Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

Я говорю: «Выберусь сама».

Он сжимает мою голову так, словно она держится на тоненькой птичьей шее. А его прощальный поцелуй, кажется, проникнут искренним чувством.

Неужели это всерьез?

Натягивая футболку через голову, я слышу, как хлопает дверь. Мотор заводится, когда я обнаруживаю свое белье между матрасом и спинкой кровати из грубой сосны. Его отсутствие оставило тревожную, всепоглощающую тишину.

Я не могу найти в рюкзаке расческу и роюсь в одном из ящиков в ванной. Провожу зубьями по спутанным волосам, и от каждого рывка по спине пробегает дрожь.

Мой взгляд падает на бабочек.

На этот раз я вижу не только красивые крылышки.

Я вижу их тела.

Только вместо тел у них свинцовые пули.

Они не дают мне покоя, эти бабочки-пули.

Подскажи, где искать.

Она молчит.

Дом не так уж велик, но это все же не кабина пикапа.

Я убеждаю себя, что времени предостаточно, хотя на самом деле это не так. Снаружи ждет металлический сарай и по меньшей мере сотня акров земли.

В ванной я обнаруживаю крем для бритья и бритвенные принадлежности, зубную пасту и шампунь, дезодорант и зубную нить, большую упаковку презервативов и старую коробку с «Тайленолом». Ни мусса, ни одеколона, ни освежителей воздуха, вызывающих рак.

Простой, бесхитростный парень этот Шарп.

Я не успела разглядеть спальню, была как в тумане. Зато теперь раздвигаю шторы и оглядываюсь. Двуспальная кровать с изголовьем из необработанной сосны. Белые простыни. Никаких украшательств. На стене напротив кровати большой телевизор. На полу терракотовая плитка в испанском стиле. Под кроватью тонкий слой пыли.

Шкаф и туалетный столик ненамного информативнее. Два дорогих костюма, четыре рубашки с крахмальными воротничками, три галстука, четыре пары ботинок, кроссовки, ковбойские шляпа и кепка, джинсы, спортивные шорты, трусы, носки и целый ящик футболок, демонстрирующих любовь к столице Техаса Остину, Turnpike Troubadours, Вилли и The Smashing Pumpkins [576].

Ни часов на прикроватном столике, ни личных фотографий. Одна зарядка. Запасная, ничего подозрительного. Слабое раскаяние, воспоминание о его языке. Но это меня не останавливает. По коридору мимо произведения современного искусства в виде красной закорючки я захожу в маленькую спальню, затем в другую, еще меньше. Холод кафеля и песок с ранчо под ногами.

Белая штукатурка, железные изголовья, старые стеганые одеяла, пустой антикварный столик, ванная, которую не мешало бы обновить лет двадцать назад.

В гостиной на двух больших южных окнах шторы задернуты, это задняя часть дома, подставленная солнцу.

Когда я поднимаю шторы, красота бесплодной земли, ее бесконечность почти сбивают меня с ног. Это у нас с ним общее, и меня переполняет чувство вины и надежда.

Солнечный свет пробуждает к жизни чудесные красно-синие оттенки прекрасного мексиканского ковра. Я обхожу потертый коричневый кожаный диван.

Два кресла, обитые яркой золотистой тканью, стоят по сторонам каменного очага. Над камином – огромный карандашный рисунок винтажного седла работы невероятного Маршалла Харриса [577]. Замысловатый предмет говорит о любви и одержимости, это история о самой большой драгоценности давно умершего ковбоя.

Я отворачиваюсь, исполненная решимости найти Шарпа.

Компьютера нет. Наверное, в пикапе. Или в городской квартире.

Остается кухня. Окно закрыто пленкой, плитка за газовой плитой отодрана, пол наполовину поднят, одна стена полностью снесена. На уголке валяется молоток.

Самой плиты нет, только из стены торчит газовый шланг. На пластике стола стоят старая микроволновка и видавшая виды кофемашина «Неспрессо». В шкафчиках – две уродливые глиняные кружки ручной работы, набор черных тарелок и мисок. Я открываю холодильник. Пиво, специи в ассортименте, оттаивающий кровавый стейк.

