Чарльз Маклин - Домой до темноты
Вдруг наверху что-то зашуршало. Сдержавшись, чтобы не схватить фонарь, я затаил дыханье и прислушался. Шорох прекратился, но через секунду показалось, что я слышу чье-то сопение.
Глаза уже привыкли к темноте. Сквозь отдушину купола я видел слабое свечение вечернего неба. Потом вдруг мелькнула тень, словно к ржавой решетке кто-то приник.
Стараясь не шуметь, я потянулся к фонарику. Затем вскинул руку и включил его, метя в середину потолка.
Луч ударил в цель. Я вгляделся, щурясь от яркой световой полосы. За решеткой что-то сверкнуло. Может, объектив камеры, или стекла очков, или чей-то глаз…
Голубоватый блик, который мгновенно исчез.
Уже через полминуты я был на верху кургана. Никого. Сердце мое колотилось; лучом я обшарил заросли — ничего необычного, никакого шевеления.
В кустах я без труда нашел вентиляционную отдушину, прикрытую тяжелым каменным колпаком. Никаких следов, что его сдвигали.
Но ведь мне помнилось, я вправду что-то видел.
Со стороны виа делла Скала застрекотал мопед. Я направил фонарик на край ограды, и тут мой телефон зашелся звоном, точно будильник.
Лора! Я совсем забыл, что обещал позвонить до семи. Не дожидаясь упреков, я сказал:
— Милая, прости… уже еду. Все в порядке?
Долгое молчание.
— У меня все хорошо. А у тебя?
Мужской голос, сипловатый и тягучий.
— Кто это? — Возникла нелепая мысль, что Лора не одна.
В трубке что-то глухо стукнуло, послышалось невнятное бормотанье.
Я взглянул на дисплей — пусто.
— Наверное, вы ошиблись, — сказал я.
— Не дергайся, Эд.
— Погодите, кто говорит? Отбой.
10
Страж отправил в рот полную ложку папарделле.[21]
— Molto buono… превосходно, — кивнул он официанту, который подал блюдо и желал услышать вердикт. — Mille grazie, signore.[22]
Теперь хорошо бы остаться одному и насладиться едой.
Домашняя лапша и кабанья подливка сочетались идеально. Вдогонку глотку вина двинулся терпкий мускусный вкус дикого хряка. Когда Страж пребывал в «чувствительном» настроении, от этого блюда багровело лицо, но сегодня, слава богу, обошлось. Здешняя кухня впечатляла сама по себе, и перебивать вкус пиротехническими эффектами было нежелательно.
Он занимал тот самый столик, за которым в тот вечер она сидела с отцом.
Может, спросить метрдотеля о супружеской паре высоких спокойных англичан, которая обедала здесь вчера вечером? Столик тот же? Любопытно, но нельзя привлекать к себе внимание. Каково было бы, если б сейчас Эд и Лора вошли в ресторан? (Листеры столик не резервировали — он проверил.) Выдал бы он себя чем-нибудь? Возбуждала мысль встретиться с ними лицом к лицу.
Будто бы Софи привела его на знакомство с родителями. Этот ресторан — одну из немногих во Флоренции подлинных тосканских харчевен, где меню не ограничивалось белой фасолью, потрохами и бифштексом — он выбрал лишь потому, что хотел вновь ощутить ее рядом.
Страж закинул в рот кусочек хлеба, которым подтер остатки соуса, и слизнул темную капельку с костяшки большого пальца. Он понимал, что возращением во Флоренцию затеял опасную игру.
Вчера вечером он провел беглый обыск во всех комнатах опустевшей квартиры Сам Меткаф, не прикасаясь к ярусам коробок и ящиков, — ноутбук багажом не отправляют.
Кто знает, верным ли было решение предупредить ее. Он позвонил ей из самолета сразу после посадки, едва погасло табло «пристегните ремни». Когда она поняла, с кем говорит (сладостный момент), в ее голосе послышался страх. Это спровоцировало обычный инцидент, из-за которого пришлось оставаться в кресле дольше других пассажиров. Однако желаемый эффект был достигнут. Баба сдрейфила и не встретилась с Эдом Листером. Но все же она оставалась источником неприятностей, ибо ситуация легко могла выйти из-под контроля.
Сам Меткаф он видел издали и всего раз. Но Страж не забывал лица. Моментальный снимок, который он обнаружил в ванной (она в обнимку с каким-то макаронником на колокольне Джотто),[23] соответствовал запечатленному облику.
Интересно, насколько хорошо Меткаф запомнила его?
На вокзале показалось, что ноутбук лежит в портфельчике, который Сам отдала приятелю. Конечно, он мог бы отметить, что груз уж больно невесом, но было слишком далеко. Да еще эта смешная походка Джимми.
