Карин Слотер - Ярость
Но тот мальчик уже безвозвратно исчез.
«ДЕКАТУР СИТИ ОБЗЕРВЕР», 15 июля 1985 года
ШЕЛЛИ БУДУТ СУДИТЬ ЗА УБИЙСТВО ФИННИ КАК СОВЕРШЕННОЛЕТНЕГООкружной судья Билли Беннет постановила вчера, что пятнадцатилетнего Джонатана Уинстона Шелли из Декатура будут судить как совершеннолетнего по обвинению в убийстве Мэри Элис Финни, также из Декатура. Адвокаты подзащитного пытались привести смягчающие обстоятельства, но судья Беннет заявила, что, учитывая предыдущие аресты обвиняемого, а также другие отягощающие факторы, она не видит причин, по которым этого юношу нельзя судить как взрослого. Прокурор Лайл Андерс сообщил, что обвинение будет требовать для него смертного приговора.
Пол Финни, отец убитой девушки, сказал собравшимся перед зданием суда репортерам, что он доволен решением судьи. Шелли, обвиняемый в убийстве при отягощающих обстоятельствах, будет первым несовершеннолетним в округе Де-Кальб, которого будут судить как взрослого. Отдельным постановлением судья Беннет отклонила требование об изменении места рассмотрения дела, выдвинутое адвокатами Шелли.
Шестеро осужденных за убийство были казнены в штате Джорджия с тех пор, как Верховный суд Соединенных Штатов поддержал конституционность смертного приговора в деле «Грегг против штата Джорджия» 1976 года. Самым молодым из казненных осужденных в истории штата был шестнадцатилетний Эдди Марш, приговор которому за убийство фермера, выращивавшего орехи пекан в округе Догерти, был приведен в исполнение 9 февраля 1932 года. В марте этого же года двадцативосьмилетний Джон Янг, в восемнадцать лет убивший троих пожилых людей при совершении ограбления дома в округе Бибб, был казнен на электрическом стуле в Центре классификации и диагностики при тюрьме города Джексон, штат Джорджия.
Глава 9
2 октября 2005 года
Джон спал плохо, но к такому он уже привык. В тюрьме ночные кошмары всегда мучили его больше всего. В основном это были отчаянные вопли. Плач. И другие вещи, о которых ему не хотелось бы говорить. Джону было пятнадцать, когда его арестовали, а в шестнадцать его уже посадили в тюрьму. К тридцати пяти годам он провел в камере больше времени, чем в родительском доме.
Как бы шумно ни было в тюрьме, но к этому все равно привыкаешь. На воле же было, что называется, тяжко. Автомобильные сигналы, сирены пожарных машин, радио ревет со всех сторон. Солнце светит ярче, все запахи более насыщенные. Простые цветы могли вызвать слезы у него на глазах, а нормальную еду практически невозможно было есть. Слишком много оттенков и вкусовых ощущений, слишком широкий выбор, чтобы он мог чувствовать себя комфортно, придя в ресторан и заказав что-нибудь.
Когда Джона посадили, никто не бегал по улицам трусцой в обтягивающих шортах из спандекса и с наушниками. Тогда сотовые телефоны носили в больших футлярах, похожих на женские сумки, которые вешают на плечо, и позволить их себе могли только по-настоящему обеспеченные люди. Рэп как направление массовой культуры не существовал вообще, а слушать «Мотли Кру» и «Поизон» считалось круто. CD-плееры рассматривались как что-то из научно-фантастического сериала «Звездный путь», но даже в принципе знать, что такое этот самый «Звездный путь», уже предполагало, что ты какой-то придурок.
Он не знал, как обращаться с этим новым миром. Ничего здесь не имело для него смысла. Здесь не осталось знакомых ему вещей. В свой первый день после освобождения он забился во встроенный шкаф для одежды, закрыл дверь и прорыдал там, как ребенок.
— Шелли! — крикнул Арт. — Ты вообще собираешься работать или как?
Джон, растянув губы в улыбке, помахал начальнику рукой.
— Простите, босс.
Он подошел к зеленому «Шевроле Субурбан» и принялся вытирать воду с боковой панели. Это был еще один момент, который шокировал его. Машины стали просто громадными. В тюрьме у них был телевизор, который показывал два канала, и какой из них будет включен, решали заключенные со стажем. Антенна, выломанная задолго до того, как здесь появился Джон, постоянно норовила выколоть кому-нибудь глаз, да и качество приема было ужасным. Даже когда «снег» на экране иногда рассеивался и можно было разобрать картинку, не было ориентиров, по которым можно было бы оценить размер автомобилей. И оставалось только догадываться, настоящая это машина или сделанная специально для конкретного шоу. Может быть, этот сериал показывали вообще про альтернативный мир, где женщины носят юбки, едва прикрывающие то, что у них между ног, а мужики вообще ничего не носят под туго облегающими спортивными кожаными штанами и при этом изъясняются фразами типа «Мой отец никогда не понимал меня».
