Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

Еще несколько минут — и лозы надо мной слегка расступились, пропуская свет. Я заметила, что они оплетают бесшовную металлическую беседку в форме клетки; слева и справа растения были настолько густыми, что я не могла выглянуть через них наружу. Я заключила, что и снаружи сюда не заглянет никто и ничто, кроме камер, время от времени встречавшихся на моем пути. Добравшись наконец до подножия каменной лестницы, я уже вовсю дрожала.

На верхнюю площадку вели двадцать ступенек. Мои глаза не одну секунду заново привыкали к солнцу. Я стояла на двухуровневой террасе у идеальной копии старой итальянской виллы. С одной стороны от пола до потолка шли окна, обрамлявшие бальный зал с тремя массивными хрустальными люстрами. Зал явно был спроектирован так, чтобы в особые ночи гости могли выходить на балкон.

Когда я обернулась, мне в лицо ударил порыв неожиданно прохладного ветра с озера Мичиган. В Техасе такие порывы можно было ощутить, только стоя прямо под кондиционером. Я не видела воды, но знала, что она близко.

Пришлось постучать подошвами туфель по плиткам террасы, избавляясь от налипшей грязи, и надеть их, прежде чем я позволила себе полюбоваться с балкона на самый причудливый сад, что когда-либо видела: лабиринты беседок, мощеных дорожек и фонтанов. Здесь легко было заблудиться. Возможно, это и подразумевалось при устройстве.

— Сад прекрасен, не правда ли? — спросил из-за моей спины женский голос с легким акцентом, и я без предупреждения оказалась лицом к лицу с Розалиной Марчетти. Первое, что я заметила, это ее «переделанные» скулы — хирург подтянул их и сделал резче, отчего она стала похожей на итальянку, а не на мексиканку.

От Рози с поблекшей газетной фотографии почти ничего не осталось. Ее серебристо-белые волосы были собраны в элегантный узел, по сложности сооружения не уступавший саду. Бледно-зеленый брючный костюм обтекал ее тело как свободная кожа, слегка подчеркивая блеск бриллиантов на пальцах, в ушах, на шее.

Розалина оказалась красивее, чем я думала. И она совершенно не была похожа на меня.

— О Господи, — произнесла она, и ее голубые глаза, которые, я помнила, изначально были карими, затуманились. А затем она сгребла меня в почти что искренние объятия.

Я совершенно ничего не почувствовала. Разве я не должна была что-то почувствовать?

— Тш-ш-ш, — предупредила она, как только я попыталась заговорить. — Не здесь.

Розалина взяла меня под локоть и провела по двум пролетам каменной лестницы, спиралью спускавшейся в сад. Камни казались такими древними, словно сам Микеланджело подбирал их.

В центре сада был маленький внутренний дворик с медной скульптурой посередине: маленькая девочка в натуральную величину — ангельские крылья стремятся в небо, руки, раскинутые в ликовании, разбрызгивают воду фонтана.

— Это Адриана, — сказала она. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о ком говорит Розалина. — Этот фонтан я установила на третью годовщину ее похищения.

Боже, пожалуйста, пусть эта девочка не окажется мной.

Четыре садовых дорожки убегали от дворика в густые подстриженные джунгли, и Розалина потянула меня к арке из жимолости, не обращая внимания на эффект, который произвели на меня ее слова. Сверху сад казался идеально поддерживаемой симметрией, но внутри я даже не пыталась отследить направление всех поворотов. Мне было жарко, я устала и отлично осознавала, что Розалина не представляет для меня физической угрозы. В детстве я всегда мошенничала в играх с лабиринтами, зовя на помощь ластик и карандаш.

— Здесь я чувствую себя в безопасности, — сказала Розалина, убирая ветку с моего пути. — Этот сад был спроектирован много лет назад профессором математики из университета Чикаго. Специально для меня. Сейчас он уже мертв. И я единственная, кроме охранников и садовника, кто знает здесь все входы и выходы: карта сада заперта без ключа у меня в голове. — Она постучала пальцем себе по лбу, а я помолилась: пусть окажется, что профессор почил по естественным причинам.

Розалина взглянула на мое платье, на пальцы, неуклюже поправляющие вырез.

— Спасибо, что надела зеленое, — сказала она. — Это лучший камуфляж.

