Луиза Пенни - Природа зверя
Гитара покоилась у него на коленях, готовая к действию. Но Ал просто сидел и смотрел на людей, пришедших проводить его сына. Он пребывал в оцепенении. Иви подошла к нему и помогла вернуться на скамью в первом ряду.
Погребение на кладбище над деревней Три Сосны прошло в узком кругу. Только Ивлин и Алан Лепаж, священник и люди из похоронной конторы.
В подвале церкви учителя Лорана, одноклассники и соседские дети вяло жевали еду, принесенную жителями деревни.
– Могу я поговорить с вами, patron? – спросил Жан Ги.
– Слушаю, – сказал Арман, когда они отошли в сторону.
– Мы перебрали все варианты. Нет ничего, что указывало бы на убийство.
Бовуар смотрел на этого крупного человека и пытался понять по его лицу, о чем он думает. Испытывает ли облегчение? Да. Но Бовуар увидел и кое-что еще.
– Все-таки вас что-то беспокоит, – сказал Жан Ги. – Я могу показать, что мы обнаружили.
– Нет нужды, – сказал Гамаш. – Merci. Я тебе благодарен.
– Но вы верите нашим выводам?
Гамаш задумчиво кивнул:
– Верю. – А потом, совершенно неожиданно для Жана Ги, улыбнулся. – Похоже, Лоран был здесь не единственным человеком, наделенным живым воображением. Способностью видеть то, чего нет.
– Так вы не будете подавать заявление о нашествии марсиан?
– Ну, теперь, когда ты об этом упомянул…
Гамаш кивком указал в сторону буфета, и Бовуар улыбнулся, заметив, что Рут наливает что-то из фляжки в свой картонный стаканчик с пуншем.
– Merci, Жан Ги. Я ценю то, что ты сделал.
– Благодаря Лакост. Она одобрила расследование, даже людей дала. Мальчик погиб в результате несчастного случая, patron. Он упал с велосипеда.
Гамаш снова кивнул. Они вернулись к остальным, по пути пройдя мимо Антуанетты и Брайана.
Брайан поздоровался, но Антуанетта отвернулась.
– Вижу, она все еще злится, – сказал Жан Ги.
– И все сильнее.
– Вы это о ком? – спросила Рейн-Мари, когда Арман и Жан Ги присоединились к ней.
– Об Антуанетте, – ответил Жан Ги.
– Она с такой ненавистью посмотрела на меня, – сказала Мирна.
– И на меня тоже, – подхватил Габри, подходя к ним с тарелкой яблочного пирога.
На тарелке Оливье громоздилась гора киноа, кинзы и яблочного салата.
– Пьеса плохо продвигается? – спросил Жан Ги.
– Когда люди узнали, кто автор, большинство актеров отказались участвовать, – пояснил Габри. – Я думаю, Антуанетта была искренно удивлена.
Мирна взглянула на Антуанетту и покачала головой:
– Она, кажется, действительно не понимает, чем могут быть обеспокоены люди.
– Значит, постановка отменяется? – спросил Жан Ги.
– Нет, – ответила Клара. – Вот что странно. Она не хочет отменять постановку. По-моему, теперь все роли исполняет Брайан. Она никак не хочет смириться с реальностью.
– Похоже, это всеобщее поветрие, – заметил Арман.
– Вы имеете в виду Лорана? – спросил Оливье. – Вот был парень, чье понимание реальности было расплывчатым.
– Помните, как он рассказывал о динозавре в пруду? – улыбаясь, спросил Габри.
– И почти убедил тебя, – сказал Оливье.
– А как он говорил, что три сосны разгуливают по деревенскому лугу? – напомнила Мирна.
– Они все время разгуливают, – заявила Рут, втискиваясь между Габри и Оливье.
– Накачавшись джина, – добавила Клара. – Забавно, как это действует.
– Кстати, никакого джина тут нет. Вероятно, кто-то все выпил. Принеси-ка еще, – велела Рут Мирне.
– Принеси свой…
– Тсс, мы же в церкви, – прервала Мирну Клара.
– Мы на похоронах ребенка, – сказал Оливье, обращаясь к Рут. – Здесь нет алкоголя.
– Если и есть повод для выпивки, то именно сейчас, – возразила Рут.
Она держала Розу так, как Ивлин Лепаж держала Лорана. Прижимая к груди. Защищая.
А потом прозвучали истинные надгробные слова Лорану Лепажу. Истории о его историях. О забавном парнишке с палкой, который причинял всем беспокойство. Создавал хаос, монстров, марсиан, пушки, бомбы и гуляющие деревья.
Таким был мальчик, которого они хоронили.
– Сколько раз мы смотрели на луг и видели там, как Лоран из своего «ружья» палил по инопланетянам, – сказала Клара, когда они вышли из церкви и направились по грунтовой дороге в деревню.
– Бросал сосновые шишки, как гранаты, – сказал Габри.
