Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

Мы обе понимали, что в ее доме мне не выздороветь. Мы с Майком все еще подвешены в воздухе. Его второй визит в больницу вместе с Бридж был полон недомолвок. Я твердо знаю, что тот поцелуй на крыльце был нашим последним, и в то же время уверена: нам еще долго предстоит жить в сухом, исполненном неловкости мире.

Невролог велела мне оставаться в городе по крайней мере еще месяц, чтобы исключить неожиданные побочки от сотрясения мозга. Она решительно высказалась против немедленного возвращения в пустыню к работе, напомнив мне, что единственная больница в Биг-Энде обслуживает двенадцать тысяч квадратных миль.

Что до опухоли, то невролог все еще сомневается. Сейчас никаких операций; возможно, никогда. Будем наблюдать.

Набираюсь смелости спросить:

– Вы уверены, что опухоль не может вызвать слуховых или зрительных галлюцинаций? Голосов?

– Маловероятно, – отвечает она, после чего интересуется: – Вы не потеряли номер психиатра, который я вам дала?

– Нет, не потеряла.

Следующие четыре недели я играю по правилам и считаю дни. Восстанавливаю отношения с сестрой. Собираю «Лего» с племянником, играю в шахматы с Эмм. Перед тем как прогнать таблеткой девушку с браслетом, я обещаю ей, что она будет следующей. Борюсь с накатывающей временами ослепляющей головной болью и тошнотой.

Со злорадным удовольствием наблюдаю, как Буббу Ганза с его трибуной разносят в интернете. Элис выступает с публичным заявлением, с ней рядом сестра и родители, и ее речь безупречна. Милая, потерянная, безусловно заслуживающая доверия.

Любимое оружие Буббы Ганза обратилось против него, его жизнь развалилась на части из-за правды об одной четырнадцатилетней девочке.

Отныне он – беспокойный центр десятков конспирологических теорий. Будто бы он всегда знал, что является отцом Лиззи, и использовал ее похищение ради рейтингов. Будто он пытался сбежать в Англию, где живет его отец, но королева объявила ему пожизненный запрет на въезд. Будто он пытался сбежать в тайную колонию Илона Маска на Марсе, но пожизненный запрет ему объявили инопланетяне. Будто бы он съел сома-гея и теперь крутит роман с Тедом Крузом.

Несмотря на все это, я продолжаю верить, что Бубба Ганз понятия не имел, что Лиззи – его дочь.

Пока «Твиттер» бушует, полиция продолжает за мной приглядывать. Полицейский-огородник ежедневно совершает патрульный рейс мимо моего дома, снабжая меня пакетами с перцами или бамией и прогнозом погоды, если я к нему подхожу.

Майк вечерами проезжает мимо на патрульной машине, надвинув бейсболку на лоб, как будто я его не узнаю. Шарп проносится среди ночи, сопровождаемый низким мачистским рокотом своего пикапа, прекрасно понимая, что его я узнаю.

Я стираюсь из людской памяти, как сон в пастельных тонах. Самая большая проблема на моем газоне – это нашествие кротов. Соседи машут мне руками от своих почтовых ящиков и приносят суп тако, кукурузный хлеб с халапеньо, квадратики техасского листового пирога на бумажных тарелках, прикрытых фольгой, грудинку барбекю от Тревиса Хейма. Техас любит белые шляпы.

Я сосредоточиваюсь на восстановлении.

Представляю, как трещина на моем черепе затягивается, словно молния на куртке, а ягода черники в мозге съеживается, как изюминка.

Шарп – он не отпускает меня.

Каждый день я думаю о том, что ощущала, когда его палец скользнул по моему запястью и он посочувствовал моим драконам. Как он пришел за мной к Брандо задолго до того, как переполнилась ванна. Как выглядела его рубашка, забрызганная моей кровью.

Каждую ночь я прокручиваю в голове все тревожные вопросы к нему. Пропавшая девушка, которую он не может отпустить. Лассо в его пикапе и исчезнувший мужчина по прозвищу Челнок. Предупреждение Майка про бутилированную бурю. Уверенность Никки, что Шарп – опасный заклинатель змей. И подвески, рассыпанные, как умирающие звезды, одна из которых сейчас у меня на шее.

На тридцатый день я встаю рано, собираю вещи, загружаю их в джип.

В семь утра вбиваю в навигатор адрес в двадцати девяти минутах езды от дома.

Я размышляю.

Каким долгим и в то же время коротким бывает путь к тому, чтобы со всем этим покончить.

Глава 44

Это Бридж рассказала мне про дом Шарпа на окраине города. Дом стоит на границе нетронутых земель, а линия горизонта Форт-Уэрта маячит вдали. Его жилище, сказала мне Бридж, просто коробка, в которой он прячется во время дежурств.

Дом в стиле испанских тридцатых, оштукатуренный, с терракотовой крышей, стоит на проселочной дороге. За ним прячется металлический сарай неопределенного возраста.

Пикап Шарпа припаркован у закрытых ворот с надписью «Дорога Эмбер», которые ведут к изрытым пастбищам. Соседей нигде не видать. Бридж сказала, что Шарп владеет по меньшей мере сотней акров, пятьюдесятью головами крупного рогатого скота, парой лошадей. Однажды она была здесь с Майком на полицейском барбекю.

«Красивый вид», – призналась Бридж.

Я гадаю, чем он тут занимается.

Ездит верхом, починяет изгороди, возится со скотом.

Копает, закапывает, рубит.

Охота, забой, лассо.

Когда Шарп открывает дверь, волосы у него еще мокрые после душа.

Глаза, как всегда, непроницаемы. На щеках играют желваки. Все мои страхи и сомнения, все слова, которые я репетировала, куда-то улетучиваются.

Не говоря ни слова, Шарп втягивает меня внутрь. Пинком закрывает дверь.

Он берет меня на руки и зарывается губами в шею. Мне смутно кажется, будто я плыву по темному прохладному коридору – босые пятки шлепают по кафелю, красная закорючка в раме висит на стене, – ощущая, что никогда не чувствовала себя такой защищенной и никогда не была так безумно напугана.

Он опускает меня на середину кровати, нежно и осторожно кладет на подушку мою голову. После этого никаких нежностей. Он задирает мою рубашку, тычется носом между грудями, просовывает руку мне под спину, расстегивая бюстгальтер.

Впервые за месяц, а может быть, за всю жизнь, каждый дюйм моего тела испытывает жажду сильнее, чем мой мозг. Сейчас я могла бы умереть или стать счастливее, чем когда-либо в жизни.

– Поговорим? – Мое дыхание прерывается. Его руки уже стягивают с меня джинсы. – Покончим со всем этим?

– Нет, – отвечает он. – Не покончим, а начнем.

У других мужчин уходили недели, чтобы разыскать все мои шрамы, но Шарп справляется с первого раза. Он проводит по ним руками, губами. Впитывает каждый дюйм моего тела, прежде чем отворачивается и засыпает – его спина, словно гора, снова нас разделяет.

Голая, я выскальзываю из кровати и иду в ванную, задвинув за собой амбарную дверь. В облицованной черной плиткой душевой могли бы разместиться четверо. Потрескавшийся бетонный пол. Громадные серые полотенца. Утренний свет пробивается сквозь стеклянные кирпичи, обрамляющие потолок.

Я включаю свет над раковиной и разглядываю себя в зеркало – довольные глаза, щека, покрасневшая от его щетины, новый шрам на виске, подвеска на шее. В какой-то момент она была у него во рту.

К его двери я подошла в футболке и джинсах. Сейчас я не уверена, где их искать. Я обвожу пальцем крылья трех бабочек в прозрачной эпоксидной смоле, впечатанные в столешницу, – самый женственный предмет в его душевой.

Меня немного беспокоит эта коллекция. Умом я понимаю, что большинство бабочек живет всего несколько дней, но в глубине души надеюсь, что он не похитил ни одного из них и нашел этих бабочек там, куда они отправляются умирать.

Что он не поймал их сачком, не сложил в конверт и не запер в морозилке на медленную смерть.

Именно так поступил бы ученый.

Я включаю душ первой попавшейся кнопкой. Вода обжигает кожу, снова заставляя каждый нерв трепетать. Я не удивлена, когда дверь отъезжает и он проскальзывает мне за спину.

Его телефон звонит, когда мы вытираемся.

«Это с работы, срочно», – сообщает он.