Нина Дитинич - Тайна великого живописца
– Здравствуйте, – произнес он приятнейшим голосом. – Очень рад…
– Я тоже, – сердито пробормотала промокшая до нитки Маргарита. – Я хочу картину продать… старинную… Вот, – полезла она в карман за мобильником и показала антиквару фото. – Вот эту…
Взяв из рук Маргариты мобильник, мужчина впился глазами в экран.
– Так это же «Неизвестная» Крамского! – со священным ужасом воскликнул он.
– Она дорого стоит? – деловито поинтересовалась Маргарита, выхватив у него свой телефон.
– Безумно дорого, но картина находится в музее, по всей видимости, у вас копия, вероятно, очень неплохая.
Презрительно скривив губы, Маргарита высокомерно сказала:
– Не знаю, что там у вас висит в музее, но моя картина настоящая, это я точно знаю…
Изменившись в лице, антиквар прошептал:
– Если картина настоящая, значит, в музее ее подменили, а это уголовное дело, с вами, милая девушка, никто связываться не будет, потому что картину конфискуют и срок впаяют…
– И что мне делать? – растерялась Маргарита.
Антиквар посмотрел на нее, нехорошо улыбнулся и вкрадчиво произнес:
– Интересно было бы взглянуть на эту картину, неужели у вас подлинник? Могу к вам подъехать, а потом решим. Если вы говорите правду, у меня найдутся очень богатые любители живописи, особенно ценители Крамского…
– Вы хотите сказать, что можете помочь мне продать картину? – закусила губу Маргарита. Она смутно чувствовала какой-то подвох и даже опасность, но не понимала, чего стоит бояться.
– Об этом и речь, – словно сытый кот, сладко промурлыкал антиквар. – Я могу прямо сейчас отправиться с вами…
Почему-то от такого сладостного голоса у Маргариты по спине побежали мурашки.
– Спасибо, но сейчас это невозможно, бегу на работу, я к вам завтра зайду часов в двенадцать…
– Только вы мне вначале позвоните. Давайте, я ваш номер наберу, чтобы мой номер у вас остался, и вы завтра по нему мне звякнете…
Теперь Маргарита по-настоящему испугалась. Она попятилась назад и пробормотала:
– Извините, но я уже опаздываю, до завтра… – и бросилась к двери.
Выбежав на улицу, заскочила в автобус и, проехав две остановки, вышла.
И только когда добравшись до дома, она скинула мокрую одежду и забралась под горячий душ, только тогда у нее перестали стучать от озноба зубы. Маргарита вышла из ванной и, накинув халатик, включила чайник. Налив чай, она задумалась.
«Какой отвратительный тип этот антиквар, прилип как банный лист, за эту картину он бы убить меня мог, телефон мой хотел узнать…» Только сейчас до девушки дошло, что продавать антикварные картины настолько опасно. Может быть, тот, кто знал, что картина у нее, и убил Ингу вместо Маргариты, может быть, этот кто-то хотел завладеть картиной?
Чай остыл, Маргарита вновь включила чайник.
Ее вдруг потянуло позвонить Башлыкову, разозлить его, наговорить кучу гадостей, может, тогда его прорвет, и он проговорится, скажет ей правду. Но погода была такой отвратительной, что она тут же передумала, из дома выходить не хотелось, а звонить отсюда, зная коварный характер любовника, она не решилась.
К вечеру дождь закончился, тучи рассеялись и даже выглянуло солнышко. Радостная Маргарита оделась, проехала несколько станций метро, поднялась наверх и, остановившись в укромном уголке, где не было народу, позвонила Башлыкову.
– Привет, голубь, – развязно пропела она. – Надеюсь, твоей новой зазнобы рядом нет…
– Нет никакой зазнобы, – угрюмо буркнул он. – Ты в курсе, что тебя ищет полиция? И ищет активно, а ты, голубка, сперла у меня дорогую картину… Не хочешь ее вернуть?
– Самую дорогую? – издевательски засмеялась Маргарита. – Да твоя картина – копия и ничего не стоит…
– Можно подумать, ты разбираешься в живописи, – зло буркнул Башлыков.
– Я, может, и не разбираюсь, а вот антиквары разбираются, – победоносно заявила она.
– Ты что, картину антикварам показывала?! – взъярился он.
– Показывала, – ядовито хохотнула девушка.
– Дура! – захлебнулся он от ненависти. – Не смей к картине притрагиваться, никому не показывай!.. Чем быстрее ты ее мне вернешь, тем целее будешь…
– Да пошел ты! – воскликнула Маргарита. – Ты мне что обещал? И квартиру, и машину, где они? Попользовался и бросил…
– Кажется, это ты от меня ушла, – напомнил Башлыков.