Более чем странно. Неужели Розалина всю жизнь прожила в страхе, горюя по украденной дочери и отчаянно пытаясь раствориться в своем ландшафте?

— Не нужно меня жалеть. — Она словно прочитала мои мысли. — Я сама заключила сделку с дьяволом. С твоим отцом, да. Я была молода, но знала, что меня ждет, если я за него не выйду. Венерические заболевания, агрессивные мужчины, передозировка. В некотором роде, твой отец спас меня, хотя, конечно же, по своим собственным эгоистичным причинам. — В ее голосе слышалась горечь. — Предполагаю, ты уже знаешь эту историю, по крайней мере ее часть.

Твой отец. Она имела в виду Энтони Марчетти? Эти слова у нее звучали так просто.

— С чего вы взяли? — пролепетала я. — Я ничего не знаю.

— Это мое любимое место. — Розалина резко сменила тему, когда мы шагнули в цветной хаос маленького мексиканского садика. Ярко-синяя плитка покрывала землю, в высоких мексиканских горшках росли лимонные деревья и буйствовали красками цветы. Прямо у моего лица развернулся и закричал попугай. Пара садовых стульев в полоску была разделена крошечным столиком, на котором стояли зеленый чайничек и корзина с печеньем. Мне показалось, что мы на южной стороне лабиринта, но так ли это?

— Садись, дорогая, — сказала она. — Я, конечно же, не твоя мать. И ты наверняка ни на миг не поверила в это. Ты же копия Женовьевы. Я всегда считала ее имя претенциозным. Наверняка на самом деле ее звали как-то совершенно обычно. Например, Дженни.

Я вцепилась в главное.

Розалина Марчетти не моя мать.

Моей мамой была та, что пеленала меня на ночь, как буррито. Так, что закрывала глаза и задерживала дыхание всякий раз, когда я влезала на быка.

Моя мама лежала сейчас на больничной койке в Техасе, а ее сознание блуждало по лабиринтам болезненного сна.

— И не нужно так на меня смотреть, — поспешно добавила Розалина. — Это была лишь маленькая ложь во благо. Я хотела сама ввести тебя в курс дела. Иначе ты не проделала бы весь этот путь, ты просто выследила бы Энтони. Я знала, что ты любопытна. Ты психолог. Ты помогаешь маленьким детям. А дело именно в маленькой девочке. В моей дочери. Я должна знать, что с ней случилось. И я знаю, что Энтони знает. Я хочу, чтобы ты заставила его рассказать. — Она отмахнулась от осы морщинистой рукой с французским маникюром. — Он уж наверняка не откажет в просьбе своей давно потерянной дочери.

А я считала, что Энтони Марчетти еще как сможет мне отказать. И не собиралась больше верить ни единому слову Розалины.

— Ты в долгу передо мной. — На ее лице неожиданно блеснула гримаса бывшей стриптизерши, мафиозной шлюхи, пережившей все. — Ты и твоя мать, вы в долгу передо мной. Моя девочка похищена из-за вас.

— Расскажите. Пожалуйста. — Слова дались мне с трудом, но ей хватило и этого сдавленного шепота.

— Я была Алой Розой, — с гордостью сказала она. — Ни одна другая стриптизерша не притягивала их так, как я. Энтони и его парни появлялись практически каждую ночь. Я встречалась с одним из его бульдогов, Артуро.

Она сделала крошечный глоток чая и скрестила вытянутые ноги.

— Если алкоголь и наркотики в обмен на минет можно считать любовью, — сухо продолжила она, — то мы с Артуро любили друг друга. Энтони был жеребцом, конечно же, но не из моей лиги. Мы много времени проводили в баре на Раш-стрит, там стояло пианино, и твоя мать играла на нем и пела после десяти. Энтони пил мартини и слушал ее, пока на улице не начинали грохотать мусоровозы.

Она посмотрела на меня со смесью ревности и восхищения.

— Ты так на нее похожа — это почти жутко. Те же волосы, те же движения. Энтони и твоя мать восхищались друг другом. Она не могла ему сопротивляться. Этой его темной харизме. — Ее голос стал резче от сарказма. — Так начался их великий роман. И вся история покатилась к черту. Я забеременела. Твоя мать забеременела. С той только разницей, что меня на аллее за баром изнасиловал один из дружков Артуро. Всеми возможными способами, если ты знаешь, о чем я. Артуро после этого на меня даже не смотрел.