Виктор Пронин - Банда 5
Но он недооценил своего собеседника. Пафнутьев ожидал растерянность, смущение, но ничего подобного не увидел — гость улыбался понимающе и спокойно.
— Сядьте, пожалуйста, со мной это бывает... Я не знаю банды, которая возникла на подведомственной вам территории. Но если они ведут себя так, я делаю вывод — беспредельщики. Никакие беспредельщики не могут действовать слишком долго. Они обречены. Они, скорее всего, взорвутся сами, изнутри.
— Очень даже может быть, — кивнул Пафнутьев. — Но могут пройти годы, пока произойдет предсказанный вами взрыв.
— Я не знаю о них ничего. Возможно, прибыл какой-то крутой авторитет, и решил заявить о себе. Возможно, недоразумение, хотя это маловероятно. Помимо ребят, расстрелянных в джипе, пропал еще один наш человек, возможно, его похитили...
— Фамилия?
— Видите ли, мне бы не хотелось...
— Фамилия? — твердо повторил Пафнутьев.
— Левтов.
— Его нет. Среди живых его нет.
— Вы уверены?
— Да, — кивнул Пафнутьев. — Мы его найдем, или вы его найдете... Но... Он мертв.
— Вот, значит, как. — Гость помолчал некоторое время, привыкая к новости, которую сообщил Пафнутьев. — Ну что ж, пусть. Но мы не сдаемся, Павел Николаевич. Будем работать. Не откажемся и от вашей помощи.
— Я тоже не откажусь.
— На это я и надеялся. Есть такой адвокат... Илья Ильич Огородников. Запомнили? Если ему зажать яйца дверью, он расскажет много интересного. Он выходил на нас от имени этой банды.
— А почему бы вам самим не заняться? Я ничего не могу зажать дверью, но вы-то можете?
— Если честно... Нет сил. Требуется время на перегруппировку. И потом... Мы не знаем, кто за ним, сколько за ним, кто он есть на самом деле. Нас и было немного, а стало еще меньше. Если подтвердится, что нет и Левтова...
— Уже подтвердилось.
— Вы так уверенно об этом говорите... У вас есть труп?
— Нет. Я не могу всего сказать, но здесь вы можете верить. Мне незачем пудрить мозги. Вы поделились, я поделился... Возможно, и в будущем сможете кое-что подкинуть... В долгу не останусь.
— Значит, и Костю хлопнули, — с неподдельной печалью проговорил гость. — Ну что ж, пусть так... Это придаст нам сил. — Гость поднялся. — Я могу вам звонить?
— Да, вполне.
— Вы уверены в своей команде? В этом здании? В вашем ведомстве?
— Да. — Пафнутьев помолчал, повертел в воздухе растопыренной ладонью. — В пределах возможного.
— Про вашу контору мне ничего не известно, но есть основания полагать, что в милиции у этих новеньких завелся свой человек.
— Вы уже к ним обращались?
— Можно и так сказать... Запустили утку... Или, как сейчас говорят, вирус... Решили проверить... Как видите, не отказываемся от контактов с правоохранительными органами.
— Так что утка? — спросил Пафнутьев почти безразлично.
— Крякнула.
— Выходили на Шаланду?
— Не так чтобы впрямую. — Гость помялся, ему, видимо, стоило усилий сдержать себя.
— Так, — кивнул Пафнутьев. — Ну что ж... Телефончик не оставите? Или адресок? — Пафнутьев улыбнулся, понимая, что просьба его невыполнима.
— Позже, Павел Николаевич. — Гость тоже улыбнулся, уже от двери. — Мы немного узнаем друг друга, проникнемся доверием... Чего не бывает в жизни. Глядишь, вам все-таки приглянется темно-зеленый джип японской национальности, а?
— Как знать, как знать. — Не поднимаясь из кресла, Пафнутьев прощально помахал рукой утреннему гостю. Потом взял ручку и написал на листке отрывного календаря: «Илья Ильич Огородников, адвокат». — И за то спасибо, — пробормотал он.
* * *Прошли, миновали времена, когда Шаланда мог сидеть за столом и на пыльной его поверхности рисовать пальцем замысловатые узоры, изображая внутреннее свое состояние — от подавленного, смятенного до восторженно-агрессивного. Перебравшись в кабинет городского начальника, он похудел, стал порывистее, проще говоря, непоседливее. И вовсе не потому, что изменился его характер, ничуть, изменилась криминальная обстановка, и уже не оставалось времени сидеть за столом и водить пальцем по пыли.
Да какая пыль!
По его столу за день проносилось такое количество документов, протоколов, фотографий и прочих криминальных бумаг, что там не то что пыль, там скоро могло вообще исчезнуть лакированное покрытие.
А вот обидчивость в нем осталась, обидчивость и постоянная подозрительность — не разыгрывают ли его, не пытаются ли выставить смешно и позорно. Поэтому доклады и донесения Шаланда выслушивал, как и прежде, внимательно, даже настороженно. И к посторонним присматривался как бы с сомнением, даже к тем, кого знал годы и годы.