– Бам-бам-бам! – Оливье держал в руках воображаемый автомат и производил звуки, которые они не раз слышали от Лорана, отстреливающегося от врагов.
Клара швырнула воображаемую гранату:
– Шарррах!
– Он всегда был готов защищать деревню, – сказала Рейн-Мари.
– Верно, – подтвердил Оливье.
Гамашу вспомнились семена сосновой шишки, найденные в кармане Лорана. Мальчик был на задании – он защищал мир. Вооруженный до зубов. В момент смерти.
– Вообще-то, я думал, что его смерть не была несчастным случаем, – сказал Арман Мирне, когда остальные оторвались от них, уйдя вперед по деревенскому лугу. – Я считал, что это убийство.
Мирна остановилась и посмотрела на него:
– Правда? Почему?
Они сели на скамью в лучах вечернего солнца.
– Я всегда об этом думаю. Наверное, я так часто сталкивался с убийствами, что они мне видятся, даже когда их нет?
– Вы создаете монстров. Как и Лоран, – сказала Мирна.
– Да. Жан Ги считает, что часть меня хотела, чтобы это было убийство. Потому что мне стало скучно.
– Уверена, что он ничего такого не говорил.
– Не говорил. Но я воспринял это так.
– И как вы отвечаете на подобные подозрения?
– Полагаю, в его словах была доля правды. Не то чтобы мне стало скучно, и, уж конечно, убийство меня не забавляет. Оно вызывает у меня отвращение. Но…
– Продолжайте.
– На прошлой неделе приезжала Тереза Брюнель. Она предлагала мне должность суперинтенданта, курирующего отделы по расследованию убийств и тяжких преступлений.
Брови Мирны взлетели.
– И?..
– По правде говоря, я нигде не чувствовал такого душевного покоя, такой душевной гармонии, как здесь. Я не испытываю ни малейшей потребности возвращаться в полицию. Но я чувствую, что должен принять ее предложение.
Мирна рассмеялась:
– Как я вас понимаю! Когда я оставила свою психотерапевтическую практику, меня мучило чувство вины. Мы не из поколения наших родителей, Арман. Теперь у людей есть много возможностей. Перестав практиковать, я задала себе один вопрос: чего мне хочется на самом деле? Не для моих друзей. Не для моей семьи. Не для совершенно незнакомых мне людей. А для себя. Наконец-то. Наступил мой черед, мое время. А теперь – ваше, Арман. Ваше и Рейн-Мари. Чего вы хотите на самом деле?
Он услышал, как упала шишка, и с трудом удержался, чтобы не повернуться посмотреть, где там забавный мальчишка, кидающий «гранаты». Шарр-ррах.
Потом упала еще одна. И еще. Словно три громадные сосны стучали в землю. Просили принять Лорана. Того маленького волшебника, который заставлял их гулять.
Арман закрыл глаза, вдохнул запах свежескошенной травы, ощутил тепло солнечных лучей на лице.
«А чего я хочу?» – спросил он себя.
Ветерок донес до него первые слабые ноты знакомой мелодии. Из «Урожая» Нила Янга. Арман взглянул в сторону маленького кладбища на вершине холма. На фоне ясного голубого неба он увидел крупную фигуру человека с гитарой в руках.
И с холма донеслись слова: «…и столько еще впереди».
Глава седьмая
– Вот вы где, – сказал Оливье, усаживаясь вместе с Габри за столик Гамашей в бистро. – Мы вас искали.
– Ну, наверное, искали недолго, – заметила Рейн-Мари. – Где еще нам быть?
– Дома? – предположил Габри.
– Разве наш дом не здесь? – прошептал Гамаш на ухо Рейн-Мари.
– Да, конечно, mon beau[14]. – Она одобрительно похлопала мужа по колену.
Оба все еще носили траурную одежду: на Рейн-Мари было темно-синее платье, на Армане – темно-серый костюм, белая рубашка, галстук. Сшитые на заказ, классические.
Они еще не готовы были переодеться, словно снять траур означало отказаться от скорби и оставить Лорана в прошлом.
Оливье и Габри, вероятно, чувствовали то же самое. Они тоже носили траурную одежду и галстуки.
Оливье махнул одному из официантов, и вскоре на их столике появились два пива и вазочка со смесью орешков.
Габри и Оливье сидели, потягивая пиво, и поглядывали друг на друга – никто не хотел начинать первым.
– Так по какой причине вы нас искали? – спросил наконец Арман.
– Давай ты, – сказал Габри.
– Нет, ты, – ответил Оливье.
– Это же была твоя идея, – возразил Габри.
– Пожалуйста, пусть кто-нибудь из вас уже начнет, – взмолился Арман, переводя взгляд с одного на другого.
Он был не в настроении играть в «двадцать вопросов».
– Есть маленькая проблема, – сказал Оливье.
– Может, и говорить о ней не стоит, – перебил его Габри. – Просто у нас возник вопрос.
Гамаш широко раскрыл глаза, побуждая их к более конкретному разговору.
– Я говорю о палке, – сказал Оливье.
