Рик Рид - Епитимья
Но уже через три месяца после первого собрания его ликованию пришел конец. Все началось с появлением нового служки Марка Фаулера — тогда-то Ричард почувствовал, что прежние искушения вернулись к нему. Он смог заставить себя не тронуть мальчика, который доверчиво рассказывал ему о своих подростковых огорчениях; о невозможности попасть в школьную баскетбольную команду.
Но Ричард веем нутром ощущал шелковистость соломенных волос под своими пальцами, когда искушение все же стало одолевать его. Нет, с этим мальчиком у него ничего не было: только прикосновения исподтишка, похлопывания по плечу, поглаживание по шее. Мальчик так и не понял, что Ричард хотел коснуться не только его волос и плеча, он желал, чтобы оба они, обнаженные, лежали рядом в постели.
Тогда группа снова помогла ему, помогла побороть соблазн. Так почему теперь утратила свою магическую силу? Почему теперь казалось, что эти встречи лишь бессмысленные ораторские упражнения? Пустые слова, которые повторялись бездумно, не имея под собой никакой жизненной основы.
Иногда ему казалось, что впереди у него сплошной мрак.
Внезапно, обогнув угол и выйдя с Шеридан-роуд на Фостер-авеню, Ричард остановился. Там, у дверей мотеля, стоял очень красивый мальчик.
На вид лет четырнадцати, похож на грека. Казалось, что в свете уличных фонарей его кожа, кожа юного греческого бога, мерцает — бледная и безукоризненная. У него были черные кудрявые волосы и такие темные глаза, что даже на расстоянии ста футов Ричард мог с уверенностью сказать, что они сливаются со зрачками. Высокие скулы и резко очерченный нос подтверждали его греческое происхождение. Одет он был в джинсовый пиджачок с серой водолазкой под ним, джинсы и теннисные туфли. Мальчик стоял возле мотеля и наблюдал за проходящим транспортом.
Ричард почувствовал дурноту. Он знал, что это ощущение вызвано чувством вины, вины из-за того внезапного приступа желания, который он испытал при виде мальчика.
Нет, ты не можешь это сделать. Пожалуйста, Боже, дай мне силы. Я только что вышел со своего собрания. Я сильней этого. Мысли беспорядочно метались, роились и сталкивались в голове Ричарда, распадаясь на бессвязные обрывки по мере того, как он, улыбаясь, приближался к мальчику.
Подойдя на расстояние, с которого уже можно было завязать разговор, Ричард стал внимательно изучать его лицо, глаза с тяжелыми веками, сонными или даже сладострастными, уголки полных ро зовых губ, опущенных так, будто мальчик был недоволен чем-то и хмурился.
— Привет. — сказал Ричард, сердце его подпрыгнуло к горлу и глухо забилось. — Как дела?
Мальчик быстро взглянул на Ричарда и снова перевел взгляд на проходящий транспорт.
Ричард остановился рядом с мальчиком, потирая руки и переминаясь с ноги на ногу. Что сказать еще? . — Холодная ночь.
— Да. — Мальчик снова посмотрел на него, и глаза их встретились.
Ричард с трудом проглотил слюну, чувствуя, как цепенеет от одного взгляда мальчика.
— Ты хочешь чего-нибудь?
Ричард молча говорил себе: повернись и иди прочь. Но его ноги будто приросли к земле.
— Ничего я не хочу, — ответил мальчик.
Ричард закрыл глаза: он ненавидел себя.
— Живешь здесь поблизости?
Мальчик впервые улыбнулся ему, показав ровный ряд белых зубов.
— Здесь, там, везде...
— А, — сказал Ричард. — Так значит, ты сам по себе?
— Можно сказать и так.
Снова и снова внутренний голос убеждал Ричарда — ничего больше не говори. Но он сказал эти слова:
— Тебе нужно место для ночлега?
Ричард выразительно смотрел на мальчика: чувство вины, страх и ненависть к себе исчезали под давлением желания.
— Место для ночлега? Может быть, и нет, — сказал мальчик. — Но, конечно, я не отказался бы от нескольких баксов.
Ричард кивнул:
— Сколько ты хочешь?
— Двадцать?..
Ричард закусил губу и сказал:
— Согласен. Хочешь снять комнату здесь?
— Конечно, но слушай, я не хочу, чтобы меня отодрали.
— Как скажешь.
Они двинулись к мотелю, когда Ричард вдруг вспомнил, что у него в кармане только три или четыре доллара.
Вот и выход, подумал он. Теперь у тебя есть извинение. Отправляйся-ка домой, где тебе и место. И можешь заниматься онанизмом, вспоминая это прекрасное греческое лицо, эти чеканные черты. Но сказал он нечто другое:
— Слушай, мне надо разменять немного денег. Вон там, возле «Макдоналдса», есть автомат. — Ричард обернулся и показал направление. Там как маяк светилась на фоне зимней ночи «Золотая арка». — Подождешь меня здесь? Я вернусь через пару минут.
