Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

— Вообще-то нет, — сказала я.

— Милая, а лучше, чтоб было нужно. Потому что стремная это фигня. Честно говоря, у твоего папочки охренительные связи — и тут, и на воле. Я здесь уже шесть месяцев, и не могу допроситься у охраны даже лишнего куска пирога, если не дам пощупать себя за сиськи. А сегодня тот гадский охранник показал мне фото из морга — парня, которого они порезали в Хантсвилле пару недель назад. Сказал, что это типа стимул для меня хорошо выполнять работу.

Не называй его моим папочкой.

— Дорогуша, ты слушаешь? Твой папс хочет, чтобы ты знала, цитирую: «Чикаго — это тупик». Как думаешь, это фразочка с двойным смыслом, или как там оно называется?

Глава 17

Я бросила потрепанный папин чемодан на одну из двух кроватей номера и поаплодировала себе за то, что добралась до Чикаго живой, не задушила в аэропорту медлительного зануду, который удивился — удивился! — требованию снять обувь и вытащить ноутбук из сумки при прохождении контроля, и не поддалась панической атаке, когда самолет внезапно задергался на высоте четыре с половиной тысячи метров над землей.

Чемодан — тяжелый бордовый пластик с застарелой сеткой царапин — выглядел настоящим анахронизмом в современном чопорном номере. Номер был не в моем вкусе, зато располагался высоко над шумом Мичиган-авеню. Фокусной точкой тут была напольная лампа с синеватым неоновым светом, вполне способная справиться с функциями ночника.

Почти все в этой комнате было холодно-нейтральным — либо белым, либо белым с металлическим отливом, либо серым, либо черным. Тон явно задавал один из тех дизайнеров интерьера, что берут по триста долларов в час, а цвета, скорее всего, назывались как-то особенно поэтично: «Любовники луны», «Ноябрьский дождь» и «Полночь в Хельсинки». Ага, умная часть моего мозга продолжала работать. А вдохновлял ее, скорее всего, розово-красный лак под названием «Моя тетушка пьет кьянти» на моих ногтях. Педикюр делала Мэдди. На трезвую голову всего юмора не понять.

Еще три часа ожидания.

С самого утра мое тело почти жужжало, как угасающая лампа дневного света. Четверть таблетки «Ксанакса» решила бы вопрос, не поспеши я выбросить всю упаковку.

Рухнув на вторую кровать, я решила, что лучше уж сидеть на Черном Дьяволе, чем в номере отеля в чужом городе одиноко размышлять о том, застрелят меня в ближайшие пару часов или позже отравят дорогим чаем. У меня было чертовски много времени для того, чтобы обдумать сообщение Чарлы.

Я вынула зеленое платье из чехла, просто чтобы занять себя, и попыталась определить, сколько времени потребуется на улаживание вопроса со всеми его застежками и завязками. В магазине я примерила только его, но Беатрис утверждала, что платье идеально. Интересно, стала бы я — та, какой я была неделю назад, — так тщательно выполнять все требования Розалины?

Я открыла мини-бар. «Доктора Пеппера» не было. Пришлось довольствоваться батончиком «Милки Уэй», баночкой «Спрайта» и маленькой упаковкой кешью. Закончив с перекусом, я долго стояла под душем, осторожно наносила макияж, убирала волосы с лица, закрепляя их серебряными бабушкиными гребнями, и все это время пыталась не думать о том, что Розалина Марчетти способна парой слов уничтожить мой мир.

В час тридцать, когда мои нервы уже отчетливо звенели на грани срыва, портье помог мне забраться в такси. Я почти не замечала проносящихся мимо картинок, за исключением моментов, когда водитель-армянин тормозил и поливал туристов на тротуаре отборными американскими ругательствами. Особенно доставалось тем, кто шагал по улице с красной сумкой «Американ Герл». Я насчитала тридцать две таких за один квартал, а потом перестала считать. Я знала, что некоторые мамочки подруг Мэдди запросто просаживают по две тысячи долларов в главном магазине компании на Мичиган-авеню, отправляясь в тур выходного дня «Мамы и дочки».