Поглядывая на витрины модельеров, Страж шел за ним по виа Торнабуони; он держался достаточно близко, чтобы в случае необходимости тотчас войти в магазин. Уж он-то знал, как вести слежку. Когда объект нырнул к «Феррагамо»,[24] Страж решил, что сейчас состоится встреча с Эдом Листером и передача ноутбука, но оказалось, что малыш Джимми облачился в шелковое платье от Хью Хефнера[25] и любуется своим отражением в зеркале во всю стену.
Парусиновый портфель стоял у его ног.
Подали главное блюдо — телячий эскалоп в лимонном соусе с молодым шпинатом. Впереди — полночи в поезде, и Страж не хотел переедать. Глянув на часы — без пяти восемь, — он попросил кофе и счет. Потом снова окликнул официанта:
— И еще, синьор, кусочек вашего шоколадного торта… — Он пожал плечами и безвольно усмехнулся: — Гулять так гулять!
Джимми Макчадо он перехватил во дворике, к которому вел проулок за пьяцца Антинори. Страж окликнул его на пороге квартиры:
— Простите, мы незнакомы… — Он вышел из тени и вскинул руки, изобразив широкую дружескую улыбку. — Вот сейчас увидел вас и подумал: черт, знакомое лицо. Кажется, вы приятель Сам Меткаф?
Слово за слово, разговорились: до чего тесен мир, соотечественники за рубежом, старая добрая Флоренция, все друг друга знают и так далее… Страж органично прикинулся разбитным натуралом, перед которым этакие джимми млеют: неловким, искренним, нагловатым.
Педик принял все за чистую монету и рассыпался в извинениях: он бы с удовольствием пригласил в дом, но квартира не его — он лишь приходит кормить кота. Да еще через день поливать цветы — и так целый месяц.
Когда Страж понял, что в портфеле ничего, кроме блядского платья, отпускать придурка уже было нельзя.
Назойливый зеленоватый голосок, контрастный синему ромбу, что медленно проворачивался в голове, приставал с вопросом: зачем?
Джимми напрашивался, вот зачем.
Брось, на кой тебе это?
Впрямь хочешь знать?
Тебе до смерти хочется рассказать… Зачем было убивать его, Страж?
Теперь возникли зеленоватые иголки. Страж взял ложку и стал методично обрабатывать шоколадный торт.
Педрилку нельзя было отпускать; во-первых, он видел мое лицо. Во-вторых, Сам наверняка ему все рассказала. И еще один бонус: он дал ее адрес в Венеции — маленький отель на острове Бурано.
Все, разговор окончен.
Закинув рюкзак на плечо, Страж двинулся по виа дель Моро. После жаркой духоты ресторана уличный воздух казался приятно свежим. Страж пересек мостовую и на секунду задержался в темной подворотне. Казалось, это было вчера — здесь он стоял и смотрел, как Софи навеки прощается с отцом.
Слово «прощание» имеет вкус и вес… Оно маслянистое и выскальзывает из пальцев. Когда-нибудь Эд узнает, как он любил его дочь. Надо ему вдолбить, что они с Софи были предназначены друг другу.
На перекрестке с виа Дель Соле Страж оглянулся — У ресторана остановился черный «мерседес». Интересно, кто выйдет из такси?
Нет, не Листеры. Страж двинулся дальше и сделал ностальгический крюк мимо Бадии — церкви, где, говорят, Данте впервые увидел Беатриче. Времени было с запасом, чтобы дойти до вокзала пешком, не опоздав к ночному венецианскому поезду.
11
— А здесь что-нибудь заметил? — спросил я.
На столике между мной и Уиллом лежал альбом, раскрытый на рисунке с фасадом дома. Я ткнул в мансардное окно с раскрытыми ставнями и приподнятой рамой.
То самое, что открылось на сайте domoydotemnoty.
— Можешь взять лупу, — сказал я.
Уилл одарил меня уничижительным взглядом поверх очков, затем сдвинул их на лоб и пригнулся к рисунку.
— Вроде там кто-то стоит? — спросил он.
Я кивнул.
— Что можно сказать о ее состоянии?
Уилл задумчиво откинулся в кресле.
— Значит, рисунки основаны на картинке сайта, адрес которого остался в компьютере ее подруги?
— Виртуальный дом. Интерьера я еще не видел, но фасады идентичны.
Я уже рассказал о Сам Меткаф и нашей несостоявшейся встрече. Больше я о ней не слышал.
— Видишь ли, это не моя область, Эд.
— Я не спрашиваю мнения психиатра.
Кроме того, что он брат Лоры и один из моих старинных друзей, доктор Уилл Каллоуэй — старший консультант по психиатрии в больнице Модели.
— Да нет, спрашиваешь. — Уилл молитвенно сложил руки и усмехнулся. — Подавленные эмоции, желание скрыться или найти убежище, страх — все это передано весьма сильно. Конечно, я не исключаю, что рисунки — лишь плод воображения Софи. В этом доме обитают призраки и… кошмары.
