Борис Старлинг - Шторм
Кейт не решается смотреть на свой живот.
Он снова стоит над ней.
– Ну вот, и твои, и мои муки близятся к завершению. Но прежде чем закончить все это, я должен сделать кое-что, чтобы очиститься, снять с себя вину. Орест принес жертву богам – пожертвовал часть собственной плоти. Свой собственный палец. Который сам у себя и откусил.
Мизинец его левой руки исчезает у него во рту, жевательные мышцы выпячиваются, как грецкие орехи, и Кейт, даже сквозь дождь и ветер, слышит отвратительный скрежет зубной эмали о кость. Лицо Синклера искажено гримасой боли, которую он преодолевает.
Пронзительный крик, звучащий в ее ушах, это ее собственный крик, непроизвольная реакция на то, что она видит.
Она пытается отвести взгляд и не может. Это зрелище завораживает ее, ибо происходящее с Синклером для нее непостижимо. Она видит все это, верит своим глазам, но уразуметь происходящее не в состоянии. Зубы тверже, чем кости. Из трех слоев, составляющих зуб, два внутренних – дентин и цемент – имеют примерно тот же состав, что и кость, но наружное покрытие, зубная эмаль, намного тверже и плотнее. Синклер кусает в оптимальной точке, прямо у костяшки, где пястная кость смыкается с крючковатой. Ему не приходится перегрызать три из четырех мышц пальца, только наружную пястную. Укус производится передними зубами, режущими краями клыков и резцов.
Ноги Синклера подгибаются, словно кто-то ударяет его сзади под коленный сгиб. Не иначе, как от нестерпимой боли.
И тут его зубы со щелчком смыкаются, и из обрубка перекушенного пальца брызжет кровь.
Синклер лезет здоровой рукой в карман, достает белую тряпицу и заматывает рану. Повязка мгновенно окрашивается в красный цвет. Он затягивает ее потуже, морщится, после чего выплевывает откушенный палец в неповрежденную руку и выбрасывает в море.
После чего снова смотрит на нее. Уровень адреналина таков, что становится ясно – игра закончена.
Синклер заносит нож и устремляется к ней. Отраженный от волн лунный свет поблескивает на клинке, и в этот миг в голове Кейт с яркостью молнии вспыхивает озарение.
В последнее мгновение, когда он уже наносит удар, она резко откатывается в сторону и не видит, а только чувствует, что инерция не позволяет ему остановиться. Он спотыкается, пролетает мимо нее и падает, в то время как она, перекатившись, вкладывает весь свой вес в удар связанных рук и обрушивается на стеклянный ящик с гадюкой. Стекло разбивается, острые осколки ранят ей руки, но это уже мало что добавляет к боли от ударов шлангом и мышиных зубов. Ухватив несколько кусков стекла, она стремительно откатывается в сторону, подальше от раздраженно поднимающей голову гадюки. На горле змеи нелепое вздутие: она только что проглотила мышку. Что там говорил Мэтисон?
"Когда змея ест, с ней лучше не связываться".
Синклер приподнимается с песка.
Пальцы Кейт влажны от собственной крови, что-то пульсирует в ее правом запястье.
"Пожалуйста, Господи, пусть это будет вена, не артерия!"
Один из осколков в ее левой руке оказывается достаточно большим, чтобы пустить его в ход. Она зажимает его между средним и указательным пальцами и лихорадочно трет о веревку вокруг запястья.
Гадюка отводит назад голову, явно готовясь к броску, и Синклер, уже готовый снова ринуться на Кейт, завидев рассерженную змею, колеблется.
Время растягивается, тогда как собственный метаболизм Кейт, кажется, невероятно ускоряется. Сейчас, когда вроде бы все вокруг должно происходить стремительно, мир замедляется, и только она продолжает остервенело резать стекляшкой путы.
Синклер приближается, но теперь делает это осторожно, держа в поле зрения змею. Разбитая стекляшка находится между ним и его раздвоенной палкой, и змея сильно рассержена.
Правая рука Кейт рывком высвобождается из пут, за ее запястьем тянется пропитанная кровью веревка.
Внимание змеи сосредоточено на Синклере. На Кейт она не смотрит.
Кейт молниеносно хватает гадюку позади головы, так, как на ее глазах Мэтисон держал natrix natrix. Рептилия яростно дергается в ее хватке, и она, под растянутой кожей змеиной шеи, ощущает пальцами мертвую мышку.
Синклер уже рядом, но, прежде чем он успевает ударить, Кейт швыряет на него гадюку. Защитный рефлекс заставляет его вскинуть руку с ножом, и разъяренная змея реагирует на это, как на нападение: вонзает в его предплечье ядовитые зубы.
Синклер издает пронзительный крик и роняет нож.
