Борис Старлинг - Шторм
– А быстрее никак?
– Ты ведь сама все слышала, Кейт. Единственное, что я мог сделать, это уговорить хренова педика доложить своему боссу о нашем ходатайстве в первую очередь.
– Понятно. И спасибо вам за помощь. Значит, завтра утром?
– У них есть мои номера и твои. Мы узнаем, как только они примут решение.
– Остается надеяться, что будет не слишком поздно.
* * *Кейт смотрит на них обоих, на сына и на любовника. Алекс в шортах, открывающих длинные, мускулистые ноги, из-под ворота его рубашки задиристо выбивается коричневая вьющаяся поросль. Лео соорудил игрушечный многоэтажный гараж и занят тем, что, сосредоточенно морщась, то деловито направляет все машины вверх по пандусу с одной стороны, то вниз, по спиральному скату, – с другой. Алекс подгоняет ему машины, когда они оказываются вне пределов досягаемости. Иногда он устраивает маленькое столкновение или помахивает какой-нибудь машинкой в воздухе, так, что Лео не может ее достать. Лео заливается звонким детским смехом и шутливо нападает на Алекса, который откатывается по полу и просит пощады, словно только что получил тумака от Майка Тайсона. Лео смеется еще пуще, прыгает на Алекса и кричит:
– Я победил!
До сих пор ни один из мужчин, с которым у Кейт завязывались какие-то отношения, сыну не нравился.
Алекс поднимает на нее глаза и подмигивает. У нее возникает ощущение, будто он точно знает, о чем она думает.
"Он не твой сын. А жаль".
– Как дела на работе? – спрашивает она.
– Сплошная запарка.
– Да ну?
– Перелистал столько бумаг, что руки отваливаются.
Она смеется.
Лео хватает руку Алекса и тянет, пытаясь поднять его на ноги.
– Пошли, Алекс. Давай поиграем в футбол.
Алекс ставит Лео на пол, прыжком поднимается и теперь сам увлекает мальчонку за руку. Из комнаты они выходят вместе, хотя на каждый шаг Алекса приходится по три шажка Лео. У Кейт от этого зрелища перехватывает дыхание. На работе день-деньской одни лишь насилие и смерть, но каково же, придя домой, увидеть, что этот парень растопил сердце Лео еще быстрее, чем ее собственное.
Она заходит на кухню, где Бронах – сегодня она в фольклорном наряде, блузке и юбке с цветочным узором – пьет чай и читает журнал.
– Славный малый, – говорит тетушка.
– Ну, и ты туда же! – смеется Кейт, страшно довольная тем, что близкие ей люди одобряют ее выбор. – Чай остался?
– Должно быть немного, в заварном чайнике.
Кейт наливает себе чашку и садится.
– Все твои предыдущие дружки были гораздо хуже.
– Наши отношения только-только начались. Дай мне разобраться.
– Еще раз тебе скажу, – глаза немолодой женщины поблескивают, – гораздо хуже.
Снизу, с улицы, доносятся радостные восклицания. Кейт смотрит из кухонного окна. Алекс то перебрасывает мяч с ноги на ноги, то, дав ему упасть, переступает через него в одну, потом в другую сторону. Лео мечется, как терьер, пытаясь отобрать мяч. Кейт обхватывает кружку обеими руками, позволяя теплу просочиться сквозь керамику к ладоням. Пар играет на ее лице.
Лео завладевает мячом и неуверенно ведет его по направлению к Алексу, который приседает, разведя руки на манер голкипера. Когда Лео приближается, Алекс стремительно бросается вперед, но не в ту сторону. Мальчик пробегает мимо него и забивает мяч между двумя цветочными горшками, выступающими в роли стоек ворот. Лео подпрыгивает и что есть силенок кричит: "Гол!" Мордашка его сияет.
Кейт снова поворачивается к Бронах.
– Этого у нас запасено очень много, – говорит Бронах.
– Много чего?
– Любви.
– Любви? У нас?
– У тебя в особенности. Я говорю о нерастраченной любви, о той, которую ты не испытывала к Дэвиду. Или не могла, или не хотела, неважно. Всей той любви, которую ты влила в Лео. Будет неплохо, если ты потратишь часть ее и на кого-нибудь еще.
– Этак ты можешь дойти до того, что убедишь меня выскочить замуж.
– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Вот и все.
И только при отъезде на обед, когда Лео нехотя прощается с Алексом и Бронах, лицо которой лучится улыбкой, Кейт вспоминает, что она так и не поделилась с Бронах тем, что открыл ей за ланчем отец. А вспомнив, улыбается.
Ничего страшного. Тетушка так и так все узнает.
