Максим Есаулов - Старший оборотень по особо важным делам
Пригласили понятых из соседних квартир, провели обыск. Квартира оказалась довольно запущенной, из пяти комнат жильцами использовались только две. Соловьев устроился за столом писать протокол, задержанный, под присмотром Арнаутова-младшего, сидел у стены.
Шилов задумчиво смотрел на него: паренек подготовленный, уже успокоился и просчитал варианты. Он не расколется, как ты на него ни дави. Разве что с Моцартом бартер устроить: отдать ему этих «псковских» в благодарность за «воркутинских». Пусть с ними Хрипунов поработает. Если они в его подвале и не расскажут, кто и как должен был застрелить Моцарта и сколько за ними всего мокрых дел, то, по крайней мере, в дальнейшем никого не убьют. Хороший вариант. Экономный и по-своему справедливый. Но неприемлемый…
— Ты посмотри, что я нашел! — в комнату вошел Джексон, неся полдюжины листов бумаги с компьютерным текстом.
Шилов взял, почитал.
— Ничего себе! Это же распечатка из оперативной базы УБОП. Все на Геру Моцарта. Адреса, квартиры, офисы.
Задержанный равнодушно посмотрел, как Шилов знакомится с распечаткой, и опустил голову.
— Кто направлял запрос не осталось? — шепотом спросил Джексон.
— Нет, конечно, — Шилов быстро пролистал документы и повторил: — Нет. Все лишнее стерто, только голая информация. Даже даты нет, когда запрос делался.
— Жаль. Я бы эту суку…
— Это было бы слишком просто.
Обыск продолжался. Из-под дивана достали завернутый в несколько слоев ткани автомат с оптическим прицелом.
— На охоту собрался? — спросил Скрябин, рассматривая находку.
— Первый раз вижу, — спокойно отозвался задержанный, и лицо у него при этом было такое, как будто он раньше действительно не видел оружия. — Квартира съемная, хозяева, наверное, забыли.
Соловьев закончил писать протокол и подозвал понятых: молодого парня и женщину лет пятидесяти в каком-то тюрбане и в шелковом халате яркой расцветки.
— Мы вам верим, — за двоих сказала она, отказавшись читать документ, и первой поставила подпись.
— Теперь ты, — Соловьев посмотрел на задержанного.
— Я писать не умею.
— Ну и хрен с тобой, — Соловьев сделал в протоколе соответствующую пометку и объявил понятым: — Спасибо большое, вы свободны.
Парень сразу ушел, а женщина дождалась в коридоре, пока в комнате останется только Шилов, и возвратилась:
— Извините, я теперь поняла, что вы их тогда специально не забрали.
— Когда?
— На прошлой неделе, когда я милицию вызывала.
— Какую милицию?
— Из нашего отделения. У них тогда музыка громко играла, вот я и позвонила. Приехала милиция, а они дверь не открыли. А потом приехал какой-то мужчина в штатском, показал удостоверение милиционерам, и они сразу уехали.
— Вы этого мужчину запомнили?
— Нет, я его только в «глазок» со спины видела. Я жалобу написала: как же так, они безобразничают, спать не дают, а он их покрывает. Но теперь я жалобу отзову. Я теперь поняла, что такое оперативная комбинация.
— Что?
— Ну, я же слышала, как тот мужчина милиционерам сказал: «Управление по организованной преступности. Вы срываете нам оперативную комбинацию».
6
— У Чибиса есть кто-то из ваших. — Миша Краснов сидел в кабинете у приставного столика напротив Шилова. — Это точно.
Разговор велся один на один. После обыска прошло несколько часов. За окном сгустились вечерние сумерки. В пепельнице дымился непотухший окурок, перед Красновым и Шиловым стояло по кружке кофе, на листе бумаги лежали куски шоколадного торта.
— Почему ты так думаешь?
— Когда мы работали с радиостанциями, он нас всегда жестко инструктировал, на каких частотах нам нельзя сегодня выходить в эфир. А потом он принес копию протокола допроса.
— Какого?
— Ну, меня срубили там… при слежке по таможеннику. А когда его… того… Чибис принес протокол, где меня охрана описывала: я засветился возле их конторы. Дал почитать, и говорит: еще раз — и в землю.
— Суровые меры дисциплинарного воздействия.
— На самом деле, — Миша шумно отхлебнул кофе и посмотрел на Романа из-под повязки на лбу, — я все время этого ждал… Меня скоро в «Кресты»?
— Боишься?
— Есть немного.
— Я о тебе позабочусь. Если не настаиваешь на «Крестах», отправим тебя в «четверку» на Лебедева. Там спокойнее.
— Спасибо. А вы ко мне еще придете?
— Обязательно.