– Потому и ушла, что ты жлоб…
– Да ты как сыр в масле каталась, я все для тебя делал, я тебя почти любил… Да что там…
– Это уже не смешно, – завелась Маргарита. – Ты в последнее время в Англию стал ездить без меня, может, скажешь с кем? Это твоя новая девица? Чем она лучше меня? Не отдам я тебе картину, даже и не думай! Тем более что она не настоящая, а копия…
– Ты с ума сошла, – прошипел он. – Не отдашь картину по-хорошему, я тебя под землей найду, от меня не спрячешься…
Маргарита не стала его слушать и быстро дала отбой.
Глава 13
Крутой поворот в судьбе Крамского
Деньги, что Иван Крамской успел накопить за время путешествий по городам с фотографом Данилевским, заканчивались, и пора было думать о заработке. Природная застенчивость мешала художнику. Его пугали жители Петербурга, как он выражался, «величественной сухостью своей…», и он все медлил и медлил. Но пришел момент, когда Иван полностью оказался на мели и тогда пошел устраиваться на работу к одному из лучших городских фотографов.
Фотограф Иван Федорович Александровский был поистине личностью уникальной. Это был всесторонне одаренный человек, изобретатель, создавший не только стереографический аппарат, но и первую отечественную подводную лодку с механическим приводом, торпеду, водолазное снаряжение и много других важных вещей. Все свое немалое состояние он потратил на изобретения во благо России. К концу жизни Александровский разорился, тяжело заболел и находился в крайне бедственном положении, он обратился к властям за помощью, но его просьба осталась без ответа. Тяжело больного изобретателя поместили в больницу для бедных, всеми забытый и покинутый, в возрасте 77 лет в 1894 году он скончался. А за семь лет до его смерти умер Иван Николаевич Крамской и не узнал, какая судьба постигла его благодетеля.
Но не будем забегать вперед. Иван Федорович с радостью принял на работу молодого художника Ивана Крамского и был им очень доволен.
Иван Федорович Александровский всегда добивался блестящих успехов во всем, чем бы ни занимался, и на поприще фотографа он стал одним из самых известных, лучших фотографов своего времени. Его пригласили ко двору, и он стал одним из первых в России придворным фотографом. Он делает портреты царя, его семьи и приближенных.
Работы в «разделывании» хватало, и Крамской трудился с утра до вечера, доводя фотографии до совершенства.
Иван часто вспоминал, как по винтовой каменной лестнице, темной и грязной, каждый день поднимался в низкую со сводами антресоль, служившую шинельной. В тесноте сбрасывал пальто и в разношерстной толпе молодых художников проталкивался в рисовальный класс, где нумерованных мест не хватало, и ученики сидели на поленьях у самого пьедестала натурщика. За недостатком средств натурщиком в основном служил местный сторож или его приятель.
Во всех коридорах дуло со двора, веяло вонью и грязью, но счастливый Иван, не сводя внимательных глаз с модели, писал. А в свободное время пропадал в Эрмитаже, замирая, часами стоял перед полотнами великих художников, изучал каждый мазок, каждую черточку…
Академия поражала своей разнородностью, и кого там только не было: и представители с юга, в бараньих шапках, и певучие хохлы, и щегольски одетые богатые юноши, и бледные меланхолики в нищенских отрепьях. Посредине залы слышались литературные споры, студенческая речь лилась свободно и жарко. По углам с виноватым видом теснились новички-провинциалы. Несмотря на толчею, постоянный гвалт и нестерпимый, острый запах миазмов, Крамской был несказанно счастлив в академии. Он за час до открытия одним из первых занимал очередь в рисовальный класс и с поленьями в руках терпеливо ждал в очереди, когда запустят на занятия.
В пять часов дверь отворялась, и толпа с шумным грохотом врывалась в зал, неслась через все препятствия, минуя скамьи амфитеатра, вниз, к круглому пьедесталу, где художники закрепляли за собой места поленьями. Усевшись на такой жесткой и неудобной «мебели», дожидались натурщика и писали, писали до умопомрачения.
Но все это было уже позади, Крамской со своими товарищами был выдворен из академии. И все-таки они победили, благодаря их бунту в академии в виде опыта учредили отдел жанристов и позволили писать в мастерских сцены из народного быта. Правда, вскоре жанристов закрыли, но ряд картин на собственные темы все же увидели свет. И на академических выставках эти картины вызвали у русской публики радость и восторг! Это было свежо, ново, живо, забавно. Такие картины, как «Сватовство чиновника к дочери портного» Петрова, «Пьяный отец семейства» Корзухина, «Привал арестантов» Якоби, «Кредиторы описывают имущество вдовы» Журавлева, «Чаепитие в трактире» Попова и другие, произвели фурор.