Николас Мейер - Пылай, огонь (Сборник)
— Придержи лапу, ты, герой «Мушиная смерть»! Затопчи огонь и освободи незнакомца.
Герой «Мушиная смерть» повиновался, и шериф стал держать речь. Он отпустил удила и заговорил без всякой горячности, даже, наоборот, весьма размеренно и обдуманно, тоном, полностью соответствующим истинному смыслу его высказываний и эффектно подчеркивающим их нарочитую оскорбительность.
— Чудная компаньица, а? Вполне подходящая для такого свистуна, как Хиггинс, — этого героя, что стреляет в спину и мнит себя отчаянным удальцом. А что я презираю больше всего на свете, так это свору линчевателей вроде вас! Среди таких не бывает ни одного стоящего человека. Этаким храбрецам надо сперва насбирать по меньшей мере сотню себе под стать, не то у них не хватит духу расправиться с калекой-портняжкой. Кто они? Свора трусов, да и вся их округа не лучше. И в девяноста девяти случаях из ста их шериф из той же колоды.
Он сделал паузу, по-видимому, для того, чтобы хорошенько просмаковать заключительную мысль, а затем продолжал:
— Шериф, допускающий, чтобы сборище подонков отняло у него арестованного, просто-напросто паршивый трус. Что говорит статистика? За прошлый год в Америке сто восемьдесят два шерифа получали от государства жалованье за трусость. Если так пойдет дальше, то доктора вскоре запишут новый недуг: шерифская немочь. — Последняя мысль явно пришлась ему по душе, это было заметно всем и каждому. — И люди будут говорить: «Что, ваш шериф опять прихворнул?» — «Да, у него все та же старая хворь». А там, глядишь, появится новая должность. Люди уже не будут говорить: «Он избран шерифом Ра-пао», а скажут: «Он избран главным трусом Рапао». Бог ты мой! Чтобы взрослый человек убоялся своры вешателей!
Он перевел взгляд на жертву и спросил:
— Чужестранец, кто вы и что вы тут делали?
— Меня зовут Шерлок Холмс, и я тут ничего не делал.
Поистине поразительным было впечатление, которое это имя произвело на шерифа, хотя он, несомненно, уже был предупрежден. И шериф заговорил снова, прочувствованно и взволнованно. Он сказал, что это позор для страны, если человек, славой об уме и подвигах которого полнится весь мир и чьи рассказы о них завоевали сердца всех читателей блеском и обаянием литературной формы, подвергается столь гнусному насилию под американским флагом! Он принес свои извинения от имени всей нации и отвесил Шерлоку Холмсу учтивый поклон, а затем приказал констеблю Гаррису проводить гостя в трактир, предупредив, что он понесет личную ответственность в случае нового покушения на него. Затем он повернулся к толпе и сказал:
— Марш по своим норам, шакалы!
И все отправились восвояси. Тогда шериф повернулся к «Квакеру».
— Следуй за мной. Я лично займусь твоим делом. Стоп! Придержи свою хлопушку. Если настанет день, когда я испугаюсь, что ты идешь у меня за спиной с этакой штуковиной в руках, то, значит, пришло время зачислить меня сто восемьдесят третьим в прошлогоднюю компанию шерифов.
С этими словами он пустил лошадь шагом, а Хиггинс-«Квакер» поплелся за ним.
Время уже близилось к завтраку, когда мы по дороге домой услышали новость:
«Фетлок Джонс ночью убежал из своей тюрьмы и скрылся! Здесь об этом никто не сожалеет. Пусть уж дядюшка выслеживает своего племянника, если ему угодно! Это же по его части! Ну, а поселок этим не интересуется».
V
Десять дней спустя
«Джеймс Уокер» уже окреп физически, и голова его тоже приходит в порядок. Завтра утром я уезжаю с ним в Денвер.
Следующей ночью.
Коротенькая записка, посланная с глухого полустанка.
Утром, перед самым нашим отъездом, Сэмми Хильер шепнул мне:
— То, что я расскажу тебе, не говори Уокеру, пока не убедишься, что это будет безопасно, не подействует на его мозги и не повредит поправке. То давнее преступление, о котором он рассказывал, было в самом деле совершено, и как он говорил, его' двоюродным братом. На прошлой неделе мы похоронили истинного преступника — самого несчастного человека последнего столетия. Это был Флинт Бакнер. Его настоящее имя — Джейкоб Фуллер.
Итак, мама, с моей помощью — с помощью ни о чем не подозревавшего участника похорон — твой муж и мой отец оказался в могиле. Мир праху его!
* * *
Уважаемые читатели сборников серии «Bestseller»!
