Брайан Барроу - Джонни Д. Враги общества
Решающим для директора ФБР стал вечер следующего дня — четверга 31 мая (это был тот самый день, когда на другом конце города Диллинджер снял бинты). Агенты, следившие за Хелен Джиллис, занимали пост в квартире через улицу от дома, где она жила. Старшим Пёрвис назначил Эда Холлиса. Слежка с самого начала была малоперспективной затеей: как писал Пёрвис Гуверу, Хелен «прекрасно знает, что за ней постоянно следят». Но тем не менее он заверял шефа: «Я уделяю этому делу самое пристальное внимание».[319]
Пёрвис решил, что нужно подослать к Хелен человека, который сумеет втереться к ней в доверие. Он подыскал человека, но выбор оказался крайне неудачным: эту роль согласился сыграть ранее осужденный за мошенничество и условно-досрочно освобожденный Джордж Нельсон. Он утверждал, что знал Диллинджера в тюрьме Мичиган-Сити. Кроме того, он заявлял, что Малыш Нельсон «украл» его имя. Пёрвис согласился платить осведомителю 20 долларов в день и в четверг вечером отправил его в дом на Маршфилд-авеню. Со своего поста на другой стороне улицы Холлис и его агенты видели, как Джордж Нельсон подъехал к дому. Как раз в этот момент Хелен Джиллис и Джин Делани вышли на улицу. Осведомитель подошел к ним и сказал, что его прислали с сообщением Диллинджер и Малыш Нельсон. Обе женщины видели его впервые и, как впоследствии сами рассказывали, сразу догадались о провокации. Они пошли дальше, свернули за угол и скрылись в здании кинотеатра. Нельсон тоже свернул за угол. Холлис и его люди, вместо того чтобы следовать за женщинами, решили подождать, когда они вернутся. Прошло пятнадцать минут, никто не возвращался. Агенты выскочили на улицу и побежали за угол. Там они увидели Джорджа Нельсона, сидевшего в машине. К их удивлению, он узнал фэбээровцев и вышел поговорить. Нельсон сказал, что Хелен и Джиллис в кино, и заверил их, что контролирует ситуацию. На самом деле ничего он не контролировал. Холлис и его люди вернулись в квартиру и стали ждать. Они прождали до самого рассвета.[320] Женщины исчезли.
Пёрвис сообщил эту новость Гуверу по телефону утром в субботу 2 июня. В тот же день директор ФБР вызвал одного из своих главных помощников, Сэма Коули, и сказал ему, что пришла пора кое-что переменить. Коули, работавший последний год в главном управлении бюро, был направлен в Чикаго, чтобы возглавить расследование по делу Диллинджера.
Сэмюел П. Коули, который неожиданно стал звездой третьего акта гуверовской войны с преступностью, был полной противоположностью Мэлвину Пёрвису. Человек с грустными глазами и двойным подбородком, спокойный, строгий — настоящий клерк, лицо безликой вашингтонской бюрократии. Коули происходил из известной в штате Юта мормонской семьи. Его отец Мэтиас Коули был одним из двенадцати правящих апостолов мормонской церкви вплоть до 1903 года, когда его вынудили покинуть этот пост (Сэму в это время исполнилось четыре года). Причиной ухода была приверженность Мэтиаса к многоженству, отвергнутому церковью. Сэм рос в одной из четырех семей, которые его отец создал с четырьмя женами. Окончив школу в 1916 году, Сэм Коули служил в миссии мормонской церкви на Гавайях, там он выучился свободно говорить на местном языке. Он вернулся домой в 1920 году и поступил в сельскохозяйственный колледж штата Юта. Играл в футбольной команде колледжа, а летом подрабатывал — развозил для продажи вязаные изделия по Небраске и обеим Дакотам. Ему хотелось стать юристом, однако в то время в Юте не было юридического факультета, и потому в 1925 году Коули поступил в альма-матер Гувера — Университет Джорджа Вашингтона. После получения диплома в 1929 году Коули намеревался заняться юридической практикой в Юте, но не смог найти там работу. Тогда он решил пока что поработать в ФБР и сказал своим родным, что вернется на запад, как только улучшится экономическая ситуация.
Он стал специальным агентом в возрасте 29 лет. На протяжении следующих трех лет Коули перебрасывали из офиса в офис: он служил в Детройте, Чикаго, Бьютте, Солт-Лейк-Сити и под конец в Лос-Анджелесе, где он встретил свою будущую жену Лэвон Чипмен — девушку родом из Юты. Коули был основательным, трудолюбивым, но ничем не выдающимся следователем, который отличался только в канцелярской работе. Он забрасывал центральный офис предложениями по улучшению системы регистрации документов. Гувер был впечатлен этими предложениями и в октябре 1932 года Перевел его в Вашингтон, поручив ему только что созданный отдел по борьбе с похищениями людей.
Коули был ростом пять футов девять дюймов, весил 170 фунтов, у него был серо-желтый цвет лица, он всегда ходил в мешковатых костюмах, и его вечно недооценивали. «Этот служащий, честно говоря, не производит сильного впечатления своими личными качествами, да к тому же небрежен или беспечен при выборе портного», — писал о нем инспектор в начале 1934 года. Однако тут же продолжал: «Коули весьма уравновешен и уверен в себе… Этот сотрудник имеет привычку всегда все делать правильно».
