Томас Харрис - Красный дракон
Он мечтал получить ответ от доктора. Лектор должен подать ему какой-то знак, прежде чем он отважится поведать ему о главном.
Но как переслать письмо? Он порылся в коробке с вырезками о Лекторе, в который раз их перечитал, и внезапно ему в голову пришла простая мысль.
Он закончил письмо. Перечитал его, и оно показалось ему чересчур робким и неуверенным. Подписался «Горячий поклонник».
Несколько секунд размышлял над этой подписью. Да, так и есть — горячий поклонник. Он гордо выпятил подбородок.
Рукой в перчатке он вынул изо рта зубной протез и положил его перед собой.
Верхняя челюсть имела весьма необычный вид. Сами зубы были ни чем не примечательны: белые, ровные, но ярко-розовая пластмассовая десна своими шишковатыми выпуклостями и впадинами воспроизводила строение его челюсти. Гибкая пластина с подвижным клапаном наверху позволяла ему при разговоре закрывать мягкое небо.
Он подвинул к себе небольшой футлярчик. Там находился еще один протез. Пластина для прикрытия мягкого неба на этом отсутствовала, хотя форма десны была такой же бугристой. Темные пятна засохшей у корней зубов крови издавали тошнотворный запах. Этот протез был точной копией бабушкиной искусственной челюсти, лежавшей в стаканчике возле ее постели.
Ноздри Долархайда затрепетали, учуяв запах крови. Растянув губы, он вставил протез, провел языком по зубам. Потом сложил письмо и сжал его в зубах. Когда развернул сложенный листок, подпись «Горячий поклонник» обрамлял овальный след прикуса, его личная печать, скрепленная кровью.
ГЛАВА 12
Ровно в пять часов вечера адвокат Байрон Меткаф снял галстук, приготовил себе выпить и водрузил ноги на стол.
— Вы на самом деле не хотите?
— Как-нибудь в другой раз, — ответил Грэхем, обирая с обшлагов колючки и радуясь уже хотя бы тому, что кондиционер в помещении работает прилично.
— Семью Джекоби я знал плохо, — сказал Меткаф. — Они перебрались в Бирмингем всего три месяца назад. Мы с женой раза два заходили к ним на коктейль. Когда они сюда только переехали, Эд Джекоби обратился ко мне с просьбой переделать завещание. Так мы и познакомились.
— Но вы, если я не ошибаюсь, являетесь исполнителем его воли.
— Да, именно так. Вначале исполнителем своей воли он назвал жену, я был назван вторым на случай ее смерти или недееспособности. У него еще есть брат в Филадельфии, но у меня впечатление, что они никогда не были особенно близки.
— Вы были помощником прокурора округа.
— Да, с шестьдесят восьмого по семьдесят второй. В семьдесят втором выдвинул свою кандидатуру на место окружного прокурора, но не прошел, хотя и не добрал самую малость. Но теперь не жалею.
— Как вы представляете себе картину случившегося, мистер Меткаф?
— В первую очередь я подумал о Джозефе Яблонски, профсоюзном лидере.
Грэхем кивнул.
— В этом случае у преступления есть мотив — борьба за власть, но все решили замаскировать под нападение маньяка. Мы с Джерри Эстриджем из аппарата окружного прокурора основательно покопались в архиве Эда Джекоби, перевернули каждую бумажку.
Ничего. Получается, что особой выгоды от смерти Эда не было никому.
Зарабатывал он, конечно, немало, да еще шли проценты с нескольких патентов, но деньги в семье тратились так же легко, как зарабатывались. По завещанию все должно было отойти его жене, детям оставался небольшой участок земли в Калифорнии. Незначительный капитал предназначался для оплаты учебы старшего сына, того, который остался в живых. Денег там хватит года на три, но к этому времени он еще не закончит университет.
— Найлс Джекоби.
— Ага. Парень здорово доставал Эда. Он жил в Калифорнии со своей матерью, первой женой Эда. Попался на краже. По-моему, мать тоже ведет легкомысленную жизнь. В прошлом году Эд ездил туда, разбирался с парнем. Привез его в Бирмингем, устроил в школу, пытался сблизить с семьей, но парень ни в какую. Обижал младших детей, устроил всей семье такую веселую жизнь, что миссис Джекоби не выдержала, и мальчишку определили в школьное общежитие.
— Где он находился?
Меткаф сощурился.
— Вечером двадцать восьмого июня? Полиция этим уже интересовалась, да и я проверял. Он пошел в кино, потом возвратился в общежитие.
Подтверждается стопроцентно.
Да и кровь у него другой группы. Простите, мистер Грэхем, через полчаса мне нужно заехать за женой. Если хотите, мы можем продолжить наш разговор завтра. Что бы вы еще хотели узнать?