Открывая морозилку, я задерживаю дыхание.

Никаких бабочек.

Что я упускаю?

Я сижу на краю его кровати и размышляю об отпечатках пальцев. Его на моих. Мои везде. В ящиках, на спинке кровати, невидимые отпечатки на нитях его пиджаков. Я в панике рылась в ящиках, не заботясь, как это будет выглядеть со стороны.

Я заставляю себя вернуться, разложить все по местам, насколько помню первоначальный замысел. Задергиваю шторы в гостиной и спальне, снова превращая дом в пещеру.

Застилаю кровать, подтягиваю углы, взбиваю подушки, пока кровать не начинает напоминать гостиничную.

Что-то не так. Что-то неправильно в этой идеально заправленной кровати, на которой мы почти идеально занимались любовью.

В ярости я разрушаю порядок. Швыряю подушки на пол, срываю одеяло и простыни.

Задыхаясь, смотрю на голый матрас. Вспоминаю нашу первую встречу с Шарпом. Фотографии, которые он разложил на столе, раскрытое дело, попытка меня проверить.

Убийца, сказал тогда Шарп, хранил под матрасом выпускной портрет убитой им девушки, пока фотография не начала орать ему в ухо и он не перестал спать. Кажется, ему нравилось рассказывать мне эти страшилки. Почему?

Поднимать этот матрас – все равно что тянуть слона. Я вытягиваю его на треть, когда обнаруживаю кожаную папку. Тяжелую. С таким же замысловатым тиснением, как на седле, и двумя инициалами: Э. Ш.

Когда я поднимаю ее, внутри что-то дребезжит.

Застежка-молния разрывает тишину.

Я открываю папку, как книгу.

Самая большая драгоценность Шарпа.

Глава 45

Папка заполнена сокровенными тайнами девушки с браслетом.

Она была художницей. Причем талантливой.

Каждая картина и рисунок в папке подписаны крошечной буковкой «Э», как и та красная закорючка в раме, которая висит в коридоре. Интересно, почему Шарп выбрал именно ее, чтобы повесить на стену.

Я листаю страницы с абстрактными штормами, сюрреалистическими шестимерными лунами, фантастическими единорогами и автопортретами, отражающими смену ее настроений – от милых улыбочек до безумно расширенных глаз и орущих ртов.

Она делала селфи кистью. Я сразу понимаю, что девушка, которую она видела в зеркале, и та, со снимка под козырьком в пикапе Шарпа, один и тот же человек. Мне помогает то, что она подписывала автопортреты: «Я».

Ее черно-белый рисунок Шарпа очень подробный, очень реалистичный. Плоской стороной карандаша она ловит тьму в его глазах. Он разрывает поверхность бумаги, словно входит в комнату во плоти.

Мне попадается простой белый конверт, заклеенный сзади скотчем. Мне потребовалось три попытки, чтобы открыть клапан ногтем.

Ее браслет с подвесками сыплется мне в ладонь, как легкий дождик. Буква «Э», единорог, бабочка.

Я оставляю матрас там, докуда успела дотянуть. Папка лежит на полу. Кровать в полном беспорядке.

Желание бежать, бежать куда глаза глядят, нарастает.

Часть 3

Глава 46

Я хочу оставить все позади: Шарпа с его манией, пропавших девушек и их крики о помощи, Буббу Ганза и его одержимость заговорами, Майка и зловещую, затаившуюся Синюю лошадь, ягодку в моем мозгу, которая заставляет меня сомневаться во всем, что касается меня самой.

Я успеваю проехать семь из девяти часов пути в сторону пустыни, прежде чем отправляю Бридж сообщение. Я умоляю ее не давать Шарпу мой адрес и не говорить Майку, что меня нет в городе. Обещаю ей позвонить «с вершины». Она велела мне уехать, и я подчиняюсь. Затем я выключаю телефон.