Вежливый и трудолюбивый Коули всегда находился на своем рабочем месте — и рано утром, и поздно вечером, и по воскресеньям, и в праздники. Это был настоящий автомат по написанию служебных записок, способный переработать гору папок в связный текст, помещавшийся на одной страничке. Он настолько прикипел к своему столу, что так и не побеспокоился получить зачет по стрельбе в новом фэбээровском тире. Винсент Хьюз, начальник следственной части, оценил рвение Коули и в конце 1933 года сделал его своим заместителем. Это ввело Коули в суть дел, касающихся Войны с преступностью. Он каждый день по многу часов беседовал по телефону с местными отделениями — передавал их сообщения, версии, просьбы и проблемы Гуверу. Его работа оказалась столь впечатляющей, что, когда Хьюз скоропостижно скончался в январе 1934 года (говорили, что он переработал), Коули получил его место. Обязанностей стало еще больше, и это явно шло не на пользу его молодой семье. В марте жена родила ему второго сына, но Коули не смог приехать в роддом. Он был до того занят, что никак не мог найти времени придумать имя для мальчика. Лэвон шутила, что если бы Сэм так и не предложил имя, то ей пришлось бы называть сына просто Младший.[321] В мае, когда отношение директора к Пёрвису стало совсем кислым, Коули превратился в одного из самых доверенных помощников Гувера. Сотни звонков от начальников отделений по делам Бремера и Диллинджера прошли через его пишущую машинку, прежде чем лечь на стол к директору.
Никто не объявлял — ни во всеуслышание, ни приватно, — что Коули назначен руководителем Пёрвиса, и это привело к долгому непониманию роли Коули. В ближайшие месяцы газеты будут постоянно называть его «первым заместителем Пёрвиса». Поначалу Пёрвису сказали, что Коули приедет в Чикаго с инспекцией, — чтобы дать помощнику Гувера возможность понять и оценить структуру организации, созданной Пёрвисом для поимки Диллинджера. Но как только Коули прибыл в Чикаго, всем сразу все стало ясно. «Никто ничего не говорил, но все понимали, — вспоминает Дорис Роджерс. — Это был, знаете ли, такой офисный способ общения — щепотки и взгляды. Тебе говорят: „Коули приезжает“, а ты просто киваешь. Мы понимали, что это значит, без всяких слов».
Коули сразу взялся за дело. Он прилетел в Чикаго утром в воскресенье 3 июня, а к полудню был уже в Бэнкерс-билдинге. Когда он явился на девятнадцатый этаж, Пёрвиса не оказалось на месте, и Коули принялся допрашивать агентов, потерявших след Хелен Джиллис. Вывод его был однозначным: они сработали отвратительно, и он так и сказал вслух. Когда Пёрвис появился, он стал защищать своих людей, но Коули объявил, что слежка попросту провалена. Из четырнадцати агентов, постоянно занимавшихся делом Диллинджера, четверо следили за домом сестры Нельсона. Коули немедленно дал троим из них другие задания.
Внешне Пёрвис принял свое понижение в должности сдержанно, но по тону его докладных записок видно, что его отношения с Коули не отличались теплотой. В своей книге 1936 года «Американский агент» Пёрвис сознательно не упоминает ни Коули, ни своего понижения в должности.[322]
«Они оба были внутренне напряжены, — вспоминает Дорис Роджерс. — Мне было жаль Коули. Он ведь всего лишь выполнял свою работу. Но он чувствовал себя так же неловко, как и Пёрвис. Достаточно было посмотреть на их лица, чтобы понять: им обоим не по себе. Мэлвина в каком-то смысле предали. Мы все ощущали себя преданными, побежденными. Это угадывалось в походке [Пёрвиса], в том, как он надевает шляпу. Теперь он ходил немного сгорбившись. Мы все чувствовали себя как во время осады. Нас постепенно окружали враги. Все наши друзья [в Вашингтоне] вдруг превратились во врагов».
Боевой дух обитателей девятнадцатого этажа пал. И дело было не только в том, что люди Пёрвиса вымотались и что их доверие к вашингтонским руководителям пошатнулось. Изменилось само их отношение к работе. Немногие из них сознательно выбрали службу в правоохранительных органах как главное дело жизни. Для большинства ФБР было всего лишь временным пристанищем, приключением после окончания учебы или вынужденным занятием, пока не кончилась Депрессия и не появилась настоящая работа. Они не искали такой службы, на которой можно погибнуть. У Дорис Роджерс бывали романы с некоторыми из агентов, и они поверяли ей свои сомнения. Она вспоминала: «Когда мы почувствовали, что под Пёрвисом зашаталась земля, всем агентам захотелось уйти со службы. И причина заключалась не в преданности Мэлвину. К тому времени все устали, вымотались. Хотелось уехать домой и заниматься чем угодно, хоть разливать газированную воду в аптеках. Все были готовы на что угодно, чтобы только вырваться отсюда. Агентов постоянно бросали на операции, где можно было в любой момент погибнуть. А никто этого не хотел. Все равно бы за это не дали Почетную медаль конгресса.{80} Просто убили бы — и все. И они это понимали. Это не была их цель в жизни. Все задавались одним и тем же вопросом: что мы делаем на этой жуткой работе?»
