Джеймс Паттерсон - Явился паук
С приближением суда Вашингтон облетела новость о том, что министр Голдберг самолично разрабатывает формулировку обвинения и что адвокатом выступит Энтони Натан. В «Вашингтон пост» Натана охарактеризовали как «воина-ниндзя». С тех пор как Сонеджи-Мерфи выбрал его своим защитником, о нем регулярно публиковались материалы на первой полосе. Со мной Гэри не говорил о Натане, лишь однажды бросил мимоходом: «Мне нужен хороший адвокат, ведь так? Мистер Натан подходит мне, он убедил меня в этом и так же убедит присяжных. Он коварен, Алекс». Коварен?
Тогда я спросил Гэри, равен ли Натан ему по уму. Гэри ответил с мягкой улыбкой:
— Почему вы называете меня умным, хотя это совсем не так? Если бы я был умен, то разве сидел бы здесь?
За последние недели он ни разу не вошел в образ Сонеджи и наотрез отказался от гипноза.
Итак, я любовался этим суперадвокатом, который склонился над судейской кафедрой. Он, несомненно, был в своем деле маньяком и частенько доводил до бешенства свидетелей на перекрестном допросе. Гэри неспроста выбрал его… Что их объединяло?
В принципе этот союз смотрелся естественно: один сумасшедший защищает другого. Энтони Натан уже успел публично заявить: «Будет настоящий зоопарк — или судейское шоу в стиле Дикого Запада! Это я обещаю. Они могут продавать билеты по тысяче долларов за место».
Мой пульс участился, когда перед собравшимися предстал судебный пристав и призвал всех к порядку. По ту сторону зала я увидел Джеззи, одетую, как и подобает важной персоне из Секретной службы: темный, безукоризненно строгий костюм, высокие каблуки, блестящий черный «дипломат». Заметив меня, она выразительно закатила глаза.
С правой стороны зала сидели Кэтрин Роуз и Томас Данн. Их присутствие придавало собранию ауру нереальности. Я не мог перестать думать об Энн Морроу и Чарльзе Линдберге на громком процессе о похищении их сына, который прогремел шестьдесят лет назад.
Судья Линда Каплан был известна как красноречивая энергичная особа, не позволявшая адвокатам взять над собой верх. Она занимала эту должность чуть менее пяти лет, но уже провела несколько крупных процессов в Вашингтоне. Чтобы властно руководить ходом слушаний, она часто проводила заседания стоя.
Гэри Сонеджи-Мерфи тихо, почти незаметно для зала препроводили на скамью подсудимых. Он уже сидел с приличествующим скромным видом, как и подобает истинному Гэри Мерфи. В зале присутствовало несколько журналистов, из которых по меньшей мере двое писали книги об этом похищении.
Помощники адвоката демонстрировали всем своим видом подготовленность и уверенность в благоприятном исходе дела.
Судебное заседание началось с театральных эффектов. Мисси Мерфи, сидевшая в первом ряду, вдруг начала рыдать.
— Гэри мухи не обидит, — довольно громко произнесла она сквозь слезы.
Кто-то из присутствующих попросил ее:
— Леди, остановитесь, перестаньте!
Судья Каплан стукнула своим молоточком и скомандовала:
— Тишина в зале! Тише! Довольно этого! Действительно, этого было довольно. Старт был взят. Начался процесс века — суд над Гэри Сонеджи-Мерфи.
Глава 58
В принципе, весь мир пребывает в непрерывном хаотическом движении, но особенно это касается моих отношений с расследованием и правосудием. В тот же день после заседания суда я занялся делом, имевшим для меня огромный смысл: я играл с детьми в настольный футбол. Деймон и Джанель были полны энергии, весь остаток дня проведя в соревновании за мое внимание. Они отвлекли меня от мыслей о неприятностях, неминуемо ожидавших меня в последующие недели.
Вечером после ужина мы с Нана засиделись за столом с чашками кофе из цикория. Я хотел послушать, что она обо всем этом думает, хотя и так догадывался. Пока мы ужинали, руки ее находились в постоянном движении, как у Сэтчел Пейдж, намеревающейся подать крученый мяч.
— Алекс, нам надо поговорить, — собралась наконец бабуля Нана. Когда она собиралась что-то сказать, то сперва замолкала, а затем разражалась монологом, который мог растянуться на часы. В соседней комнате дети смотрели по телику «Колесо фортуны». Доносившиеся оттуда вопли и болтовня создавали приятный домашний шумовой фон.
— Так о чем будем говорить? — поинтересовался я. — Кстати, ты слыхала, что сейчас каждый четвертый ребенок США живет в нищете? Думаю, скоро мы присоединимся к моральному большинству.
Нана молча собиралась с мыслями. Ее зрачки превратились в точечки величиной с булавочную головку.
— Алекс, — начала она наконец, — ты ведь знаешь, что я всегда на твоей стороне, особенно в важных делах.