— Хорошо бы взглянуть на личные вещи семьи Джекоби. Дневники, письма, фотографии и так далее.
— Боюсь, вам не повезло: почти все бумаги сгорели во время пожара в Детройте. Это случилось еще до того, как они переехали сюда. Но не думайте, здесь нет ничего подозрительного. Эд что-то сваривал в подвале, искры попали в банки с красителями, которые он хранил там, и дом загорелся. Знаете что? Могу вам показать некоторые личные письма. Они вместе с ценными вещами находятся в банке, но, по-моему, дневников там нет. Все остальное изъято полицией. Может семейные фотографии есть у Найлса, хотя навряд ли. Давайте договоримся следующим образом: утром в половине десятого я должен быть в суде, по дороге я завезу вас в банк, и вы, не торопясь, покопаетесь в сейфе, а на обратном пути я за вами заеду.
— Идет. Но у меня есть к вам еще одна просьба. Мне нужны абсолютно все материалы, имеющие отношение к завещанию, вся переписка, связанная с ним. В особенности, если возникают спорные вопросы.
— В прокуратуре Атланты меня просили о том же caмом.
Видимо, хотят сопоставить с завещанием Лидсов, — ответил Меткаф.
— И тем не менее я хотел бы иметь собственные копии всех документов.
— О'кей. Мне нетрудно сделать это и для вас. Надеюсь, вы не считаете всерьез, что тут корыстные мотивы?
— Нет, ничего подобного я не думаю. Просто надеюсь, что и здесь и в Атланте в конце концов выплывет одно и то же имя.
— Хотелось бы надеяться.
Школьный интернат размещался в четырех тесных домишках, торчавших по углам прямоугольной площадки, заваленной всевозможным мусором. В момент появления Грэхема на школьной территории состязание меломанов за господство личных вкусов в местном эфире достигло апогея. Стереодинамики, вынесенные на длинные, опоясывающие здания балконы яростно выплескивали потоки звуков. С одного края площадки ревела группа «Кисе». Оппоненты на противоположном конце площадки пытались заглушить противников «Увертюрой 1812 года». Откуда-то сбросили шарик, наполненный водой, который шлепнулся в десяти футах от Грэхема.
Он нырнул под натянутую перед домом веревку, на которой сушилось белье, перешагнул через валявшийся у двери велосипед и направился в блок, одним из обитателей которого был Найлс Джекоби. Прошел общую комнату и остановился у приоткрытой двери в спальню, откуда ревел рок. Постучал.
Ответа не было.
Он толкнул дверь. Долговязый прыщавый парень сидел с ногами на кровати и с присвистом посасывал длиннющую трубку. На другой постели лежала девица в джинсах.
Парень мотнул головой в сторону вошедшего. Мыслительный процесс требовал от него гигантского напряжения.
— Мне нужен Найлс Джекоби.
Парень не понимал, чего хочет Грэхем. Тому пришлось вырубить магнитофон.
— Я ищу Найлса Джекоби.
— Не встревай, мужик, видишь, я делаю ингаляцию. Астма проклятая замучила. Тебя что, стучать не научили?
— Где Найлс Джекоби?
— А хрен его знает где. На кой он тебе?
Грэхем продемонстрировал бляху сотрудника ФБР.
— Напряги мозги. Где он?
— Трам-тарарам! — изрекла девица.
— Чертова трава! Слушай, мужик, я сейчас языком не ворочаю. Сам видишь.
— Ничего, разговоришься. Где Джекоби?
Девица оказалась сообразительнее.
— Сейчас узнаю, — пробормотала она и шмыгнула за дверь.
Грэхем подождал, пока она прошлась по всем комнатам этажа.
Единственным предметом в этой комнате, напоминавшим о родных Найлса Джекоби, была семейная фотография на шкафчике перед зеркалом. Грэхем снял с нее запотевший стакан со льдом, протер влажное пятно на снимке обшлагом рукава.
Девица возвратилась.
— Попробуйте зайти в «Злющую змею», — сказала она.
Выкрашенные в мрачно зеленый цвет окна бара «Злющая змея» выходили на улицу. Транспорт на стоянке возле бара собрался самый разнообразный. Здесь стояли неуклюжие грузовики, казавшиеся кургузыми без своих длинных прицепов, рядом с ними прилепились крохотные, почти игрушечные, легковушки, старые «доджи» и «шевроле» и четыре новеньких «харли-дэвидсона».
Кондиционер над входом отфыркивался брызгами. Грэхем быстро проскочил под ним и вошел в зал. Было душно, пахло дезинфекцией. Барменша, рослая, могучего сложения женщина, с закатанными рукавами, протянула Грэхему через головы сидящих у стойки колу. Кроме нее женщин здесь не было.
