Борис Старлинг - Шторм
– Грампианская полиция готова взять на себя все расходы по транспортировке и конвоированию?
– Да.
– Это будет недешево.
– Надеюсь, сэр, результат оправдает расходы.
– Вы лично возьмете на себя ответственность за все аспекты этой... экскурсии?
– Да.
Министр сидит, закинув ногу на ногу, и плавно покачивает правым ботинком.
– Если он согласится, в вашем распоряжении будет двадцать четыре часа.
– Это... этого может оказаться недостаточно.
– Придется, детектив. Это все, что я готов вам дать.
– Тридцать шесть часов.
– Двадцать четыре. Либо соглашаетесь, либо нет.
"Вот так, наверное, принимаются государственные решения. Торг, как на рынке".
– Двадцать четыре часа, с какого времени и по какое?
– С того момента, как он выйдет из здания тюрьмы, до того момента, когда он вернется туда снова.
– Но этого точно не хватит, сэр. Дорога в каждый конец занимает два часа, и то в самом лучшем случае. Пусть будет двадцать четыре часа, но только в Абердине?
– Двадцать четыре часа, с момента, когда он выйдет из "Вормвуд-Скрабс", до того момента, когда покинет Абердин. Это мое последнее предложение.
Кейт чувствует, когда нельзя перегибать палку.
– Хорошо, сэр. Большое спасибо.
* * *В Англии существует пять основных центров содержания приговоренных к пожизненному заключению: "Брик-стон", "Гартри", "Лонг-Лартин", "Уэйкфилд" и "Вормвуд-Скрабс". Ред содержится в "Вормвуд-Скрабс", тюрьме, которая, как это нередко бывает с местами лишения свободы, переполнена.
Официально свидания с заключенными разрешены лишь по пятницам, с тринадцати пятнадцати до пятнадцати пятнадцати, так что Кейт, даже для того, чтобы просто увидеться с Редом, пришлось договариваться об исключении. И, поскольку данное свидание состоялось не в положенное время, тюремное начальство не согласилось провести его в комнате для свиданий и предложило Кейт проследовать в камеру. Спорить бесполезно.
Во внутреннюю зону, за пределами комнаты для свиданий, запрещается проносить дамские сумочки, еду и напитки; Кейт роется в своей сумочке, находит монету в один фунт, опускает в щель камеры хранения, закрывает дверцу и берет ключ. Охранник, который должен сопровождать ее, указывает на табличку, извещающую, что посетители с плохими новостями должны, прежде чем увидятся с заключенным, поставить в известность администрацию. Кейт качает головой.
Длинные коридоры, шаги и голоса эхом отдаются от стен и звучат в голове Кейт. Охранник шагает вперед, с его пояса свисают ключи. Она следует за ним, уставившись в его подбритый затылок.
У нее противно ноет под ложечкой – это страх, причину которого она осознает мгновенно.
Все дело в бегстве.
В своей жизни Кейт обращалась в бегство трижды, и все побуждавшие ее к тому причины обрушились на нее разом. Ее отец, "Амфитрита" и теперь Ред – правда, Ред не сам по себе, а потому, что с ним связаны тягостные воспоминания о деле Серебряного Языка. Деле, трагическое завершение которого привело Реда сюда и так травмировало Кейт, что она в ту самую неделю подала рапорт о переводе ее из столицы.
* * *Она в отделе кадров. Сотрудники посматривают на нее искоса – никому из них не дано понять ее боль.
– Куда вы хотите уехать?
– Как можно дальше.
– Да, но куда?
У кого-то на обложке ежедневника есть карта Соединенного Королевства. Они смотрят на нее.
– Самый удаленный пункт от Лондона – Инвернесс.
– Хорошо. Я поеду туда.
– Но это ведь была лишь фигура речи, верно? В смысле как можно дальше отсюда?
– Я поеду в Инвернесс.
Они звонят в Инвернесс. Увы, подходящих вакансий в наличии нет.
– Какой пункт следующий по удаленности?
– Абердин.
Абердин, где есть подходящая вакансия и где живет ее тетушка Би. Самое подходящее место, куда можно удрать от этого дела и всего, что сопряжено с ним. От Джеза, в которого она влюбилась. От Дункана, который их продал. И от Реда, человека, которого в столичной полиции прозвали Золотые Яйца, но который кончил тем, что, нарвавшись на слишком изощренного убийцу, стал убийцей сам.
* * *Охранник заворачивает за угол и останавливается.
– Прямо в конце, слева. Когда захотите выйти, возвращайтесь назад тем же путем и нажмите там.
Он указывает на зеленую кнопку, установленную на уровне головы на противоположной стене.
Кейт кивает. В горле у нее пересохло.
