Андрей Буровский - Медвежий ключ
— Почему неправильно? — заинтересовался Товстолес.
— Когда мы к домику подошли… К избушке… Там, если бы мы не готовились, да неожиданно наброситься мы бы точно не успели отбиться. Даже если бы и одолели — хоть кого-то медведь да прихватил бы.
Говорил Андрюха, но согласно кивали и Володька с Кольшей.
— Значит, атаковали вас на поляне, где покойники?
— Ну да… Только ведь даже с покойниками все непонятно: не забросали их хворостом, не завалили дерном, чтобы протухли. Там прямо и жрали их, где они лежат. Не по-медвежьи это…
— Тут я с вами полностью согласен: это не по-медвежьи. Странная история. И что все медведи кормились на одной поляне — тоже странно. Я скорее считал бы естественным, если бы один медведь нашел бы трупы, и дрался бы с другими, не подпускал их к еде…
— Ваня еще говорил, что и убили его брата и друга медведи!
— Говорил, и дико смеялся при этом? Так?
— Все так, профессор, но ваши же слова: что-то да видел и слышал? И от чего-то же свихнулся?
— Свихнулся — это слишком сильно сказано…
— А насчет остального?
Но насчет остального старый ученый лишь пожевал губами и только издал что-то вроде «гм…» или иного легкомысленного звука.
— Так что вот, профессор, напали на нас медведи целой стаей… Рассказать кому-то — не поверят, но мы-то там были, мы — участники.
И опять Володька и Кольша дружно кивали головами, опускали носы в кружки с чаем. А Товстолес вдруг склонил голову к плечу с каким-то ханжеским выражением:
— Вы уверены, что эти трое дружно нападали на вас, а не друг на друга? Вы, случаем, не влезли в большую медвежью драку?
Обалделые охотники переглянулись. Вот это поворот! С полминуты висело молчание.
— Нет! — решительно высказался Кольша, при своей нелюбви говорить. — Нет! Вы как хотите, а так не получается! Они к нам бежали, эти звери.
— И потом двое же остались, а они между собой драться не стали! Они нас выслеживали оба… Перед избушкой только и отцепились.
— Ну, это нетрудно объяснить, было бы желание… Вы стали стрелять, звери прекратили драку, стали вокруг вас ходить, смотреть. Вот и все!.. Еще чаю хотите?
Чаю охотники хотели. Минуты две выясняли, кому сколько чаю, нужен ли сахар, и какие цветочные добавки кому налить.
— А есть и другие объяснения! — неожиданно произнес Товстолес. — Причем объяснения более интересные…
Профессор помолчал, подождал, когда внимание охотников проявится посильнее, и триумфально закончил:
— Этот хорошо знакомый вам вид, бурый медведь, не может охотиться стаей… Но кто вам сказал, что это были бурые медведи?
И опять ничто не нарушало тишину, разве что сам Товстолес, мешавший ложечкой в чашке. Потом Андрюха тихо попросил:
— А какой вид медведей мог охотиться стаями?
— Трудно сказать… Совсем недавно от Енисея до Атлантики водился пещерный медведь. Кости пещерных медведей находят целыми скоплениями, и есть такое предположение — мог он, пещерный медведь, жить и семейными группами.
Товстолес обвел взглядом охотников, усмехнулся:
— Коля, не наклоняйте так кружку, не лейте через край, — и продолжал четким, прекрасно поставленным голосом профессионала. — Так вот… Вроде считается, пещерный медведь поголовно вымер. Но и в Сибири, и в Северной Америке в самом недалеком прошлом жили и другие виды медведей. Вся Камчатка, все Корякское нагорье, вся Чукотка, вся Аляска хорошо знают, что кроме бурого и белого медведей, существует еще «совсем другой медведь»; чукчи называют его «кочатко», и описывают очень по-разному.
По одним описаниям он ведет такой же образ жизни, как все остальные медведи, но этот медведь очень большой, раза в полтора крупнее самого большого бурого медведя. Чукчи очень боятся этого гиганта, приписывая ему ненависть к человеку и поведение активного хищника. А спастись от такого огромного зверя не просто даже опытным охотникам.
Кстати, не так уж давно, всего десять, даже восемь тысяч лет назад, в западной Канаде водился медведь, очень напоминавший современного гризли, но значительно крупнее его: как раз размерами с легендарного «кочатко». Так что очень может быть, легенды попросту доносят до нас память о звере, который водился не очень давно. Такое бывает.
— Простите, профессор, — перебил Володька Товстолеса. — Тогда, получается, и Змей-Горыныч — это народная память?
Охотники наверняка засмеялись бы, если бы не лицо Товстолеса: абсолютно серьезное, чуть ли не довольное вопросом.
