Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

– Мисс Вега, добро пожаловать на шоу, – гремит Бубба Ганз. – Интересная фамилия, Вега. Вы мексиканка?

С чего он решил, что моя фамилия Вега? Ошибка? Снова технические неполадки?

– Сеньорита? – Бубба, вежливый и неуловимо расистский. – Вы с нами?

Я вся обращаюсь в слух, осознав, что я и есть Вега. Жуа придумала для меня псевдоним, название одной из самых ярких звезд на небе. Какая развитая не по годам девушка.

– Нет, – отвечаю я хрипло. – Я не испаноязычная.

– Выходит, чистокровная местная?

Секунду я размышляю над ответом.

– Да.

Я начинаю передразнивать его манеру растягивать слова.

– Позвольте спросить вас кое о чем. Мы несколько отходим от темы выпуска, посвященного Лиззи Соломон, но мне хотелось бы проговорить эту мысль, пока люди по всей Америке ловят каждое наше слово. Что вы чувствуете, когда голливудские звезды сравнивают женщин Техаса с афганскими женщинами?

Я пропустила вступление. У меня нет контекста. Но в отсутствие других учителей я учусь у Буббы Ганза. И я знаю ответ на вопрос.

– Я чувствую злость, – отвечаю я искренне. – Женщины в Техасе не носят чадру, их не угнетают диктаторы-террористы. Мы сильные и жесткие. Достаточно жесткие, чтобы не думать, будто наши друзья должны во всем с нами соглашаться. Наши права попирают люди, которых мы привели к власти, – троечники, ковырявшие в носу на задней парте, с трудом сдавшие экзамены по естественным наукам и ставшие техасскими законодателями на полставки, потому что никто больше на эту работу не соглашался. Техас – это раздутый стереотип, потому что маргиналы лучше организованы и громче орут. Потому что в заголовки газет попадают такие, как вы, и актрисы, которые, получая «Золотой глобус», разглагольствуют о политике, а не то, что в Хьюстоне говорят на ста сорока пяти языках, или что в Техасе больше ветряных электростанций, чем в любом другом штате, или что мы находимся на передовом крае космических исследований.

Что на меня нашло? Почему бы просто не сказать, что Техас – чудесное место для жизни, несмотря на отвратительную политику? Я перестала растягивать слова где-то на фразе про ковыряние в носу. Теперь это мой голос, мой собственный. Уверена, Бубба Ганз его узнал.

Несколько секунд проходят в молчании, пока он решает, как со мной поступить.

– По-моему, это похоже на оскаровскую речь победительницы в номинации «Лучшая актриса». Ребята, кажется, у нас незваный гость. Имя первой позвонившей действительно начинается на «В», но это не Вега. Это доктор Вивиан Буше, знаменитая экстрасенс и охотница за инопланетянами, которая ощупывает стены в поисках холодного места, где спрятаны косточки Лиззи. Готов прямо сейчас поспорить на две сотни, что она и есть тот самый анонимный источник, который, как заверила меня мой продюсер, намерен раскрыть в прямом эфире имя похитителя Лиззи Соломон. Честно говоря, у меня было предчувствие, что ты позвонишь.

Слышно, что нетерпение пересиливает даже гнев, что его одурачили.

– Теперь я не аноним, – подчеркиваю я. – И когда это в последний раз ты говорил честно?

– Давай не будем ссориться при детях. Просто выкладывай, что у тебя есть про Лиззи. «Фокс ньюс», «Вашингтон пост» и «Дейли мейл» замерли в нетерпении. Думаю, что и похититель ждет не дождется где-то снаружи.

Никаких фирменных шизофренических взбрыкиваний. Бубба сосредоточен, сейчас он герой, отстаивающий справедливость и правду для одной маленькой девочки.

Самое время перестать дразнить похитителя в присутствии громадной преданной аудитории – направить корабль «Твиттера» в его бескрайнее, бесконечное море. А самой вернуться в пустыню, где я чувствую себя в безопасности. Мама всегда говорила, что безопасность не более чем иллюзия. Что зло подстерегает нас в скользкой невидимой луже, даже когда дождя нет и в помине.