Заключенные в таких случаях всегда громко смеялись и выкрикивали «киска» или «педик», так что следующих слов актера было не разобрать.
Джон мало смотрел телевизор.
— Эгей-эгей, — сказал Рей-Рей, наклоняясь, чтобы нанести силикон на шины «субурбана».
Джон поднял голову и увидел, как на мойку заезжает полицейская патрульная машина. Рей-Рей всегда повторял слова по два раза — откуда у него и появилось такое прозвище — и всегда предупреждал Джона, когда появлялись копы. Джон платил ему тем же. Двое мужчин не то что не рассказывали друг другу о своей жизни, они даже толком не разговаривали, но оба с первого взгляда поняли, кто из них есть кто, безошибочно опознав друг в друге бывшего заключенного.
Джон принялся не торопясь вытирать стекло на дверце водителя так, чтобы в отражении можно было видеть копа. Сначала он услышал полицейскую рацию, эти электростатические разряды, когда диспетчер называл персональный номер патруля. Офицер огляделся по сторонам, на пару секунд задержав взгляд на Джоне и Рее-Рее, а потом поправил пояс и пошел внутрь, чтобы заплатить за мойку. Не то чтобы они собирались брать с него за это деньги, но в таких случаях всегда было правильно хотя бы сделать вид.
Хозяйка «субурбана» находилась рядом, разговаривала по телефону, и, продолжая вытирать стекло, Джон закрыл глаза, вслушиваясь в ее голос и смакуя мельчайшие его оттенки как бесценное музыкальное произведение. Где-то внутри он уже забыл, на что похож голос женщины и каково это — выслушивать жалобы, которые могут быть только у женщин. Неудачный поход к парикмахеру. Нелюбезный продавец в магазине. Сломанный ноготь. Мужчины хотят говорить о вещах: машинах, пистолетах, женских половых органах. Они не обсуждают свои чувства, если только это не ярость, но даже это не продолжается слишком долго, потому что обычно они начинают что-то предпринимать по этому поводу.
Каждые две недели мать приезжала на машине из Декатура в Гарден-Сити, чтобы повидать его, и хотя он был очень рад ее видеть, ему хотелось услышать вовсе не такой женский голос, как у нее. Эмили всегда была позитивно настроена и счастлива видеть своего сына, даже если по глазам было заметно, что долгая езда за рулем утомила ее или что она расстроена его новой татуировкой либо тем, что он завязывает волосы в конский хвост. Приезжала тетя Лидия, но это потому, что она была его адвокатом. Два раза в год с матерью приезжала Джойс: один раз на Рождество, второй — на его день рождения. Она ненавидела находиться там. Он буквально чуял это. Джойс рвалась покинуть это место даже больше, чем сам Джон, а когда она говорила с ним, это скорее напоминало то, как между собой разговаривают члены негритянских банд и арийцы[6]«Ты долбаный грязный негритянский пес. А ты лупоглазый белый ублюдок. Я прирежу тебя, как только представится возможность».
За все время заключения отец дважды приезжал навестить его, но Джон не любил думать об этом.
— Простите?
Рядом с ним стояла женщина с сотовым телефоном в руке. Он почувствовал запах ее духов. Ее верхняя губка чем-то напоминала галстук-бабочку, а сами губы покрыты блеском и поэтому казались влажными.
— Эй, — сказала она, сдерживая улыбку.
— Извините, — выдавил из себя Джон, шокированный тем, что она подошла так близко, а он этого даже не заметил. В тюрьме он от этого уже умер бы на месте.
— Я сказала вам «спасибо», — сообщила она и протянула ему доллар.
Он взял его, чувствуя себя грязной дешевкой.
Джон демонстративно положил купюру в общую коробку для чаевых, зная, что сейчас за ним наблюдают все присутствующие. Он и сам действовал так же, когда клиент совал чаевые кому-то другому. Здесь никто никому не доверял и имел на это все основания. Не нужно было большого ума, чтобы сообразить, почему группа мужчин среднего возраста работает за минимальную зарплату плюс чаевые на автомойке «Горилла».
Из конторы вышел Арт и, на ходу крикнув: «Первая смена — обед!», направился к полицейскому, стоявшему возле торгового автомата. Вот черт, Джон и его не заметил. Коп вышел наружу и наблюдал за ним, а он не видел, что происходит.