— Холодно, давай поскорее.
Ричард заторопился по Фостер-авеню к «Золотой арке» — к машине, выдающей деньги по кредитным карточкам. Это последний раз, обещал он себе, последний.
Подойдя к «Макдоналдсу», он различил вдруг при свете витрин знакомую фигуру; мальчик стоял к нему спиной, но и так было ясно: он останавливал прохожих.
— Эй, мистер, не найдется ли у вас немного мелочи? Я голоден. — Мальчику приходилось напрягать голос, перекрывая шипенье шин и вой ветра. .
Это был его голос. Он не мог ошибиться — голос Джимми.
И священника охватил такой стыд, что он враз почувствовал себя совершенно больным. Бог мой, что я делаю?
Ричард оглянулся на маленького грека, который ожидал его в отдалении.
Неужели я ничему не научился?
Мальчик обернулся, и их глаза встретились. Джимми!
Джимми увидел отца Гребба и от отвращения закрыл глаза. Мать твою. Я ничего не могу сделать, чтобы не столкнуться с этим типом. Он отвернулся от священника и, коснувшись рукава пальто пожилой женщины, заныл:
— Леди, пожалуйста, вы не можете дать мне немного мелочи?
Джимми просил милостыню всю неделю.
Несколько дней назад он пытался заниматься проституцией, но не мог — у него выступала испарина и начинал болеть желудок, как только парни приостанавливали свои машины, чтобы приглядеться к нему. Кончалось тем, что он убегал, тщетно пытаясь подавить ужас и добраться до того места на улице, где он мог бы не испытывать чувства страха.
У «Макдоналдса» он клянчил мелочь в надежде набрать достаточно, чтобы купить гамбургер и пачку сигарет. И вот на тебе — за ним увязался этот извращенец поп.
Женщина порылась в кармане своего черного шерстяного пальто и вытащила четвертак.
— Не трать только на наркотики, — сказала она и заторопилась прочь.
— Я могу тебе помочь, Джимми. Что тебе нужно?
Голос звучал совсем рядом, но Джимми даже не обернулся.
— Мне нужно только одно, чтобы ты, мать твою, убрался прочь.
— Я понимаю тебя, Джимми.
Джимми поежился. Ему было неприятно, что этот человек называл его по имени. Он не знал, почему точно, но это было как-то неуместно. Он обернулся, увидел бледно-голубые глаза священника, его бескровные тонкие губы и то, как тот дрожал от ветра и снега.
— Ты ни черта не понимаешь, но если у тебя есть для меня немного денег — прекрасно, а нет, так проваливай.
Но тут же Джимми передумал и сказал:
— К черту деньги! Лучше отцепись от меня.
Ричард прекрасно понимал, что кроется за бравадой мальчика. Он видел страх в его глазах, но голод оказывался сильнее.
— Надеюсь, ты разрешишь мне объясниться с тобой. Мне очень жаль, Джимми, что это случилось у меня дома. Обещаю тебе: такое никогда больше не повторится.
— Верно, — ответил Джимми и разразился оскорбительным смехом. — Потому что я никогда к тебе не пойду.
— Я это понимаю. Я только хочу, чтобы ты знал, как мне жаль.
Ричард оглянулся и посмотрел на улицу: по Бродвею шли машины; выпавший снег еще был белый, но уже впитал в себя пленку жирного смога. К утру он станет серым.
— Я хочу, чтобы ты знал: какие бы проблемы у тебя ни возникли, я всегда готов помочь.
Он замолчал на минуту, вглядываясь в глаза мальчика с надеждой, что ему удается пробиться сквозь глухую стену недоверия.
— Я могу тебе помочь, уверяю.
— Знаю, что это за помощь такая — оргазм, верно?
— Нет, Джимми. Клянусь...
Мальчик отвернулся от него и побежал догонять внешне весьма процветающего джентльмена в ярко-синем пальто. Джимми, улыбаясь, клянчил у него деньги.
Человек оттолкнул его.
Ричард порылся в кармане. Вытащил все содержимое и, подойдя к Джимми, протянул ему карточку и несколько долларов.
— Это-то, по крайней мере, ты можешь принять от меня? Ступай отсюда, Джимми, купи себе чего-нибудь поесть. Тебя прошу об одном: сохрани эту карточку и, если когда-нибудь тебе понадобится помощь, если захочешь поговорить с кем-нибудь или переночевать в тепле, что угодно — приходи. Могу я тебя просить об этом?
Джимми молча уставился на него. Так же молча он повернулся и пошел прочь, направляясь через парковочную площадку к северной части города — косо летящие хлопья снега и вечерний сумрак поглотили его. Карточку священника он положил в карман своей куртки.
