Майкл Слэйд - Охотник за головами
15.46
Демонстрация началась мирно, но неорганизованно. К собравшимся на Робсон-сквер подходили зеваки – в основном женщины-служащие, возвращавшиеся после ланча. Несколько женских организаций, устроившие митинг, сами не ожидали такого резонанса. К трем часам на площади собралось до семи тысяч человек.
Несколько активисток устанавливали громкоговорители на ступенях старого суда. Другие держали плакаты: «Женщины, объединяйтесь против насилия!», "Каждый мужчина – потенциальный насильник!" и самое оригинальное: «38-й калибр не изнасилуешь!»
В 15.11 две женщины лет сорока в синих джинсах и высоких кожаных сапогах растянули между двумя колоннами здания суда картину. На ней был изображен мужчина с мускулами Шварцнеггера, но без головы. В левом углу помещалась дама пик, срисованная с диснеевского мультфильма, изо рта которой выходила фраза: "Голову долой!"
В 15.15 собравшиеся женщины начали скандировать одно слово; Казалось бы, они осуществляют законное право на свободу собраний, но само это слово и еще два обстоятельства изменили все к худшему.
Одним из обстоятельств было то, что в тот же день в десяти милях собрались на ежегодный чемпионат по футболу до 10 тысяч мужчин, большинство из них пьяные. В какой-то момент те, кто читал утренние газеты, – а таких было довольно много, – начали скандировать: "Охотник – четыре, женщины – ноль! Охотник – четыре, женщины – ноль!"
Через минуту этот клич подхватили трибуны:
– Охотник – четыре, женщины – ноль!
К несчастью, матч транслировали по радио, и на заднем фоне отчетливо слышались крики. Одной из тех, кто их услышал, была женщина по имени Джоан Тристлуэйз, запертая в автомобильной пробке на Робсон-сквер. Она тут же ознакомила с услышанным одну из женских активисток, которая пробралась к микрофону и оповестила толпу. Шокированные известием, женщины начали скандировать: «Смерть свиньям!»
Но даже тогда столкновения можно было избежать. Группа на Робсон-сквер, несмотря на свою воинственность, оставалась управляемой. Но по второму злосчастному совпадению именно там решил поработать Фернандо Зиполи.
Зиполи был маленьким человечком с кривыми зубами и лохматыми эйнштейновскими волосами на лысеющей голове. В юности он жил в Риме, куда приезжало множество американок, только и мечтающих о прикосновениях пылких латинян к их губам и прочим мягким частям. Зиполи часто вздыхал по тем дням, жалея, что переехал в Канаду, где женщины далеко не так отзывчивы. Он уже имел семь, приводов в полицию за приставание в общественных местах.
К несчастью для себя, восьмого он получить не успел.
Обычная его тактика заключалась в том, чтобы затесаться в толпу женщин и медленно проталкиваться среди них, стараясь дотронуться до чьей-нибудь груди или задницы.
Особенно он любил рыжих. Рыжих женщин в свитерах, обтягивающих упругую грудь. Таких было много на этом сборище. Протолкнувшись к одной из них, он с приглушенным "ох, извините", – ухватил ее за груди под свитером. Она потеряла равновесие и качнулась вперед, подставив Зиполи зад, за который он не замедлил взяться.
– Смерть свиньям! Смерть свиньям! – продолжала скандировать толпа.
Зиполи в экстазе ничего не замечал. С напрягшимся членом и восторженными глазами, он не отпускал рыжую, пока одна из стоящих рядом женщин не сняла с ноги туфлю на высоком каблуке и, пронзительно выкрикнув "Смерть свиньям", не вонзила этот каблук в левый глаз Зиполи.
Его вопль на миг заглушил все звуки на площади.
Когда по изуродованному лицу итальянца потекла кровь, его окружили и начали избивать. Его били, даже когда он был мертв.
Происшедшее окончательно вывело толпу из-под контроля. Именно тогда сержант Бартелми и вызвал на площадь конных полицейских.
Через двадцать минут на Робсон-сквер ворвался взвод полиции. Центр города взорвался топотом копыт, криками боли и глухим стуком дубинок.
Одна из женщин с криком "Хватит насилия!" – стащила полицейского с седла и пнула его в пах. В следующий миг дубинка вышибла ей все зубы.
В 16.30 битва на Робсон-сквер завершилась. Но даже после этого полиция продолжала галопировать по близлежащим улицам, разгоняя тех женщин, что еще не попали в больницу или в участок.
* * *17.20
Говорят, что мужчина с сексуальными проблемами часто тянется к оружию.