Гадюка свисает с его руки, впрыскивая яд ему в кровь. Ее немигающие глаза холодны и равнодушны. Смертоносная самка, не ведающая жалости.
Кейт бросается вперед, хватает нож с песка и одним его взмахом рассекает путы на своих лодыжках. Вспышка молнии. Она вскакивает на ноги и бросается бежать, хотя в ее избитые ступни, кажется, вонзаются миллионы иголок. Она бежит, старясь сократить время соприкосновения ног с землей, словно под ногами не влажный прибрежный песок, а раскаленные уголья.
Громыхает очередной раскат – на сей раз всего через несколько мгновений после вспышки. Меньше пяти секунд – значит, центр грозы менее чем в миле отсюда.
Гроза. Кейт хорошо усвоила, что надо делать, чтобы не стать жертвой молнии.
"Скорчись, чтобы сделаться как можно меньше. Припади к земле, ноги вместе, руки на коленях. Никакого металла. Брось нож. Правда, это не так легко, когда твои ступни горят огнем и за тобой гонится Черный Аспид".
Кейт оборачивается, чтобы посмотреть, где Синклер.
Он стоит там, где она оставила его. Его руки воздеты к небу, раздвоенная палка змеелова взметена высоко над головой – ее кончик, должно быть, поднимается на дюжину футов над песком. На ровном пляже, рядом с огромным водным массивом, это самая высокая мишень.
Кейт мгновенно понимает все.
Он упустил последнюю фурию и проиграл. С ним покончено.
В его затуманенном сознании теперь она будет терзать его до конца его дней. Безумие, нескончаемое, вечное, как море, безумие – вот его грядущий удел. Так не лучше ли положить всему этому конец прямо сейчас? Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Он мог бы зайти в море и погрузиться под воду, но тогда он даст ей шанс спасти его, выудить, ибо он слишком слаб, чтобы оказать сопротивление.
Напряжение в миллиард вольт порождает мощный разряд. Скорость молнии достигает трети скорости света, а температура огненной стрелы может превышать сорок тысяч градусов по Фаренгейту.
На сей раз молния бьет не сверху, а снизу, как будто послана не Небесами, а самим Адом. Яркий, слепящий столб света ударяет из-под земли прямо в Синклера. Кейт падает, но эта ни с чем не сопоставимая картина успевает запечатлеться негативом на сетчатке ее глаз.
Черные, раздваивающиеся зигзаги на фоне белого ночного неба.
А в этой развилке, в окружении ослепительной ауры, Синклер.
Эпилог
В больнице Кейт держат неделю. Ноги ее сильно разбиты, запястья и ладони порезаны, живот изгрызен. Травм великое множество, все они болезненны, но жизненно важные органы не задеты, а значит, полное выздоровление – это только вопрос времени. Оно, как известно, лечит все.
Вместе с навеянной успокоительными средствами дремой к ней всякий раз приходят воспоминания.
Молния, ударяющая в Синклера, и она, бегущая к дороге, чтобы остановить первую машину, но вид у нее такой, что никто не тормозит, и ей приходится выскочить на середину трассы, чтобы заставить водителя остановиться. Кровь, заливающая позаимствованный у него мобильник, когда она звонит в "Скорую помощь", а потом в совещательную полицейского управления. Она дозванивается до самого Фергюсона и отдает ему три распоряжения: освободить Алекса, забрать Лео из дома Синклера и направить людей на пляж, чтобы навести там порядок. Когда она возвращается к Синклеру, одежда его еще дымится, а ветер разносит вокруг запах горелого мяса.
По иронии судьбы, Кейт достается та же самая больничная койка, что и ее отцу, после взрыва бомбы в "Майклхаус". Лежа именно на ней, она принимает кажущийся бесконечным поток посетителей. Фрэнк, Бронах и Лео приходят в первое утро. Дождавшись, когда Фрэнк отвлечется на что-то в стороне, Кейт показывает отцу и тетушке свои раны. После полудня заваливается Фергюсон с ребятами, которые стараются приободрить ее грубоватым полицейским юмором. После них приходят Эммелин, Джин и Леннокс.
– Знаешь, я не могу представить себе, чтобы мы занялись еще какой-нибудь постановкой, – говорит Джин, и остальные кивают.
Джейсон присылает ей записку, сдержанную и официальную, в которой говорится, что он понимает, почему она поступила с ним так, как поступила. Она прочитывает ее дважды и выбрасывает.
Одна из сиделок приносит ей экземпляр "Абердин ивнинг телеграф". "Главе паромной компании предъявлено обвинение в покушении на убийство и нелегальной транспортировке детей", – сообщает кричащий заголовок. Кейт бегло просматривает текст и видит, что собственная газета Лавлока уже прилагает все усилия, чтобы от него дистанцироваться.
