Дзюго Куроива - Безмолвные женщины
Обзор книги Дзюго Куроива - Безмолвные женщины
Дзюго Куроива
Безмолвные женщины
— 1-
Котаки заходил в полицию ежедневно. Вначале старший инспектор следственного отдела встречал его с сочувствием, но потом визиты Котаки стали его раздражать. Его и так выводили из себя безрезультатные розыски, а тут еще несчастный отец часами мозолит глаза в приемной и мешает работать. Реакцию старшего инспектора можно было понять: он чувствовал свою вину — ведь преступник все еще гуляет на воле и нет никаких шансов, что его обнаружат.
В конце концов следствие зашло в тупик, и полиции пришлось распустить группу расследования. Накануне старший инспектор пригласил к себе Котаки.
— Место преступления оказалось чрезвычайно сложным для розыска, — сказал он. — Жители прилегающего района категорически отказьшаются сотрудничать с полицией. Тело вашего сына обнаружено в глухом, безлюдном переулке. Никто не видел, как его убивали, никто не слышал его криков о помощи. Мы с самого начала предполагали, что расследование столкнется с большими трудностями…
Старший инспектор, с сочувствием глядя на осунувшееся лицо Ко-таки, раздумывал, как бы поделикатнее намекнуть ему, что полиция зашла в тупик и вынуждена отказаться от дальнейших розысков.
— Прежде всего надо было выяснить, как и по какой причине ваш сын оказался в этом переулке, — продолжал он. — Ведь он был серьезный юноша, хорошо учился. И вдруг… Конечно, я не исключаю, что, гуляя по городу, он совершенно случайно забрел в район притонов… И мы сначала придерживались версии о непреднамеренном убийстве: какой-нибудь вор или пьяный по непонятному побуждению ударил его, вовсе не собираясь убивать… Кстати, сейчас мы расследуем аналогичный случай: пьяный чернокожий без всякого умысла избил до смерти японца…
Котаки согласно кивнул. Он и сам ничего иного не предполагал.
— Но, как мы выяснили, ваш сын накануне убийства — по нашим предположениям, оно произошло около двух часов ночи двадцать седьмого сентября — дважды, двадцать пятого и двадцать второго или двадцать третьего, появлялся в китайской харчевне, расположенной поблизости от места убийства. Правда, свидетели в точности не могут этого подтвердить, но мы беседовали с хозяйкой пансиона, где ваш сын снимал комнату, и она сообщила, что двадцать третьего ваш сын вернулся в четыре утра, а двадцать пятого вообще не приходил. Хозяйка утверждала, что такого с Ёсио прежде не случалось. Благодаря показаниям свидетелей, мы выяснили, что он в эти дни посещал китайскую харчевню.
Затем старший инспектор рассказал Котаки о некоторых особенностях этого заведения.
— Неужели там все проститутки немые? — удивился Котаки.
— Н-да, не могу понять, что интересного в развлечениях с женщинами, с которыми невозможно перекинуться даже словом, — продолжал старший инспектор. — По-видимому, это порождение оккупационного режима. Когда в Японии находились американские солдаты, только им было разрешено посещать китайскую харчевню. Японцам же туда вход был воспрещен. Среди американцев многие отличались извращенным вкусом, они с удовольствием проводили время с немыми женщинами. Теперь уже трудно сказать, каким образом они появились в китайской харчевне — то ли их специально подыскивал хозяин, то ли они сами облюбовали это место.
— Погодите минутку, господин инспектор, — перебил его Котаки, ухватившись за какую-то мысль, — может быть, вам известно, с какой из женщин встречался мой сын в этой харчевне?
— Нам это выяснить не удалось. Там все молчат — боятся влипнуть в историю. Они терпеть не могут полицию и, как правило, отказываются давать показания. Само собой, мы допросили всех немых женщин, но толком ничего не узнали. Правда, старшая официантка подтвердила, что ваш сын, вернее, юноша, внешностью похожий на него, приходил в харчевню, но с какой из женщин он сидел за столиком — не помнит… А теперь позвольте в двух словах высказать нашу точку зрения: ваш сын, гуляя по городу, случайно забрел в тот район и остановился перед китайской харчевней; он основательно проголодался, а судя по вывеске, здесь можно было недорого перекусить; войдя внутрь, он почувствовал нечто странное в атмосфере, царившей в этом заведении, — и растерялся; он ведь был серьезным юношей и до того вечера не посещал ни баров, ни кабаре, а здесь его будто одурманили…
— Одурманили?
