Фридрих Незнанский - Любители варенья
Тетка уже давно спала, заперевшись на своей половине. Он подергал дверь, но замок был крепкий, да и сон у тетки как после будуна. Так и не проснулась. И поговорить не с кем. Он прошел в выделенную ему комнату, даже не зажигая свет. Ишь, заперлась от родного племянника. Не доверяет. А ему и по фигу. На теткино добро, а тем более на ее никчемную жизнь он не собирался посягать. Прямо в одежде рухнул на кровать, но сон не шел. Злобно вспомнил бабу, которая так и не дала ему осуществить задуманное. Ну и поплатилась… Все его тело налилось свинцовой тяжестью, никак не освободиться. Нет, в таком состоянии он не уснет. Чай, не в тюряге, здесь шалав полный город, и вряд ли они после двенадцати дружно и чинно отправляются в свои девичьи постельки… Крюкин вскочил с кровати и, уже стараясь не шуметь, вышел во двор. Пускай тетка даже не догадывается, когда он пришел и когда отправился на прогулку. Ночь была звездная, месяц сиял, что начищенный пятак, где-то слышались голоса и звонкий смех, словно не час ночи, а только вечереет. Разве можно пренебрегать первым же днем свободы и не воспользоваться этой самой свободой?
Он быстро зашагал, словно кто-то подгонял его, завернул на соседнюю улицу и услышал мужские голоса за невысоким забором. Присмотрелся — во дворе напротив двухэтажного дома вытянулся ряд низких гаражей. В распахнутой двери одного из гаражей горел неяркий свет и несколько человек толпились у входа, пытаясь одновременно протиснуться внутрь. Негромкий голос одного из мужиков сердито проворчал:
— Тихо, а то сейчас соседи проснутся. А если моя Тамарка — то и милицию может вызвать.
Женский голос захихикал, и Крюкин, уж не раздумывая, зашел во двор.
— Со своим бухляком примете в компанию?
Мужики разом повернули голову и дружно закивали головами.
— Только нас четверо, не ошибись! — проинструктировал один из них.
— Ща принесу! — пообещал Крюкин и поспешил на уголок, где, как помнил, бабки торговали самопалом.
Обернулся он быстро, вся компания уже ждала его в гараже.
— Дверь закрой, — пробормотал хозяин.
Уже успели нализаться, не дожидаясь новой порции, — понял Крюкин. Шалава с любопытством уставилась на него, но ее интерес к новому собутыльнику почему-то сразу пропал. Она оживилась только тогда, когда один из мужиков, видимо хозяин, стал раздавать стаканы. В этот раз Крюкин был настроен серьезно. Он доливал и доливал мужикам, особенно старался подливать девчонке, удивляясь, что такая красотка делает в этой сомнительной компании алкашей. И хотя компания вела себя вполне безобидно, один чернявый, нерусский по виду, явно оказывал ей знаки внимания и ревниво поглядывал на Крюкина.
— Как тебя зовут? — спросил Крюкин девчонку, когда она в очередной раз подставила свой стакан.
— Лидия… — повернула она к нему свое смуглое с тонкими чертами лицо. Ее выразительные серые глаза уже осоловели, но все равно красота девушки его поразила. А ее пухлые, немного надутые губы вызывали просто-таки дикое желание впиться в них.
— Что ты здесь делаешь?
— А меня со свадьбы выгнали, — заплетающимся языком пожаловалась она. — Илюшкины дружки меня напоили и велели его за сарай заманить. Ну, сам понимаешь… право первой ночи… — понесла она уже полную чушь. — А Танька увидела, как он меня лапал, она его невеста, орать начала. Парни ржать, бабы меня в шею… Хорошо, что эти подвернулись. Как их… Один Ашот… Один какой-то Ретя… Остальных забыла как зовут… А то я из Сторожанки приехала, автобусы уже не ходят… А эти обещали, что тут заночую.
— Заночуешь, дорогуша, это точно, — многозначительно пообещал Крюкин и обнял девчонку, крепко прижав ее к груди. Та только повела плечом, но особо не сопротивлялась. Два мужика уже отвалились и только изредка издавали какие-то нечленораздельные звуки, но третий, Ашот, не сводил блестящих черных глаз с девчонки, потом неожиданно вскочил и попытался оторвать Крюкина от красотки, вцепившись двумя клешнями в его плечи. Крюкин еще раньше заметил на полу кирпич и ловко стукнул черноглазого по голове. Тот рухнул на пол, а Крюкин обхватил девчонку и повалил ее на кровать.
— Чо ты делаешь? — плаксивым тоном заныла она. — Я Серому скажу! Ашота зачем по башке трахнул? Вдруг убил?