— Привет, Шаланда! — радостно приветствовал его Пафнутьев, распахивая дверь и широко перешагивая через порог.
— А ты кто такой будешь? — хмуро спросил Шаланда, отрываясь от бумаг.
— Пафнутьев моя фамилия! Пал Николаичем зовут! В прокуратуре служу.
— Тогда входи, — улыбнулся Шаланда, приподнялся, пожал руку Пафнутьеву, приглашающе махнул в сторону приставного столика. — Все веселишься?
— А жизнь-то какая! Как же мне не веселиться, не балдеть от разных дел! В нашем городе начался откровенный беспредел! Слышал такую песню?
— Да ладно тебе... Чего пришел? — Шаланда исподлобья посмотрел на Пафнутьева, нехотя, с сожалением сложил бумаги в папочку, сдвинул ее на край стола. — Опять что-то не так?
— Да нет, все путем, все идет как надо... Зашел вот поговорить, на тебя посмотреть, себя показать... Вдруг, думаю, уж и забыл, как я выгляжу, а?
— Помню, как ты выглядишь, хорошо помню. А поговорить... Хуже времени ты не нашел? Самый разгар, суета, беготня... Некстати, Паша, боюсь, некстати.
— Прогонишь?
— Прогнать не прогоню, но и сильно радоваться тоже не буду.
— Меня это вполне устраивает. Можешь не радоваться, только не прогоняй. Полчаса выдержишь?
— С трудом, — честно признался Шаланда.
— Пусть так, меня и это устраивает.
— Ох, и хитрый ты, Пафнутьев, ох и хитрый! — покрутил головой Шаланда. — Смотрю на тебя и думаю — неужели есть на свете люди, чтоб хитрее были?
— Что ты, что ты! Мне до тебя топать и топать! — Пафнутьев приложил руку к груди.
— Точно? — простодушно обрадовался Шаланда. — А мне кажется, что и дурноватый я, и недалекий какой-то, и все, кому не лень, ездят на мне, а?
— Брось, Жора! — махнул рукой Пафнутьев. — Ты и сам понимаешь, что это не так. Значит, слушай меня... Секретарша знает, что я здесь.
— Конечно, ты же мимо нее прошел.
— Дай ей такую команду... Пусть все, кто хочет, заходят к тебе прямо сейчас. Твои сотрудники. По любому вопросу. Повторяю — по любому вопросу пусть к тебе свободно заходят. Только она должна их предупреждать... Так, дескать, и так, там у него, у тебя то есть, Пафнутьев из прокуратуры, но можешь зайти, заходи, только не очень долго.
— А зачем все это? — Шаланда приник грудью к столу и внимательно уставился в глаза Пафнутьеву.
— Не хочу мешать твоему производственному процессу.
— Врешь! — убежденно крякнул Шаланда. — По глазам вижу, что врешь!
— Конечно, — легко согласился Пафнутьев. — Давай договоримся... Сделаем, как я тебя прошу, а перед уходом все выложу без утайки. Заметано? Когда зайдет твой человек, ты спокойно решаешь вопрос, с которым он пришел. На меня ноль внимания. Уйдет, мы снова с тобой начинаем обмениваться важными мнениями о криминальной жизни города. Ты одно говоришь, я другое, с другой колокольни... Ну?
— Ох, Пафнутьев, какой же ты хитрый... Мне иногда страшно становится, понимаешь, страшно? — обернулся Шаланда уже от двери.
Он вышел, с минуту его не было, видимо, давал указания секретарше. Конечно, Пафнутьев хотел бы при этом присутствовать, хотел бы убедиться, что Шаланда произносит именно те слова, которые требовалось, но не решился. Хорошо уже то, что тот разрешил провести этот маленький эксперимент в собственном кабинете.
Шаланда вернулся, сел на свой стул, жалобно пискнувший под его массой, и уставился в лицо Пафнутьеву, словно хотел что-то прочитать по его глазам.
— Скажи, меня знают в твоей конторе? — спросил Пафнутьев.
— Да тебя здесь каждая собака знает! Уже все управление в курсе, что пришел Пафнутьев по чрезвычайно важному делу. Поскольку Пафнутьев другими делами не занимается, — съязвил, как сумел, Шаланда.
— Ты сказал секретарше, что готов принять кого угодно по любому вопросу, как служебному, так и личному?
— Да уж сообразил!
— Молодец. Умница. В таком случае мы можем спокойно без помех поговорить.
— О чем? — спросил Шаланда, всем своим видом показывая, как он страдает, как невыносимо ему заниматься болтовней пустой и никчемной.
— Что с тем джипом, который был расстрелян на окраине города три дня назад? Твои ребята что-нибудь выяснили?
Ответить Шаланда не успел — дверь в кабинет приоткрылась, и заглянул человек в форме. Он помолчал, ожидая, пока начальство повернется к нему, увидит его, узнает и примет решение.