Это дальний конец тюрьмы. Сорок третий сектор, пользующийся самой дурной славой, однако Ред содержится изолированно от остальных заключенных, по большей части осужденных за преступления на сексуальной почве.
Кейт направляется по коридору с выбеленными стенами, на которых видна ее тень. Других камер в этом аппендиксе нет – только та, в которой заточен Редферн Меткаф, бывший старший офицер полиции, явившийся с повинной и признавший себя виновным по всем предъявленным пунктам, даже когда все представители защиты (а уж если честно, то и обвинения) заявляли, что, будь у него такое желание, он наверняка смог бы оправдаться и выйти на свободу.
Но он не захотел, он предпочел уйти от прошлого и от всех, кто в этом прошлом остался. После случившегося она хотела навестить его, но он отказался видеть ее. Она написала ему, но он так и не ответил. Он не хотел иметь с ней ничего общего. Ни с ней, ни со своей женой Сьюзан, ни с кем из своего прошлого. Он отказался от былой жизни, так же как Эрик, родной брат Реда, отказался от него самого, после того как Ред, в далеком прошлом, донес о совершенном Эриком убийстве.
Пол коридора линуют пробивающиеся снаружи полосы солнечного света. Подойдя ближе, Кейт видит решетку, отделяющую камеру Реда от коридора – перекрещивающиеся вертикальные и горизонтальные прутья. Рыболовная сеть из закаленной стали. В ноздри ударяет запах канализации, но тут же исчезает.
Кейт видит Реда, когда он ее еще не заметил. Он лежит на своей койке и пишет. С одной стороны от него громоздятся справочники с торчащими между страниц желтыми закладками. Его лицо стало более бледным и мясистым, чем она помнит, – результат нехватки дневного света и физических упражнений. Тюремный "загар". Рыжая шевелюра, его визитная карточка, всклокочена, так же как и отпущенная в заключении борода. Здесь нет ни телекамер, ни перенимающих опыт молодых полицейских – выпендриваться не перед кем и об имидже можно не заботиться.
– Привет, Ред.
Он поднимает голову – в глазах удивление. Должно быть, он принял ее за охранника.
– Кейт. – Его голос необычно официален. – Ну и ну. Какой сюрприз.
– Что за сюрприз?
– Приятный, конечно.
– Почему "конечно"?
Он садится на койке. Квадратики между прутьями решетки слишком малы, и ни один из них не обрамляет лица: она видит глаз через одну ячейку, ухо – через другую.
– Мне нужно было время, чтобы приспособиться, Кейт. Вот почему я так вел себя. По отношению к тебе и остальным. Но теперь я привык к этому. Должно быть, мое поведение обидело тебя, и я прошу прощения. Но ты знаешь, тут не было ничего личного. Точно так же я вел себя и по отношению ко всем прочим.
Он аккуратно кладет карандаш на блокнот, точно под тем местом, где заканчивается сделанная убористым почерком запись.
– Могла бы предупредить, что собираешься меня навестить.
– На это не было времени.
– Как жизнь? Ты ведь уехала в Шотландию, да? В Эдинбург?
– В Абердин.
Она удивлена тем, что он вообще что-то о ней знает.
– Гранитный город. "Ты испытываешь к Абердину неприязнь, сходную с отвращением отвергнутого любовника. Это единственный навязчиво и раздражающе привлекательный город Шотландии". Знаешь, откуда эта цитата?
Она качает головой.
– Льюис Грэссик Гиббон[12]. – Он улыбается. – Поразительно, сколько нового можно узнать, когда у тебя есть время.
Кейт кивает на стопку справочников.
– Вижу.
– Мне поручили составить новый каталог тюремной библиотеки, тут царил полнейший хаос. Пришлось начать с самого начала: Библии, Шекспира, Британской энциклопедии. Сейчас там около трех тысяч названий.
– А какие книги пользуются наибольшим спросом?
– У кого как. Но в целом, пожалуй, религиозные. Коран, например. Из нехудожественной литературы – "Государь" Макиавелли. А из художественной... – Он усмехается. – Достоевский. "Преступление и наказание". Прямо в тему. Но ведь ты пришла сюда вовсе не за тем, чтобы обсуждать читательские пристрастия заключенных, и это не визит вежливости. Чем я могу тебе помочь?
Она переходит прямо к делу.
– Два убийства. В обоих случаях убиты женщины, одна молодая, другая старая. Никакой связи между ними мы обнаружить не смогли, кроме того факта, что обе мертвы. Обе убиты ножом, но у одной перерезано горло, а другая могла умереть от любой из четырех смертельных ран. Обе были найдены в лесистой местности. Кисти руки и ступни отрезаны и привязаны вокруг шеи. К груди каждой жертвы прикреплена змея. Живая. В обоих случая обнаружено семя. Признаков проникновения чужеродного предмета нет.