— Знаю, с тех самых пор, когда я прибыл в Вашингтон со спортивной сумкой и состоянием в семьдесят пять центов.
До сих пор у меня перед глазами картины, как я еду «к бабушке на север». Словно вижу тот день, когда прибыл из Уинстон-Салема на вокзал Вашингтона. Моя мать только что умерла от рака легких, отец скончался за год до нее. В кафешке Моррисона Нана купила мне поесть: я впервые в жизни очутился в ресторане. Так, в возрасте девяти лет, Регина Хоуп взяла меня к себе. У нее было прозвище «Королева надежды». Она учительствовала здесь, в Вашингтоне; тогда ей уже было под пятьдесят. Одновременно со мной в Вашингтон прибыли три моих брата и жили у разных наших родственников до восемнадцати лет. А я все время оставался у бабули Нана.
Мне повезло. Иногда, впрочем, Нана становилась настоящей «королевой ведьм», потому что она «лучше меня знала, что мне нужно». Уж она повидала разных типов вроде меня на своем веку, например, моего папашу в разных видах. Она любила мою мать. Бабуля Нана была и остается классным психологом. Тогда, в возрасте десяти лет, я впервые назвал ее бабулей Нана. Она заменила мне одновременно и бабушку, и мать. Сейчас она сидела, скрестив руки на груди и демонстрируя железную волю.
— Алекс, у меня дурные предчувствия насчет тебя.
— Можешь объяснить почему?
— Могу. Прежде всего, Джеззи — белая женщина, а я им не доверяю. Хочу доверять, но не могу. Большинство из них нас не уважает. Лгут нам в лицо.
— Ты выражаешься как уличный оратор, революционерка Фаррахан или Сонни Карсон, — заявил я, убирая тарелки и столовое серебро в старую фарфоровую раковину.
— Мне нечем гордиться, но я ничего не могу с собой поделать.
Бабуля Нана следила за мной.
— Разве Джеззи виновата в том, что она белая?
Нана заерзала в кресле, поправляя очки, висевшие на цепочке у нее на шее:
— Она виновата в том, что гуляет с тобой. Похоже, она хочет заставить тебя бросить карьеру полицейского и все, чем ты занимаешься здесь, в Саут-Исте. Все, что тебе дорого в жизни. Деймона и Джанни.
— Что-то я не заметил, чтобы они выглядели несчастными и обиженными. — Я уже повысил голос, стоя со стопкой грязных тарелок.
Нана опустила руки на подлокотники:
— Черт возьми, Алекс, ты этого не видишь, потому что не хочешь. Ты для них — все. Деймон уже боится, что ты бросишь их.
— Дети думают так потому, что ты их настраиваешь! — Я верил в то, что говорил.
Бабуля Нана молча откинулась на спинку кресла, не произнеся ни звука. Она выдержала длительную паузу, показавшуюся мне утонченной пыткой.
— Ты абсолютно не прав. Я забочусь об этих ребятишках так же, как заботилась о тебе. Вся моя жизнь прошла в заботах о людях и уходе за ними. Я никогда никого не обижала.
— Ты сейчас обидела меня и знаешь это. Ты знаешь, что значат дети для меня.
В глазах у бабули Нана стояли слезы, но она стояла на своем. Она глядела мне прямо в глаза. Мы с ней связаны крепкими, неразрывными узами любви.
— Алекс, я не хочу, чтобы ты потом извинялся передо мной. Не важно, что когда-нибудь ты пожалеешь об этих словах. Важно то, что сейчас ты не прав. Ты жертвуешь всем ради отношений, которые не кончатся ничем хорошим.
На этом бабуля Нана резко встала и побрела наверх. Все — конец разговору. Так она решила.
Неужели я жертвовал всем, чтобы быть с Джеззи? Неужели наши отношения не имели будущего? Пока я не знал ответов на эти вопросы. Но должен был их найти.
Глава 59
На процессе Сонеджи-Мерфи начались показательные выступления медицинских экспертов. На трибуну для дачи свидетельских показаний один за другим выползали врачи. Некоторые были чересчур крикливо одеты для ученых. Предстали эксперты из Уолтер-Рид, из тюрьмы Лортона, из вооруженных сил и ФБР. Фотографии и схемы четыре на шесть футов вывешивались и объяснялись, посещались и подробно рассматривались на карте места преступлений. Всем этим мы развлекались первую неделю процесса.
Наконец свидетельские места заняли десять психиатров и психологов, дабы доказать, что Гэри Сонеджи-Мерфи является патологическим социопатом, то есть способен полностью контролировать свои действия и совершал преступления в здравом уме и твердой памяти. Его охарактеризовали как «криминального гения», лишенного совести и раскаяния, блистательного актера, чье дарование «достойно Голливуда», способного бесконечно долго дурачить людей и манипулировать ими.