец был очень сдержанным человеком. Не из Тех, у кого душа нараспашку.
— Как вы к нему относились?
— Любил его, очень любил. Господи, это же был мой отец!
— Что с позиции современной психиатрии может оказаться поводом для совсем противоположных чувств.
— Вот уже три года я хожу на прием к психоаналитику, мистер Карелла. Я знаком с современными теориями и могу утверждать, что ничего похожего на ненависть к отцу не испытывал. И поверьте, к его смерти не имею никакого отношения.
— Да, но вы с ним ссорились?
— Изредка. Между отцами и сыновьями случаются небольшие стычки.
— Вы бывали в его берлоге?
— Да.
— Вчера днем вы там были?
— Нет.
— Ни разу?
— Даже не подходил к ней. Пока не обнаружилось, что дверь заперта.
— Кто это обнаружил?
— Алан. Он пошел наверх позвать старика, но тот не отвечал. Алан попытался открыть дверь и понял, что она заперта. Тогда он позвал остальных.
— Почему он решил, что дверь заперта?
— Она не отворялась. Ни на дюйм. Как еще можно понять, что дверь заперта? Каждый из нас по очереди пытался ее открыть, но ничего не получалось. Потом мы попробовали открыть ее все вместе, и опять ничего не вышло. Тогда нам стало ясно, что дверь заперта изнутри. И если вы намекаете — я бы сказал, намекаете с деликатностью парового катка, — что дело тут нечисто, то чем вы объясните то обстоятельство, что дверь была заперта изнутри? Разве кто-нибудь мог убить отца, выбраться из комнаты и после этого задвинуть внутренний засов? Это совершенно невозможно.
— Почему вы так считаете?
— Потому что дверь плотно прилегает к косяку. Между ней и косяком практически нет зазора, мистер Карелла.
— Вы, кажется, неплохо вникли в детали…
— Только после того, как выяснилось, что отец мертв. Не скрою, у меня есть кое-какие подозрения, что его могли убить. Поймите меня правильно, речь идет не о членах нашей семьи, а о каком-то постороннем лице. Но затем я понял, что убийство исключено. Дверь нельзя запереть снаружи. Ее можно запереть только изнутри, а в комнате не было никого, кроме отца. Следовательно, версия убийства несостоятельна.
— Мистер Скотт, — спросил Карелла, — в просвет между дверью и косяком может пройти прочная веревка?