Вскоре вы сможете познакомиться с романом Леона У риса «Королевская скамья VII». Книга многократно переиздавалась и была продана в количеств ее более чем три миллиона экземпляров.
Совсем недавно на наших телеэкранах прошел одноименный английский многосерийный фильм, снятый по этому произведению.
А пока мы предлагаем вашему вниманию отрывок из романа, впервые публикуемого на русском языке.
Надзиратель привел Адама Келно в застекленную комнатку для свиданий, где он расположился напротив Роберта Хайсмита и Ричарда Смидди.
— Я вынужден сразу же перейти к делу, Келно, — сказал Хайсмит, — ибо мы оказались в очень сложном положении. Натан Гольдмарк представил убийственное свидетельство против вас. Значит ли что-либо для вас имя Марка Тесслара?
Келно не мог скрыть охватившего его ужаса.
— Ну?
— Он в Англии?
— Да.
— Все это совершенно ясно. Так как польское правительство не может организовать дело против меня, оно посылает сюда кого-нибудь из них.
— Кого именно?
— Коммунистов. Евреев.
— А что относительно Тесел ара?
— Он поклялся добраться до меня еще лет двадцать назад. — Келно опустил голову. — О, Господи...
— Послушайте, постарайтесь собраться. Не время распускать сопли. Мы должны пораскинуть мозгами.
— Что вы хотите знать?
— Когда вы впервые встретились с Тессларом?
— Примерно в 1930 году в университете, когда оба мы были студентами. Он был исключен за совершение незаконного аборта и считал, что я был одним из тех,' кто добился его исключения. Во всяком случае, он завершил свое медицинское образование в Европе, кажется, в Швейцарии.
— Встречали ли вы его в Варшаве, куда он вернулся практиковать перед войной?
— Нет, но он был широко известным специалистом по абортам. Как стороннику римско-католической церкви мне было трудно рекомендовать пациенткам делать аборт, но несколько раз это было необходимо для спасения жизни женщин, а однажды в беде оказалась моя близкая родственница. Тесслар никогда не знал, что это я посылал к нему пациентов. Это всегда делалось через непосвященного посредника.
— Продолжайте.
— По какому-то странному капризу судьбы я встретил его в Ядвигском концентрационном лагере. У него уже была соответствующая репутация. В конце 1942 года немцы забрали его из варшавского гетто и перевели в Майданек рядом с Люблиным. Там под надзором эсэсовских врачей он лечил лагерных проституток и в случае необходимости делал им аборты.
Смидди, который торопливо делал заметки, поднял глаза:
— Откуда вам это известно?
— Известия такого рода быстро распространялись из одного лагеря в другой, до нас доходили новости. Да и кроме того, я получал информацию как член национального подполья. Когда в 1943 году Тесслар появился в Ядвиге, мы уже все знали о нем.
— Вы были главным врачом, так что вы поддерживали с ним достаточно тесный контакт?
— Нет. Дело не в этом. Видите ли, в медицинский комплекс входило двадцать шесть бараков, но с первого по пятый они были отданы под секретные эксперименты, которые проводили врачи СС. Тесслар жил именно там. Так что перед судом должен предстать, скорее, он. Я предупреждал, что ему придется отвечать за его преступления, но он находился под защитой немцев. Когда война кончилась, Тесслар стал коммунистом и работал врачом в штате тайной полиции, надеясь спасти себя. Вот тогда он и оклеветал меня.
— Я хотел бы, чтобы вы тщательно обдумали свой ответ, доктор Келно, — подчеркнул Хайсмит. — Производили ли вы когда-либо ампутацию яичек и яичников?
Келно пожал плечами.
— Конечно. Я провел десять тысяч, если не пятнадцать, таких операций. И с большим рассечением и с малым. Мужские яички и женские яичники могут подвергаться заболеваниями, как и любой другой орган человеческого тела. Когда я оперировал, то передо мной стояла цель спасения жизни пациента. Я устранял злокачественные опухоли половых желез. Но вы же видите, как можно исказить подобные действия врача. Я никогда не проводил операций на здоровом человеке.
— Кто обвиняет вас в этом?
— Я доподлинно знаю все обвинения Теселара. Хотите выслушать их? Я их наизусть знаю.
— Очень хорошо, — сказал Хайсмит. — Мы постараемся добиться небольшой отсрочки приказа, чтобы у вас было время ответить на обвинения Тесслара. Вы должны оценить их холодно и бесстрастно, не позволяя сказываться вашей личной неприязни к нему. Вы должны пункт за пунктом опровергнуть все его обвинения. Вот вам текст его заявления, и сегодня вечером вам предстоит очень тщательно изучить его. Завтра мы вернемся со стенографисткой, которая и запишет ваш ответ.
