Фридрих Незнанский - Гонцы смерти
— На Онежской живут мои родители, — прокомментировал Леонид. — Мой отец известный химик-токсиколог, я, как говорят, пошел по его стопам. Ваши люди могут поехать с нами, я покажу, где мы находимся, чем занимаемся. Нам действительно нужны были деньги, у нас много наработок, я подумал, вас это может заинтересовать. Все, что я рассказал, чистая правда. Мы просто встали перед дилеммой: либо распускать людей, либо срочно найти деньги… — Проборцев помолчал. — Я не бандит, поверьте мне, я просто несчастный; но талантливый человек, которого нужда заставила решиться на отчаянный шаг. Вот моя исповедь…
Он покорно опустил голову, полагаясь полностью на волю Санина, и Виталику это понравилось. Он любил такие минуты, когда ощущал свою власть над людьми, думая о себе как о незаурядном великом человеке, способном изменить весь мир.
Он вернул Леониду паспорт. Задумался. Если придется сражаться со Станкевичем, а дело, видимо, к тому идет, то привычные способы тут не сгодятся: на желтолицего киллера не натравишь. Да и что толку? Главное — выпотрошить из него побольше денег, а для этого жесты и действия нужны тонкие и деликатные. Неординарные. Если уж запугивать, то изящно. А иметь побольше денег и Санину бы не помешало. Убивать же всю команду Проборцева — шум большой, часть разбежится, покажет на Санина, которого они задумали подоить. А посадить этого со товарищи на пять лет в тюрягу тоже резона мало. Они отсидят, обозлятся и, выйдя из зоны, уже начнут мстить без всякого предупреждения. Врагов Санин наживет отчаянных.
— Хорошо, мои люди съездят с тобой, все проверят, а дальше я решу, как быть, — помолчав, проговорил Виталик. — Если все так, как говоришь, и выкажешь себя не мальчиком, но мужем, то найдем способ, как тебе помочь. Сейчас, как сам понимаешь, мне трудно поверить твоим заверениям. Докажешь, заслужишь доверие, тогда ноу проблем.
— Я докажу! — решительно сказал Леонид.
Санин вызвал начальника службы безопасности Гринева. Он знал, что вся его охрана была приведена в состояние полной боевой готовности, Костя Гринев все это время сидел у монитора, напряженно наблюдая за посетителем и слушая их разговор. Три миниатюрные видеокамеры были вмонтированы в ручки верхних шкафов и обнаружить их было не под силу даже профессионалу. Виталик отвалил за это кучу денег, и не зря. Предъявленные записи, когда дело касалось недругов, действовали магически. Самые крутые финансисты ломались и соглашались на условия Виталика, особенно если в запальчивости позволяли себе бросить лишнее разоблачительное словцо в адрес правительства или Президента.
Камеры незаметно включал сам Виталик. А он включал их всегда, либо когда на прием приходил незнакомый ему человек, либо когда беседу со знакомым надо было записать намеренно. Тогда Гринев садился за пульт и, как заправский оператор, легко маневрировал камерами, наезжая, укрупняя нужные документы, детали. Больше никто за пультом не присутствовал, Санин доверял лишь Косте. Еще двое доверенных лиц охраны знали о существовании видеокамеры, но куда она вмонтирована и как осуществляется связь с пультом, было для них неведомо.
Поэтому прояви Проборцев ненужное малейшее шевеление, и Костя с охраной ворвался бы в кабинет и скрутил бандита.
Вошел Гринев и незаметно кивнул: все в порядке, все под контролем.
— Съездишь… — Санин указал взглядом на Проборцева.
Гринев кивнул.
— Но смотри, парень, — угрожающе проговорил Виталик. — Если это финт ушами, то ты проклянешь тот день, когда родился на белый свет.
— Я, конечно, полный идиот, что уже признаю без возражений, но все же не даун, — усмехнулся Леонид.
— Позвонишь мне и, может быть, подъедешь, я буду дома, — сказал Санин Гриневу.
Начальник охраны кивнул и вышел с Проборцевым из кабинета, а Виталик минут десять сидел неподвижно. Потом поднялся, налил себе полстакана водки и залпом выпил. Вернулся к столу. Нажал кнопку помощника на пульте.
— Сережа, подготовь платежку еще на двадцать миллионов в Лондон… Я ее подпишу…
— Но, Виталий Александрович, мы решили ограничиться пока половиной суммы… — не понял помощник.
— Так надо, — помедлив, сказал Санин. — И мне важно, чтобы эта сумма ушла сегодня же!