— Потом скажешь. А пока не шуми, — по-доброму попросил ее Крюкин и навалился сверху. Девчонка действительно вела себя тихо по причине полной невменяемости, только сопела ему в ухо. Крюкин дорвался до женской плоти и работал как заведенный. Он не сразу понял, почему у него загудело в голове. А это совсем некстати очнулся пришибленный Ашот и решил поквитаться — тем же кирпичом огрел Крюкина по затылку.
— Вот падла! — возмутился Крюкин, замотав головой. Но голова у него была крепкая, поэтому он только на минуту отвлекся от девушки и дважды огрел противника по голове. Тот опять свалился.
— Может, хватит уже? — застонала девица, когда Крюкин опять взобрался на нее.
— Мне теперь долго не хватит. Я знаешь сколько лет девок не трахал? — запыхавшись проговорил он. — Да еще таких красавиц…
На этот раз девчонка уже стала приходить в себя и даже вяло сопротивляться и звать зачем-то Ашота, но Крюкин не обращал на ее телодвижения никакого внимания. И когда с полу поднялся очнувшийся черноглазый и девушка тихо простонала: «Ашот, помоги!», а едва державшийся на ногах спаситель замахнулся кирпичом, чтобы отомстить обидчику, Крюкин краем глаза увидел движение сбоку и резко выбросил руку, перехватив кирпич. Он яростно несколько раз ударил живучего Ашота по голове, для этого пришлось вскочить с кровати. Ашот зашатался и рухнул, неловко подогнув под себя ноги. У шмары откуда силы только взялись, она воспользовалась моментом, сползла с кровати и неверными шагами направилась к выходу, одергивая на ходу нарядное, но уже похожее на измятую тряпку платье и одновременно машинально приглаживая сильно взлохмаченные волосы. Крюкин, все еще находясь в состоянии бешенства, бросил скрюченного и не подающего признаков жизни Ашота и перехватил девчонку у самой двери. Швырнул на пол, а затем в исступлении стал молотить кирпичом по голове, пока она не перестала дергаться. Крюкин прислушался — не дышит. Это правильно он придумал, что и ее вальнул — одобрил Крюкин свои действия. Нечего свидетелей оставлять. Ашот тоже, похоже, загнулся. А те двое спят и назавтра вряд ли хоть что-то вспомнят, поскольку отключились, когда ничего не предвещало такого неожиданного даже для Крюкина конца вечеринки.
Надо девку вытащить отсюда, почему-то подумал он. Взвалил ее на плечо и потащился в соседний двор, где между гаражами нашел узкую щель, куда она как раз и поместилась. Правда, пришлось приложить усилия. Ноги девчонки все время вываливались наружу. Тогда он напрягся и втолкнул ее подальше уже вместе с ногами. Вернулся в гараж и прикрыл голову Ашота какой-то тряпкой.
Голова разболелась не на шутку. Крюкин забеспокоился — а ну как сотрясение мозга? Еще днем, прогуливаясь по району, он заметил на одной из улиц одноэтажный дом с вывеской «Скорая помощь». Где-то недалеко, через два-три квартала, — стал припоминать он. Надо сходить к врачу, чтобы хоть посмотрели. Может, швы нужно наложить. Не хватало в первый же день в больничке залечь…
Пожилая тетка в белом халате не сдержала удивления:
— Это где вас так отделали? Опять морячки балуют? Они как на берег сходят, прямо с цепи срываются. Что наши, что заграничные…
— Морячки, — подтвердил Крюкин, а тетка уже суетилась над ним, осматривая голову и колдуя над ней.
— Потерпите, сейчас больно будет, — предупредила она, накладывая швы. Крюкин замычал, действительно было больно. — А вообще-то у вас сотрясение мозга. Давайте я вас до завтра положу в палату. Проследить нужно.
— Нет, домой пойду, — Крюкин с забинтованной головой направился к выходу и в двери оглянулся: — Спасибо вам…
Дома пришлось мыться уже под холодным душем, намотав на забинтованную голову целлофановый пакет. Заодно мозги прояснились, и он вспомнил, что нужно заметать следы. Например, постирать всю одежду. Свежая кровь хорошо отмывается именно хозяйственным мылом. Так что спасибо тетке, что не унесла его из душевой кабинки, то есть хибарки. Так почти до рассвета и провозился. Джинсы расстелил сушить под кроватью, рубаху повесил на стул. Вытянулся на кровати и закрыл глаза. И только тогда, погружаясь в полудрему, вспомнил, что намеченное намастырил, женскую ласку все-таки получил. Болела голова. Мелькали картины беспокойного гульбария — то ли во сне, то ли память не хотела отключаться. Чертов Ашот, надо же какой качман оказался, а ведь едва двигался. Но кирпич держал крепко… Хана ему теперь. И девке хана. Никого ему не жалко.
Тетка с утра к нему не приставала, в дверь не стучалась. И когда он наконец встал к обеду — такой красавец с опухшей со сна рожей, забинтованной головой, ссадинами на лице и на руках, она испуганно охнула:
