Роксана Лонгстрит - Красный ангел
— Мне жаль, что ваш друг погиб, — проговорил Липаски.
Она целую минуту обдумывала эту фразу, потом поднесла бокал к губам и слизнула каплю, уцепившуюся за ободок, моментально ощутив восхитительный вкус.
— Он не был мне другом, — ответила Алекс, делая большой глоток. Вино обожгло. — Он был бесчувственным эгоистичным подонком, который пользовался мной так же, как пользовался собственной женой. За все время, что я его знала, он не произнес ни единой фразы, доказывающей, что он мне друг. Он никогда не интересовался ни мной, ни моей жизнью. Я знала друзей и получше.
Уже заканчивая последнюю фразу, он вдруг поняла, что сказала. Роб мертв.
Кто остался?
— А если бы он не погиб? Если бы вы вернулись и обнаружили, что он ждет вас под дверью? Вы бы прогнали его?
— Нет, — честно призналась она и увидела, как его губы расплылись в победной улыбке. — Я мазохистка.
Казалось, он смотрит на нее целую вечность. Лицо горело, пальцы начали подрагивать. Холодный, спокойный взгляд серых глаз словно раздевал ее донага, но Алекс заставила себя выдержать. Он все-таки не Дэвис.
Отнюдь.
— Вы не знаете, что такое мазохизм, — наконец сказал Липаски и отодвинул ее в сторону, чтобы помыть свою тарелку.
Алекс почувствовала чье-то присутствие. Кто-то склонился над ней. Она метнулась в сторону, натягивая на себя чужую простыню и покрывало. Тяжелая рука легла на плечо, успокаивая.
— Тихо, — послышался мужской голос. Она наконец продрала глаза ото сна и в призрачном свете уличных фонарей разглядела Липаски. Он казался суровым и утомленным. — Вставайте.
— Зачем? — вяло возразила она, но непроизвольно подчинилась, скинула покрывало и опустила ноги на пол. Майка, которую он предложил ей в качестве ночной рубашки, была достаточно длинной, но недостаточно плотной; сквозь белую ткань откровенно просвечивало тело.
Алекс очень захотелось вновь натянуть на себя простыню, но Липаски уже отошел к окну.
— Который час?
— Три пятнадцать.
— Вы шутите.
— Одевайтесь. Я отвезу вас в отель.
Он стоял к ней спиной, застывший и напряженный.
— Вы говорили с Дэвисом? — спросила Алекс, оглядывая стул в поисках белья. Лифчик. Брюки. Кофта. Трусы, мягко говоря, не первой свежести. Липаски явно не собирался выходить из комнаты, поэтому пришлось встать и быстренько натянуть белье. — Что случилось?
— Ничего. Только быстрее.
Алекс еще колебалась, но он по-прежнему стоял отвернувшись. Тогда она сдернула майку и торопливо надела лифчик. Оказалось, что наизнанку. Пришлось снять и вывернуть, но тут крючки зацепились за кружевную отделку. В темноте было трудно разобраться. Она принялась чертыхаться.
— Вы что, не можете быстрее? — прошипел Липаски.
Алекс дернула крючок, разорвав нейлоновое кружево. Едва она успела застегнуть лифчик, как он отвернулся от окна. Лица его не было видно.
— Там кто-то есть? — шепотом спросила она, натягивая блузку и с отвращением чувствуя запах вчерашней одежды. Сердце отчаянно колотилось. — Господи, она что, уже здесь? Она там, на улице?
Липаски вышел в холл и нетерпеливо принялся мерить его шагами. Алекс натянула брюки, сунула ноги в туфли и постояла немного, надеясь успокоиться и заодно осматривая комнату — не забыла ли что-нибудь.
— Липаски, — позвала она, выглядывая в холл. Он уже стоял у выхода. Обернувшись, он окинул ее быстрым взглядом и отвернулся снова. — Черт побери, что происходит?
Он уже спускался по лестнице. Алекс поспешила за ним, цепляясь потной рукой за перила. Когда она спустилась вниз, он рылся в карманах своей куртки.
Зазвонил телефон. Липаски замер, бросил ключи на столик и снял трубку.
— Липаски, — отрывисто и сердито бросил он. Услышав ответ, закрыл глаза и опустился в кресло. Несмотря на явное облегчение, появившееся на лице, вся его фигура была по-прежнему напряженной. — Господи, где ты был? Нет, не важно, не говори.
Короткая пауза. Липаски потер лицо ладонью и поднял взгляд на подошедшую Алекс.
— Да. Она здесь.
Дэвис? — беззвучно произнесла Алекс. Липаски не ответил. Взгляд его блуждал по противоположной стене.
— Какие шутки, — сухо произнес он. — Нет, с ней все в порядке. Сегодня утром я отправлю ее самолетом домой.