5
Олег Дмитриевич Шелиш, первый вице-премьер правительства, играл на дачном земляном корте со своей женой, Эллой, в теннис. Он вел первый сет со счетом 5:2 и начинал на своей подаче новый гейм. Элла нервничала, покачиваясь всем телом и ожидая сильный, крученый удар мужа, взять который ей не всегда удавалось. Она не любила проигрывать. Даже мужу. Но Олег, желая задобрить женушку, намеренно отправил два раза мяч в сетку, и Элла повела гейм — 0:15.
— Давай без поддавков! — обрадовавшись, задиристо выкрикнула она.
Олег несильно подал мяч, и Элла, взяв его, резко ударила в самый край корта. Шелиш, не ожидав такого сложного удара, еле дотянулся до мяча и подвесил свечу, дав возможность противнику легко с ним расправиться. 0:30. Элла радостно подпрыгнула и взмахнула руками. Он улыбнулся. Шелиш любил, когда она радовалась. И снова спокойно переправил мяч за сетку, давая ей возможность для ловкого обманного финта, и жена этим тотчас же воспользовалась. Так, играя вполсилы, Олег позволил жене выиграть у него сразу два гейма, но взял на своей подаче третий, закончив в свою пользу первый сет. Второй выиграла Элла. Третий — Олег. Вымотавшись за два с половиной часа на корте, они, усталые, поплелись вдвоем в душ, и прямо там, возбудившись, занялись любовью. Темпераментная, легко возбудимая Элла закричала во весь голос, застонал и Шелиш, дрожа от переполнявшей его страсти. Так сладко ему было любить ее, и в эти редкие минуты он чувствовал себя по-настоящему счастливым.
Год назад он увел Эллу у Станкевича, с кем они вместе учились экономике здесь в Москве, с кем стажировались в Колумбийском университете и с кем начинали в большой политике. Точнее, их было трое, три светлых гения, три мушкетера, три друга. Третий — Евгений Кромин — начинал в Центробанке замом, а сейчас возглавлял Счетную палату. Но он сразу же поругался с Олегом и Геннадием, считая их методы приватизации ошибочными, и они разошлись как в море корабли. Хотя Комитет по приватизации и возглавлял Шелиш, но Станкевич, являясь первым помощником Президента, курировал все реформы и задавал тон во всех государственных преобразованиях.
За полгода до взлета Станкевича они вместе с Шелишем написали первую политическую монографию новой республики — «Стратегия и тактика создания гражданского общества в России». Именно эту книгу Станкевич подарил Президенту, и тот, восхитившись умом Станкевича, сделал его своим помощником. Гена, пользуясь влиянием первого лица, и протащил Олега во власть. Они были молоды и отважны, шли напролом, и оба полетели почти одновременно. Станкевич, правда, сманеврировал и успел стать депутатом Госдумы, поскольку его имя связывалось с начавшимся обновлением России, бывший председатель Комитета по приватизации, опять же с подачи Генки, ушел в Газпром к Белову. Помощником. Кто знал, что этот оренбургский газовик через пару лет выскочит в премьеры и завладеет столь безграничным доверием Президента, а вместе с ним попадет в вице-премьеры и настырный Олег.
Друзья по-прежнему встречались — по выходным, праздникам, семьями. Жена Олега, Нина, вертлявая болтушка, простолюдинка, любившая пестрые наряды и дешевую яркую бижутерию, без устали хвасталась успехами мужа, рассказывала, как с женой премьера они ездили на пару дней в Венецию, катались на гондоле в сопровождении двух гитаристов и слушали итальянские песни, в то время как их мужья обсуждали в Риме деловые вопросы во время недавней официальной поездки премьера в Италию.
— Как только он ее терпит?! — каждый раз после их ухода возмущалась Элла, убирая со стола. — Она же его только позорит. Ты посмотри, как она одевается?! Это невообразимо, жуть! А ее рассказы про мужиков, у которых впереди оттопыривается? Кошмар! Ты слышал, как она сказала «транвай»?
— Чего ты к ней придираешься? — усмехался Станкевич. — Олег и женился-то, потому что Нинка первая залезла к нему в постель и схватила за причинное место. Она сделала его мужчиной, этого зачуханного золотушного очкарика, который все выходные просиживал в библиотеке в то время, как мы с Женькой пускались во все тяжкие. А теперь она его тем и держит и не выпускает из своих крепких крестьянских рук. Он же из тех, кого любая баба может захомутать, едва посадит на передок. Олежка слаб по этой части, как перезрелая девица. Как это ни странно. Потому что внешне никакого сексуального впечатления он не производит. Посмотришь и скажешь, что он этим вообще заниматься не любит, — добродушно усмехался Станкевич и грозил неведомо кому указательным пальцем. — Но это только видимость. Как и то, что он весь такой моторный, энергичный и неустрашимый.