– Я обнаружила имя похитителя в дневнике моей покойной матери, – говорю я. – Подробные записи их бесед. Она была его экстрасенсом. Он относился к ней как к своему психотерапевту. Желая вымолить прощение, он выложил ей все. Надеюсь, он сам сдастся полиции, чтобы его заслужить.

Разумеется, никаких записей нет. Как нет имен, кроме Гауптмана, который может оказаться намеком на похищение Лиззи, а может – на милого еврейского старичка, который горюет о покойной жене, умершей от естественных причин.

– А что с Лиззи? – перебивает Бубба. – Кости или дышит?

– Этого я сказать не могу. Но мне хотелось бы сказать миллиону твоих слушателей, что ты мерзавец.

Еще больше мне хочется сказать им, что ее отец ты, сукин ты сын.

– Нас слушают два миллиона, дорогуша. Так как же имя похитителя, ведь ты назовешь его? Ты же не хочешь, чтобы тебя сочли отъявленной мошенницей?

– Отъявленный мошенник – это как раз ты. И в качестве доказательства у меня есть запись нашего последнего разговора. Думаю, твои поклонники ее оценят.

Я швыряю наушники через всю комнату. Пусть Бубба Ганз следующие полчаса шоу повисит на своей веревке.

Разумеется, я сплела еще парочку.

Одну для похитителя.

Одну для себя.

Мой телефон разрывается на кухонном столе. Майк, Бридж, Шарп, моя начальница, коллеги, репортеры, хейтеры. Я мельком просматриваю сообщения и твиты. Жуа сообщает, что они с Элис убрались подальше. Майк бранит меня за то, что прикрепила к спине мишень. Бридж сомневается, нормальная ли я, люблю ли ее, и велит мне бежать, бежать со всех ног.

Все, что знаю я, – сила, заставляющая меня докапываться до правды о том, кто похитил Лиззи Соломон, это та же сила, которая толкает меня караулить у дома Майка в неурочные часы, уставившись на вафельную луну и слыша в ушах стук копыт.

Я поднимаюсь на парадное крыльцо маминого дома, прячась от улицы за большой колонной. Они уже собираются. Сразу после того, как я отключилась, Бубба Ганз объявил, что в семь вечера «у дома Вивви» состоится пикет в защиту Лиззи Соломон, в камуфляже и со свечами.

Группа фанатов Буббы, с головы до ног облаченных в цифровой камуфляж, разбивает лагерь в первом ряду. Интересно, способен ли хоть кто-нибудь из них понять научную концепцию маскировочной окраски? Осознать, что то, что они носят, – идея, украденная у бесконечно разнообразной природы? Зебры с их полосками, такими четкими и выразительными, что, когда они мчатся стадом, начинает рябить в глазах и хищник сбит с толку. Яркие рыжие и белые полоски тигра, которые делают его незаметным для жертвы-дальтоника.

Вот в кого я себя превратила. В жертву. Элитистку, которая оценивает, способны ли хищники разобраться в безжалостных законах природы.

Улица, по которой проезжают от силы семь машин в час, стоит в пробке. Внедорожники и пикапы паркуются на узкой улочке. В домах на противоположной стороне уже опустили ставни и загнали машины в переполненные гаражи.

Я чувствую себя выставленной напоказ. Представляю, как кто-то пересчитывает сквозь оптический прицел мои веснушки и шрамы.

Я медленно подталкиваю себя к двери, и я почти уже внутри, когда замечаю на качелях большой белый конверт. Имени нет. Еще одна угроза? Или что-то другое? Что-то важное? Стоит ли оно того, чтобы показаться им на глаза?

Я принимаю решение за долю секунды.

Из толпы раздается первобытный вопль, когда они замечают движение, промелькнувшую звездную девочку, за которой охотятся.

Я захлопываю дверь и жду, когда руки перестанут трястись, прежде чем открыть конверт. Это не то, чего я ожидала. Передо мной распечатка куста, усыпанного черными ягодами. Я встряхиваю конверт, и из него выпадает записка.