Стивен Соломита - Укрепленный вход
— Знаешь что, Стенли, — сказал Тиллей, — тебе лучше покупать вещи в специальных магазинах для крупных мужчин. Стандартные костюмы это не то, даже если делаешь покупки у парня, который их и шьет и подгоняет по твоей фигуре.
Мудроу с грустью посмотрел на Тиллея, худощавого, с хорошо развитыми мышцами и классно смотрящегося в джинсах, фланелевой рубашке и шерстяном пиджаке от Харриса. Мудроу знал, что, если даже он очень захочет принарядиться и выложит штуку за специально сшитый костюм, даже тогда он будет выглядеть не лучше упакованного холодильника.
— А знаешь, какие цены в этих специальных магазинах? — Он внимательно и придирчиво рассматривал каждый свой костюм.
— Ладно, надень коричневый, — согласился наконец Тиллей. — Посмотрим, как ты в нем будешь выглядеть. Надеюсь, у тебя найдется чистая белая рубашка и пальто отглажено?
— Черт возьми! — спохватился Мудроу, направляясь к шкафу. — Я совсем забыл об этом проклятом пальто. Он поднял с пола нечто, оказавшееся сморщенной шерстяной тряпкой, и покачал головой. — Поеду без пальто.
— Дай-ка его сюда, — сказал Тиллей. — Я мигом съезжу к Мухаммеду на Первую авеню, там его быстренько отгладят, а ты пока поищи галстук и залезай в душ. Ведь эта женщина, Халука, — адвокат, черт возьми! А ты выглядишь как последний разгильдяй. Да она не захочет иметь с тобой ничего общего.
— А вот и нет! — не согласился Мудроу. — Она меня уже видела и знает, с кем ей придется иметь дело.
Глава 4
Семнадцатое января
Сильвия Кауфман сидела у себя в гостиной. Кресло было удобно, мягко, и она, потягивая третью чашечку чая, обозревала компанию, которая была зародышем ассоциации жильцов дома «Джексон Армз». Увы, командой суперменов их никак не назовешь. Улыбаясь про себя, Сильвия вспомнила то время, которое проводила с внуком и внучкой. Это было до того, как родители увезли их в Лос-Анджелес. Тогда внуков интересовали: Чудо-Женщина, Супермен и Аквекмен-блондин, который плавал, как моторная лодка. Среди проблем, занимавших детей, не было ничего подобного Лиге справедливости.
Ее самая старая приятельница Анна Боннастелло, естественно, пришла раньше всех, и Сильвия угостила ее холодным ужином. Анна отказывалась признать, что случившаяся после сильного сердечного приступа грудная жаба замедлила ритм ее жизни, и теперь она с трудом преодолевала коридор в квартире Кауфман, опираясь на палку. Особенно тяжело приходилось Анне по ночам. Ее суставы (впрочем, как и воля) теряли силу после захода солнца. Вот уже пятнадцать лет как Анна вдовствовала и вряд ли подходила для роли спасительницы, даже если бы владела самолетом-невидимкой Чудо-Женщины. Но проголосовать и подписать петицию Анна, конечно, могла.
А вот Йонг Пак, казалось, был способен расправиться с целой армией столь ненавистных ему проституток. Он был невысок и мускулист, с непроницаемым лицом и всегда выглядел собранным. Йонг Пак работал по шестнадцать часов — с пяти утра, когда выезжал на рынок Хантс-Пойнт, чтобы лично выбрать фрукты и овощи для своего продуктового магазинчика, и до девяти вечера, когда он, его жена и трое из четырех детей закрывали магазин. Пак сначала не хотел идти на собрание, поскольку это означало, что он должен закрыть магазин на два часа раньше. Но Сильвия пообещала встречу с Элом Розенкрантцем, представителем администрации, который выслушает жалобу и примет петицию.
К сожалению, было уже полдевятого, собрание началось полчаса назад, а Розенкрантц все не появлялся. Лицо Йонг Пака выглядело, как всегда, невозмутимым. Но вот Пэт Шиман проявлял признаки беспокойства. Сильвия давно знала: Луи, сосед Пэта по квартире, был гомосексуалистом, и предполагала, что Пэт тоже голубой, хотя он не выглядел женственным. Часто соседи по дому шутили над этой странной парочкой, которая жила в трех с половиной комнатах на четвертом этаже.
Эти шутки никогда не казались Сильвии смешными, хотя она и держала свое мнение при себе. Луи был тяжко болен и выглядел ужасно худым и слабым, почти как муж Сильвии перед кончиной. Конечно, Бенни Кауфман умер от рака, а любовник Пэта скорее всего болен СПИДом, но выглядели они почти одинаково. Пэт Шиман не являлся на самом деле одним из близких друзей, которых посоветовал мисс Кауфман пригласить сержант Данлеп, но всегда был очень приветливым, если им случалось столкнуться в магазине или в прачечной. Поэтому Сильвия попросила его прийти на собрание, следуя минутному порыву, и была удивлена, когда он принял предложение.