— Ну не в прямом смысле. Я имею в виду, что вся атмосфера харчевни с женщинами легкого поведения, с оркестром, исполнявшим тягучие мелодии южных морей, подействовала на него как опиум. Чересчур серьезным людям трудно противостоять дурману — они легко поддаются всему возбуждающему. Вот и вашего сына невольно потянуло к этому неведомому миру. И он снова пришел в харчевню — и двадцать пятого, и в день убийства… А там сразу догадались, что он из хорошей семьи…
— Господин полицейский, я всего лишь страховой агент.
— У вашего сына была аристократическая внешность, и, наверное, кто-то из клиентов решил, что у него водятся деньги. Этот негодяй — может, «волосатый» или негр, а может, и головорез-японец — последовал за Ёсио, когда тот вышел из харчевни, и стукнул по голове, рассчитывая поживиться. Навряд ли у него было намерение убить вашего сына. Такова моя точка зрения. В общих чертах она совпадает с первоначальным предположением полиции. Специальную группу розыска мы вынуждены распустить, но это не означает, будто полиция умыла руки — обычное расследование мы продолжим.
В словах старшего инспектора чувствовался многолетний опыт. Его выводы были не лишены логики, а рассуждения убедили бы Котаки, если бы не харчевня — притон немых проституток.
Однако свои сомнения он не высказал вслух.
— Господин инспектор, назовите мне, пожалуйста, имя официантки, подтвердившей в полиции, что видела юношу, похожего на Ёсио, — попросил он.
Лицо старшего инспектора приняло жесткое выражение.
— Не имею права. Мы обещали этой женщине ни при каких обстоятельствах не называть ее имя — лишь на этих условиях она согласилась дать нам информацию… А позвольте спросить: зачем вам понадобилось ее имя?
— Я попытаюсь сам отыскать убийцу… Хотя и понимаю, что вряд ли из этого что-нибудь получится.
Котаки рассказал старшему инспектору, как он старался вывести Ёсио в люди, как ради этого не погнушался тяжелой работой страхового агента.
— Мы не можем признать ваши действия законными, — выслушав его, сказал старший инспектор, — но и помешать вам тоже не имеем права. Вы меня поняли? Имя той женщины я вам не назову, но запомните: у нее около носа — родинка. Только не проговоритесь, что узнали об этом в полиции. Если возникнут осложнения, немедленно свяжитесь с нами.
Похоже, непритязательный рассказ об отцовской любви к сыну тронул черствое сердце полицейского.
— 2-
Спустя неделю Котаки ушел из страховой компании, забрал из банка свой вклад и через посредника снял комнату поблизости от китайской харчевни.
В первый же день около десяти вечера он отправился туда. Там, как обычно, играл оркестр, клубился табачный дым, воздух был пропитан запахом чеснока и горелого жира, слышались непонятные иностранные слова.
За соседним столиком в компании двух женщин сидел высокий негр в голубой рубашке; одна из женщин — настоящая красавица лет двадцати, в красном свитере с короткими рукавами. Большие глаза, матовая кожа, чувственные, сочные, словно созревший плод, ярко накрашенные губы. Особенно прекрасны были ее чёрные глаза, но они казались застывшими и пустыми, как стеклянные шарики.
Негр пил неразбавленное виски, покачиваясь в такт джазовой музыке, и время от времени ударял кулаком по столу. Женщина при этом всякий раз глупо улыбалась и отпивала из кружки большой глоток пива. Звали ее Нанако. Ее подруга — худенькая, невзрачная, небольшого роста, сильно накрашенная. В ее облике было что-то отталкивающее, неприятное. Она курила, откинувшись на спинку стула, время от времени обводила глазами зал и, когда сталкивалась взглядом с кем-либо из своих немых подруг, оживленно жестикулировала, покачивала головой и шевелила губами.
Позади Котаки занимал столик «волосатый» лет двадцати в ярко-красной рубашке. Усадив женщину на колени, он беспрерывно рассказывал скабрезные анекдоты и первым же громко начинал хохотать. Рядом юноша-японец прижимал к себе распутную девицу, пришедшую в харчевню подработать. Они покачивались в такт музыке, не забывая при этом выпивать и закусывать.
Немые женщины, за редким исключением, обладали красивой внешностью, и это особенно поразило Котаки. Их он насчитал больше десятка. Полиция не могла к ним придраться и отправить в участок как проституток, поскольку они не служили в харчевне, а приходили туда как обычные посетители. Как правило, эти женщины не создавали впечатления опустившихся созданий. Они не теряли форму, несмотря на то что жили в разврате, торгуя собственным телом. И это тоже казалось удивительным. Среди них были такие, что не уступали девушкам из первоклассных баров, а некоторые вполне могли сойти и за девиц из приличных домов.