— Спасибо. — Миша взял кусок торта — и замер, подняв глаза на Шилова. — Я еще вот чего вспомнил: я один раз Чибиса вез на «стрелку», там ему позвонили, и он повернул обратно. А на «стрелке» всех мусора приняли… Извините. УБОП, по-моему. Чибис еще говорил по телефону: «Спасибо, Фельдмаршал, с меня звезда на погон».
— Значит, Фельдмаршал? — уточнил Шилов, нехорошо усмехаясь.
* * *В кабинете Василевского, кроме хозяина, были Соловьев, Скрябин, следователь Голицын и два собровца. Они сняли маски, и Шилов отметил, что один из них немного похож на Арнаутова-старшего. Взгляд, во всяком случае, точно такой же, несмотря на разницу в возрасте и служебном положении. Надо полагать, это и есть тот самый «правильный парнишка», как его охарактеризовал командир группы. Что он тут делает? Пришел постигать азы оперативной работы?
Голицын поднялся из-за стола:
— Ну что, ничего нового?
Шилов отрицательно покачал головой.
— Тогда я полетел. Если что — звоните, сразу примчусь. Всем пока! — Голицын вышел из кабинета.
— А у вас чего нового? — Шилов посмотрел на коллег.
— Есть два адреса Чибиса, но они старые, — Соловьев, присев на край стола, листал прошлогодний блокнот с рабочими записями.
— Может, в УБОП позвонить? — предложил Скрябин. — У них на него дело было.
— В УБОП? А у кого дело?
— У Карташова в отделе.
— У Иваныча? — Шилов обрадовался и достал сотовый телефон. — Так это же совсем другое дело!
Как и Арнаутов, Карташов тоже давно служил в органах, заработал репутацию крепкого профессионала и занимал должность начальника одного из отделов Управления по борьбе с оргпреступностью. Но, в отличие от «железного дровосека», сабельным атакам на криминал он предпочитал изящные оперативные игры, а отношения с коллегами и руководством строил на гибкой основе. И еще: если Арнаутов мечтал продолжить карьеру, то Иваныч в последнее время все чаще поговаривал о том, что устал, и что, наверное, скоро свалит на пенсион, благо выслуга позволяет в любой момент это сделать.
Из всех убоповских нач. отделов Карташов был, Шилову наиболее симпатичен. Да и не только Шилову…
— Алло, Иваныч, узнал? Извини, что в субботу… На работе? Так я подскочу тогда прямо сейчас, дело есть!
Небольшой кабинет Карташов делил с двумя сотрудниками: молодым улыбчивым Петрухой и ветераном отдела с уважительным прозвищем Дядя Вася. Если рослый и полноватый Петруха обликом, в принципе, соответствовал громкому названию Управления, то невысокий, жилистый и неприметный Дядя Вася больше напоминал опера из тихого отдела по борьбе с карманными кражами.
Когда Шилов вошел, Петруха за своим столом слева от двери разбирал коробку с какими-то видеокассетами, а Дядя Вася, спустив на кончик носа очки, выписывал из чьих-то записных книжек адреса и телефоны за столом у противоположной стены.
Сидя у окна с дымящейся трубкой и стаканом чая в мельхиоровом подстаканнике, Карташов напоминал шахматиста, обдумывающего партию. Правда, это впечатление портили лежащие перед ним пистолет в обмотанной ремнями плечевой кобуре и фототаблицы расчлененного трупа.
— Всем привет! — Шилов поздоровался с каждым за руку и уселся на стул спиной к окну. — На город опустилась ночь, и в стране дураков закипела работа. Ну ладно, мы — богом обиженные, а вы-то чего?
— Будешь смеяться: порностудию навернули. — Карташов привычным движением положил трубку в специальную пепельницу, а Петруха, демонстрируя вытащенную из коробки кассету, весело предложил:
— Хочешь побаловаться? «Горячие кобылки из 10-го „А“».
— Предпочитаю живьем и постарше.
— С шестнадцати лет уже можно.
— Вы отдел по борьбе с бандитизмом или полиция нравов?
— А как скажешь! — усмехнулся Иваныч. — Если с меня будут и дальше так требовать «палки», я нарушениями правил дорожного движения начну заниматься… Ну, что у тебя стряслось?
— Хотим Чибисова задержать.
— О как! — Иваныч одобрительно кивнул. — Реальная тема?
— Сто пудов. Есть адреса, но старые. Где он сейчас может дохнуть?
— По-моему, на Московском живет. Дядя Вася, Чибис так возле Парка Победы и обретается?
— Дом сто пятьдесят пять, четвертый этаж, окна на обе стороны, дверь железная, — глядя поверх очков и продолжая листать записную книжку, ответил Дядя Вася. — Черного хода нет.