— Есть и такое предположение, — веско сказал Товстолес, — что Змей-Горыныч — это память о вымерших, или истребленных человеком динозаврах. В том числе о летающих динозаврах. Или о других гигантских ящерах.
Профессор усмехнулся, поправил очки, продолжал своим хорошо поставленным, ужасно культурным голосом, которым умел втихаря рассказать анекдот во время Ученого совета, и без микрофона сделать себя слышным в любом уголке зала на человек пятьсот:
— Если же вернуться к медведям, то есть предположение: страшный зверь, сверхмедведь все же сохранился, дожил до наших дней. И время от времени с ним все-таки встречаются охотники и путешественники в глухих уголках Корякского нагорья и Аляски.
Но ведь существуют и другие описания «кочатко». Среди этих описаний есть и такое: это медведь, который живет семьями! Другие медведи не живут, а он живет. В этих описаниях «кочатко» предстает в виде массивного, плотно сложенного зверя, с сильно закрепощенным костяком — не может прыгать, например, бегает медленно. Коряки называют его еще более интересно: иркуйем, то есть «волочащий по земле штаны». В этих описаниях он как раз очень напоминает так называемого «пещерного медведя», вымершего сразу после отступления ледника.
Такой «кочатко» или «иркуйем» — вовсе не выдумка чукоч и коряков, это животное реально существует, к нашему времени добыто несколько экземпляров. Иногда предполагают, что это были буквально самые последние животные из популяции, но так это или не так — в конце концов, ничего определенного об этом животном мы не знаем — ни сколько их, иркуйемов, ни какой образ жизни ведут… Но самое главное — речь идет о медведе, который живет в наши дни, но обладает чертами ископаемого пещерного медведя. Так что…
— Значит, другой вид… — протянул задумчиво Володька после изрядного молчания.
— Может быть, и другой вид, — мягко поправил Товстолес. — Вы не вывезли тру… тушу убитого медведя?
— Сначала вывезли Ивана и… других. Что осталось от них, то и вывезли. Приехали на другой день — туши нет. Вид такой, что волочили тяжелое. До озера дотащили, на крутом берегу следы, будто ели они тушу, рвали, а потом она как исчезла, туша. Тоже странно…
— В этой истории многовато странностей, ваша правда. Только прошу вас очень, не впадайте в дурную мистику! — профессор поднял ладонь, словно преграждал ею путь мистике сюда, к самовару и человеческому общежитию. — То, чего мы не знаем сегодня — это то, что мы узнаем завтра.
Помолчали. Очень уж непростой разговор…
— А не странно, что мы тут всю жизнь прожили, и про другой вид медведя никогда не слышали? — поднял вдруг голову Кольша. — Мы же не детишки все-таки, мы охотники… У меня семь медведей на счету, у Володьки не столько, но все же…
— Гхм… Как раз даже странно, что этот вопрос задает охотник… Кольша, вам никогда не доводилось ходить через лес, который вам казался пустым? А на самом деле в лесу были медведи, ходили чуть не по пятам… Бывало такое?
— Так ведь всегда можно проверить — посмотреть следы у водопоев, на тропинках. Ни один зверь не может жить без тропинок и без воды. А если думаешь, за тобой может идти, надо развернуться, да пройти с километр по той же дороге… Наверняка будут следы, если он за тобой шел…
— Все так. Но бывает, что зверя в лесу не видно, хотя он там превосходнейшим образом есть?
— Ну, бывает…
— А если зверь умный, не хочет, чтобы вы его нашли?
— А с чего это он такой умный?
— Николай, вы слыхали что-то о келючах?
— Не-ет…
— Напрасно-с…
И Товстолес опять заговорил своим ужасно культурным голосом, с профессорскими модуляциями.
— Келюч — это морж-разбойник, хищный морж. Келючом становится моржонок, у которого погибла мать, когда он уже питается не молоком, но остается еще совсем беспомощным.
Большинство моржат, которые уже едят моллюсков, все равно погибнут без матери, потому что у них еще нет бивней, и добывать пищу нечем. Ведь моржи своими бивнями взрыхляют морское дно, добывают зарывшихся в ил моллюсков и едят их. Это основная пища моржей, и пока детеныш маленький, мать взрывает дно моря за него, а моржонок подбирает раковины.
Если мать погибла, а у детеныша еще не выросли клыки, моржонок обречен… если он не сумеет стать хищником. Моржи иногда ловят рыбу — а такой моржонок будет ловить рыбу не время от времени, а постоянно, и будет предпочитать рыбу моллюскам. Келюч — это морж, который вырос активным хищником, и даже когда клыки выросли, он предпочитает рыбу и мясо моллюскам. Он будет ловить уток, нерп, тюленей, и поедать их. А собирать моллюсков будет только тогда, когда не сможет добыть мяса.