* * *Предполагалось, что они будут только вдвоем, но Кейт переживает за Синклера, который сидит дома один-одинешенек, поэтому звонит и приглашает его. Он пытается отговориться тем, что не хочет быть лишним и что на него еды не напасешься, и только после того, как она уверяет, что они идут в ресторан, а ему, после всех тех усилий, которые он положил, чтобы свести их вместе, просто необходимо там быть, Синклер соглашается. Если Алекс и имеет что-то против, он никак этого не выказывает.
Синклер появляется через несколько минут после них. Он по-прежнему в костюме и даже не снял галстука и при этом в конце жаркого дня выглядит так же безупречно, как большинство людей по утрам. Когда он заходит, Кейт отмечает – и не в первый раз – его исключительную ауру. Может быть, он не самого высокого роста, но энергия искрится вокруг него, как ореол. Люди смотрят на него, он притягивает к себе взгляды.
Кейт ощущает, что ей хочется показать Алекса Синклеру в наилучшем свете. Хотя они все знают друг друга, ее по-прежнему не покидает ощущение того, что она приводит парня домой напоказ родителям. Может быть, если исходить из абсолютных критериев, Кейт, с учетом возраста, даже более успешна, однако ее отношения с Синклером все же не совсем равные и в таких ситуациях, как нынешняя, его старшинство становится особенно заметным.
Точно так же, как отец, – и, если подумать, точно так же, как Бронах, – он тоже озабочен тем, что она работает слишком усердно.
– Ты просто можешь отказаться от этого дела, – говорит он.
– Не могу.
– Конечно можешь. Наверняка есть и другие люди, которые могли бы им заняться.
– Ладно, могу. Но не хочу.
– Почему?
– Потому что этот негодяй мой. Я хочу увидеть его лицо, когда он будет пойман.
– Но стоило ли влезать во все это так скоро, после случившегося на пароме?
– Такова жизнь. События не подстраиваются под тебя и не заботятся о твоем удобстве. Они обрушиваются на тебя, как стихия.
– А не потому, что ты намеренно помещаешь себя на пути этой стихии?
– Послушай меня. Когда я... когда кто угодно поступает на работу в полицию, он принимает на себя определенные обязательства. Признает, что в мире существует зло, и соглашается делать все от него зависящее, чтобы преградить ему путь. И о том, чтобы выбирать время и место, более подходящее для борьбы со злом, не приходится и думать. Эта борьба ведется постоянно, не прекращаясь, и уклоняться от нее означает отрицать или отвергать реальность самого зла.
– Ты просто не можешь...
– Дай мне закончить. Люди все время спрашивают: почему существует зло? Они говорят о Боге и Сатане и искушении Иисуса и падших ангелах, как будто корни зла можно обнаружить где-то в мифе или религии. Иные пытаются объяснить наличие зла генетикой, социальными условиями, детскими психическими травмами – теорий на сей счет хоть отбавляй. А суть их одна – привязать зло к определенному контексту. Но если признать, что зло существует лишь в определенном контексте, значит, устранив причину, в которой оно коренится, можно устранить и само зло. Однако такое представление ошибочно. Зло существует независимо от чего бы то ни было, в силу естественного порядка бытия.
– Все это чушь собачья, – заявляет Алекс.
– Как ты можешь так говорить? – возмущается Синклер.
– Могу, потому что вижу его каждый день. По-настоящему людям стоило бы задаться другим вопросом: откуда в мире добро? Все невесть почему считают, будто наш мир – это мир добра, зараженный злом. А на самом деле все не так. Это мир зла, в который добро сумело прокрасться, отыскав какую-то лазейку. Добро может торжествовать над злом в религии и литературе, но в науке – в реальности – дело обстоит совсем наоборот. Все приходит в упадок, ветшает и умирает. В основе закона природы лежит выживание сильнейших, а под сильнейшими мы имеем в виду самых безжалостных и эгоистичных. Понятие милосердия природе неведомо.
Она понижает голос.
– Скажите на милость, почему, по-вашему, именно нам удалось спастись с "Амфитриты"? В силу нашей доброты и порядочности? Черта с два – топча и расталкивая всех, кто оказывался на нашем пути. На борту того парома мы были низведены до уровня животных, и все наши действия представляли собой борьбу за выживание, в чистом виде, без всех тех ограничительных факторов, которые постоянно присутствуют в обычных обстоятельствах. И что же – стоило убрать эти факторы, как мы напрочь забыли о милосердии, сострадании и любви к ближнему. Люди бывают добры, потому что их учат быть такими, потому что они боятся не быть таковыми. А не будь последствий, которых нужно бояться тогда все не только были бы злыми, но и творили бы зло. Единственная разница между нами и человеком который убил тех двух женщин, в том, что он недостаточно боялся последствий, чтобы этот страх не дал ему совершить задуманное.