Мы ползли к цели, и жаркий ветер задувал в окна, полностью уничтожая мою прическу. В Техасе кондиционеры были такой же обязательной частью такси, как и четыре шины. В Городе ветров, судя по всему, нет. Зеленый шелк платья испортили полумесяцы пота под мышками. Я смотрела вправо, на прекрасное синее озеро Мичиган, на белые паруса досок для серфинга и яхт, на пляжи, заполненные носителями всех цветов кожи и бикини.

Мимо пролетали стоп-кадры — красивая девушка в ярко-розовом спортивном бюстгальтере пробегает мимо истощенного бездомного, нацепившего три бейсболки и протягивающего миру пластиковый пакет для мелочи. Велосипедист со сбитым коленом остановился на бетонной велодорожке, осматривая спущенное колесо. Мамочка на пляже пытается перекричать ветер: ее карапуз сорвался с места и мчится к волнам. Я наблюдала моменты жизней, которые никогда не соприкоснутся с моей.

Лейк-Шор-драйв перетекла в Шеридан-роуд, связывающую городскую «муравьиную ферму» с обладателями заоблачных привилегий. Мы проезжали мимо ухоженных газонов, где каждая травинка была точно такого же цвета и высоты, что и соседние, словно каждое утро бригада Умпа-Лумпов, [603] вооружившись маникюрными ножницами и кисточками, доводила эти газоны до идеала. И дома — если можно было назвать просто домами эти архитектурные шедевры — гордо возносились к облакам: виллы в испанском стиле, особняки в колониальном и модерновые геометрические формы по мотивам работ Фрэнка Ллойда Райта, [604] осевшего когда-то в этом городе.

Таксист свернул с Шеридан-роуд, покатил в сторону озера и спустя некоторое время притормозил у массивных черных ворот. Он нажал на кнопку коммуникатора.

— Как вас зовут? — спросил он через плечо.

— Томми. Просто скажите — Томми.

— Не похожи вы на Томми, — сказал он, оборачиваясь. — Вы уверены?

— Просто скажите, пожалуйста.

Он снова нетерпеливо ткнул в кнопку.

— У меня здесь Томми. Вы меня впустите?

— Высадите мисс МакКлауд у ворот. Она может войти.

Голос был мужским и звучал, как у бывшего военного. Или у футбольного тренера техасской команды. Таксист пожал плечами и запросил у меня восемьдесят баксов. Не зная, грабят ли меня, я протянула ему пять хрустящих двадцаток и сказала, что сдачу он может оставить себе. А потом помедлила, не отпуская купюры.

— Еще сотня, если подождете. И еще сотня, когда доставите меня обратно в отель. Я не дольше, чем на час.

Таксист оценивал степень своей заинтересованности, явно щелкая мысленной кассой.

— Ладно. — Он пожал плечами. — Покружу пока. Но через час и пятнадцать минут я уеду.

И он оставил меня стоять у огромной бетонной стены шести метров в высоту, обвивающей огромную территорию и лишь слегка смягченной ветками деревьев с мелкими розовыми цветами, тут и там нависавшими над оградой.

Камера наблюдения на вершине стены повернулась на кронштейне, направив на меня круглую линзу. Я мысленно увидела свои спутанные волосы, вспотевшее лицо, зеленое платье, облепившее места, которые не должны быть облеплены, — это крайне неприлично для приглашенных на чай. Я нервно потеребила на шее ключ, который пыталась вернуть маме, но в больнице этого не разрешили. Посмотрела вправо, потом влево. Никаких ковбойских шляп.

В левой части огромных ворот приоткрылась маленькая металлическая дверь, почти полностью скрытая свесившимися ветвями. Кто-то где-то явно нажал на кнопку. Чувствуя, как все тело напряглось в ожидании опасности, я осторожно вошла на территорию, где царила паранойя Розалины. И оказалась в узкой арке тоннеля, полностью заплетенного виноградом. Конца тоннеля не было видно. За спиной хлопнула калитка, заставив меня подпрыгнуть.

Пришлось размеренно шагать три минуты, и только потом тропинка выгнулась в сторону, где, предположительно, находился дом Розалины. Пять раз мне чертовски хотелось повернуть назад. Дважды шпилька моих только что купленных туфель цвета меди проваливалась в землю, после чего я не выдержала, сдернула их и зашлепала босиком.