— Послушайте, Сильвия, этот самый Розенкрантц собирается появиться или нет? Потому что, если он не придет… — Инэ Алмейда скрестила руки на груди. Ей было двадцать восемь лет, и она постоянно на что-нибудь злилась. Впервые Сильвия встретила Инэ через несколько недель после того, как семья Алмейды переехала в квартиру на четвертом этаже, и та сразу же весьма красочно выразила свое отношение к неудобствам, с которыми пришлось столкнуться. Все вокруг было ужасно, правда, кроме мужа Инэ и того человека, с которым она в данный момент разговаривала. — А вот в моей стране избавляются от таких женщин, не подписывая никаких петиций, — продолжала Инэ. Это была ее вторая любимая тема — «в моей стране».
Как будто, подумала Сильвия, на Кубе — рай. Муж Инэ, упоминая Кубу, говорил об этой стране как об адской западне.
Андрэ Алмейда прервал жену на полуслове, как бы утверждая свою власть мужа и выражая личное мнение.
— Мы всего лишь должны ждать, — сказал он твердо, заставив замолчать Инэ. Это он умел делать, как никто другой. — Независимо от того, появится человек из администрации или нет, нужно что-то предпринять. Не можем же мы позволить нашим детям постоянно смотреть на этих путан в коридоре.
От негодования он чуть не сплюнул на ковер. Глаза Сильвии от удивления расширились, но она сразу поняла, что это был всего лишь жест: делать он этого не собирался. Все в кубинской семье Алмейды были христианами-евангелистами, дважды в неделю они посещали религиозные собрания. Их старший восьмилетний ребенок ходил в церковную школу, а не учебное заведение номер семьдесят восемь для детей младшего возраста, которое находилось прямо за углом.
— Кто-нибудь заметил, что случилось с дверью подъезда? Кто-нибудь заметил, что замок не работает и ключ не входит в него, а дверная защелка не попадает в этот чертов паз? Здесь стало небезопасно — хоть кто-то обратил на это внимание? — Майк Бенбаум гневно обвел взглядом всех присутствующих, прежде чем ответил на собственные вопросы. — Живет тут всякий сброд, наркоманы, шлюхи! Когда Моррис Катц владел домом, он управлял им, как управляют большинством нормальных зданий, а теперь у нас новое начальство, и никто вообще не знает, кто здесь хозяин. Разве компания, а не кто-то один, может быть хозяином? Надо было выкупить квартиры, когда нам это предлагали. Тогда бы мы сами решали, кому жить в нашем доме.
Майку Бенбауму шел восемьдесят первый год, он пережил свою жену и казался даже злее Инэ Алмейды. Понимал, что сам был еще более озлобленным, чем в юности, когда завоевывал приз за призом, боксируя с христианами на ринге. Он любил, когда его называли «воинствующим евреем». Бенбаум давно вышел на пенсию и кое-как перебивался на помощь от министерства здравоохранения, едва сводя концы с концами.
Разговор, который уже почти затих, так как все разуверились в приходе Эла Розенкрантца, вновь начал набирать силу. Сильвия тем временем занялась кофе и выкладывала на тарелку кусочки пирога (своего лучшего, с лимонной пудрой), но видела: всего лишь один из присутствующих, судя по виду, не придавал значения той опасности, которая грозила их спокойной жизни. Как и следовало ожидать, это был Майрон Гоулд. Так же как Майк и сама Сильвия, Майрон был одним из давнишних жильцов.
— Ну что здесь такого особенного? — спросил он, разводя руками, чтобы показать свое удивление.
Он вырос в этом доме, потом женился, развелся и вернулся в квартиру 2Б после смерти отца. Его мать, Шели Гоулд, проходила реабилитацию после операции на челюсти по удалению опухоли. Эта женщина покидала квартиру всего два раза в неделю для терапевтического лечения в госпитале, расположенном в нескольких кварталах от дома.
— А вы помните жильцов из квартиры 3Ф, что жили здесь два года назад? — Майрон терпеливо ждал, пока другие вспомнят. Это была банда, любившая мотоциклы, скорость и тяжелый рок. Их въехало сразу несколько человек, где обитала секретарша — крашеная блондинка. Она была маленькой, как мышка, но питала пристрастие к групповому сексу и Халею Хогзу. — Да, конечно, они жили у нас некоторое время, ну а что вы хотите? Вы же не можете отрицать того факта, что Моррис в конце концов выгнал их отсюда. Конечно, неприятно иметь таких жильцов, как в квартире 3Ф, но это всего лишь пустяк, который не может явиться причиной для каких-то коллективных протестов. Некоторые здесь присутствующие уже говорят о юристах и инспекторах по условиям проживания. Послушайте, вы же занимаетесь ерундой!