Мы так не договаривались, хотела она возразить, но закрыла рот, вспомнив о его подозрениях насчет прослушивания телефона. Подвинув стул, она села и принялась ждать.
— У меня все нормально. Правда. Оставайся там, где ты есть — нет-нет, не говори ничего! — и перезвони мне в восемь утра. Договорились? Будь осторожен.
Липаски положил трубку и окинул ее непроницаемым взглядом..
— С ним все в порядке? — спросила Алекс. Он кивнул. — Мы не можем предупредить его насчет телефона?
— Нет, пока мои парни не придут сюда в половине восьмого и не проверят линию.
— Вы действительно хотите посадить меня утром на самолет?
Глядя куда-то над ее плечом, он кивнул.
— Даже при том, что меня могут убить?
Липаски опустил голову на сжатые кулаки.
— Вам нельзя оставаться здесь. Нельзя. — Голос звучал глухо, подавленно.
— Почему? — Но она уже догадалась. Она поняла, почему он поднял ее среди ночи с намерением как можно скорее от нее избавиться. — Потому что я доставляю вам неудобства?
Неудобства! Она даже не ожидала от себя такой деликатности.
Липаски расхохотался. Напряженные плечи вздрагивали.
— Нет, вы не доставляете мне никаких неудобств. Вы меня просто с ума сводите.
Понадобилась целая минута, чтобы понять: она была права, но одного взгляда на его лицо оказалось достаточно, теперь она уже ни в чем не сомневалась. Сердце в панике замерло и заколотилось в рваном, тревожном ритме.
Они посмотрели друг на друга. Его губы скривились в улыбке.
— Ну, — выдохнула она.
Он пожал плечами.
— Забудьте об этом, Хоббс. Этому не бывать.
— Почему?
— Потому что я должен думать о нем, а не о вас. — Взгляд серых глаз был спокойным, добрым, искренним. — Я нужен ему гораздо больше, чем вы — мне.
— Ложь, — ответила Алекс. — Скажите, чтобы я ушла.
— Уходите.
Если он и был лжецом, то очень хорошим. Она встала, подошла к телефону и набрала номер справочной службы. Спросила, как вызвать такси.
На шестой цифре его рука мягко накрыла ее пальцы. Рука была теплой, очень теплой. Она разглядывала его лицо, острые скулы, большие глаза и думала о том, что в школе он наверняка выглядел дикарем на фоне ангельских личиков своих одноклассников. Чувственным дикарем.
Чувственности он не утратил до сих пор, просто возраст сгладил острые углы. Она улыбнулась, увидев, как он борется со своей улыбкой.
— Что? — спросил он, заплетая их пальцы. Зрачки расширились. О да! Чувственность.
— Школьные заводилы должны были вас ненавидеть.
— Вы никогда не были школьной заводилой, Хоббс. — Он помолчал. Она кожей чувствовала пульсирующие удары крови в кончиках его пальцев. — Мне нравилось смотреть на вас в майке.
Она не могла встать и подойти к нему. Пульс участился еще сильнее, она смотрела ему в глаза, а его пальцы нежно гладили руку.
— И что дальше? — спросила Алекс.
Липаски наклонился и отодвинул в сторону оказавшийся между ними телефон. Потом взял обеими руками ее ладонь; пальцы медленно начали скользить вверх по руке. Очень легкие, чувственные пальцы. Ей уже с трудом удавалось сохранять самообладание.
— Дальше вы возвращаетесь в постель, — неожиданно низким густым баритоном произнес он.
— Чтобы вы через полчаса снова меня подняли? Нет, спасибо. Я лучше не буду ложиться.
— И будете доставлять мне неудобства?
— О да!
Он изучал ее большими лучащимися глазами, и Алекс вдруг сообразила почему он постоянно прикрывал их. У него был грозный волевой взгляд, излучающий злость. Пальцы уже добрались до локтя, и она вздрогнула.
— Скажите мне, — прошептал он. — Скажите, почему. Может, это из-за смерти Ролли?
Ей пришлось на секунду зажмуриться, чтобы избавиться от его образа и снова направить мысли в нужную сторону.
— Нет. Я думаю, это из-за вас. За один день вы рассказали мне о себе больше, чем кто-либо другой за всю жизнь. — Она запустила руку под манжет его рубашки, подушечками пальцев ощутила тепло и жесткие волосы. Его глаза, казалось, потемнели, но это просто расширились зрачки. — Даже если из-за смерти Ролли, это все равно ничего не меняет. По-моему.
Он покачал головой. Она расстегнула манжет и отправила руку в долгое сладостное путешествие до самого локтя.
— Ну и что дальше?
— Расскажи мне, — опять прошептал он.
У нее кружилась голова от исходящей от него энергии. Пальцы онемели в его руке; она пыталась высвободиться и почувствовала, как они дрожат.