О том, что это утверждение не вполне верно, свидетельствует статистика смертей от огнестрельного оружия. В Японии в 1980 г. их было 48, в Канаде – 52, в Израиле – 58, В Западной Германии – 42, в США – 10728.
Даже учитывая разницу в населении, складывается впечатление, что американские мужчины остро нуждаются в советах сексопатолога. А может быть, что-то не так в американских законах.
Две женщины, выехавшие утром из Ванкувера в Сиэтл, оправдали последнее предположение, когда вернулись обратно ближе к вечеру. Обычно канадская таможня проверяет каждую пятидесятую машину, и машина, на которой ехали женщины, оказалась как раз пятидесятой. К своему изумлению, таможенники обнаружили в ней пятьдесят два револьвера "Смит-и-Вессон" 38-го калибра, купленных в Сиэтле в этот день.
Все в соответствии с лозунгом: «38-й не изнасилуешь».
Худу
17.46
Первым догадался об этом капрал Уильям Типпл из отдела экономических преступлений. Он был не из тех людей, которых помещают на рекламных проспектах КККП, – пяти футов ростом, тощий, с вечно присыпанными перхотью плечами. Воротник рубашки у него вечно был грязным, и та же грязь застряла под ногтями; но на работе его ценили за оптимизм и неуемную энергию. Он попал в полицию как специалист по электронике, но воспользовался случаем, чтобы поступить в штат. Ему нравилось носить форму, хотя на ней перхоть была еще заметней.
В понедельник днем капрал зашел в штаб отряда по поимке Охотника – просто понаблюдать за работой, приобщиться к коллективу. Войдя в здание, он прошел по коридору, здороваясь со всеми встречными, и открыл дверь библиотеки.
Там было полно народа.
Мужчины и женщины читали за столами, прислонясь к стене и даже сидя на полу. Типпл, желая поучаствовать в обшей активности, переходил от стола к столу. У стола с фотографиями он задержался. Там лежали десятки фотоснимков – тела, отрезанные головы, места обнаружения трупов, фото медсестры на выпускном вечере, снимки сотен мужчин, большинство из которых несло на лицах печать порока.
Человек рядом с ним держал в руках два фото. На одном – голова женщины на шесте, на другом – та же женщина на снимке из полиции.
– Похоже на куски мозаики, – заметил Типпл.
Мужчина взглянул на него без улыбки.
– Билл Типпл. Отдел коммерческих преступлений.
– Эл Флад, – представился мужчина. – Отдел убийств Ванкуверской полиции.
"Они тоже над этим работают", – подумал Типпл не без неудовольствия. Чужак из городской полиции был здесь своим, а он, Билл Типпл из КККП, – чужим. Это неправильно.
– Все это напоминает склад Компании Гудзонова залива, не так ли? – жизнерадостно спросил капрал.
Флад только покачал головой и вернулся к фотографиям.
Пожав плечами, Типпл продолжил осмотр. Наравне с другими он рылся в устилавших стол снимках, отбрасывая одни и тут же хватая другие. Потом ему в руки попал снимок негра и еще одно фото женщины из полицейского досье.
– Вот, – толкнул он Флада. – Еще один фрагмент вашей мозаики.
– Спасибо, – буркнул детектив, взяв фото желтыми от никотина пальцами. Глаза у него были припухшими.
"Циник какой-то", – подумал Типпл.
– Это из нашего отделения, – Флад кивнул на фото в своей правой руке. – Это наркоманка по фамилии Грабовски, одна из убитых. А второе фото из полиции Нью-Орлеана. Черный, чье фото вы держите, тоже как-то связан с ней. И с Нью-Орлеаном.
При словах "Нью-Орлеан" в голове у Типпла что-то промелькнуло.
– Можно посмотреть? – он вежливо взял из рук Флада оба фото.
Минуты две он изучал фотографии и подписи на их обороте – имена изображенных лиц. Потом достал из кармана записную книжку и, перелистав пару страниц, показал ее Фладу.
– Черт меня побери, – торжественно объявил он, – если это не то, что вы ищете.
На странице большими буквами было написано то же имя, что красовалось на обороте одной из фотографий.
Джон Линкольн Харди.
* * *21.45
Роберт Деклерк только что приколол к стене рядом с фото Джона Линкольна Харди справку из отдела экономических преступлений, когда заметил, что у него дрожат руки. «Недоспал», – подумал он. День был на редкость тяжелым.
Покинув монастырь, он отправился домой и попытался уснуть. Но сон не шел. Как он ни старался, не мог избавиться от чувства напряженности, вызванного последним убийством. Охотник действовал с такой скоростью, что город готов был взорваться. И вот теперь взрыв, кажется, произошел.
