Барри Фантони - Этот чертов Майк Дайм
Я нащупал под мышкой свой пистолет, но его магазин был пуст со вчерашнего вечера. Меня, однако, это мало заботило — за мной следили с того самого момента, как я вышел из своей квартиры на Такер-стрит. Стояла тишина, но есть люди, которые не производят ни малейшего шума, даже когда дышат. Толкнув проржавленную дверь, я вошел в темное помещение. Передо мной находилась лестница, которая вела куда-то наверх. Сильно пахло пряностями — циннамоном, корицей, кориандром, гвоздикой, шафраном, запахами, которые вызывали в памяти образы восточного базара, шелковых подушек и томных знойных красавиц в покрывалах. Но в спину мне упиралось нечто очень знакомое и твердое.
— Поживей, дружок, — произнес чей-то голос. — Мистер Ратеннер ждет. Смотри прямо перед собой, не верти головой, и с тобой не случится ничего неприятного. Оставь свою пушку и спокойно двигай наверх по лестнице.
— Ты давно в Филадельфии? — спросил я своего провожатого где-то на середине пути. — Небось, в Чикаго сейчас стало жарковато?
— Слишком много треплешься. Я говорил мистеру Ратеннеру, надо было тебя сразу пришить, и все. Может, мистер Ратеннер все-таки разрешит мне сделать это.
Наконец мы остановились у полуоткрытой металлической двери.
— Давай, входи, — сказал мой сопровождающий. — Не слишком быстро, но и не медленно.
Я вошел и в темноте споткнулся, задев какой-то деревянный предмет. Это оказался стул — я не мог его рассмотреть, но почувствовал на ощупь.
После продолжительного молчания Ратеннер заговорил.
— Мальчики, усадите мистера Дайма. И не убивайте его до тех пор, пока я не скажу.
В комнате были и другие люди, глаза которых, по всей вероятности, уже привыкли к темноте. Один из них схватил меня за волосы и потянул наверх, другой ударил кулаком в живот. Я согнулся от боли пополам, и кто-то пододвинул мне под колени стул. Вспыхнула сильная лампа, и рука, державшая меня за волосы, удерживала меня перед ярким светом так, что я не мог отвернуться. Чтобы не ослепнуть, мне пришлось зажмуриться, чего, наверное, и добивался Ратеннер.
— Прекрасно, — сказал он и рассмеялся. — Теперь послушай как следует. Мне тяжело говорить, и я никогда не повторяю дважды. — Раздалось шуршание бумаги и шорох целлофана. — Пару вечеров назад мне позвонил один из моих ребят и сказал, что случилась неприятность с одной вещью. Он звонил из квартиры особы, чей муж замешан в этой истории. Мой человек сказал также, что к делу причастен частный детектив по фамилии Дайм, который мог бы пролить немного света на судьбу моей сумки. Потом мои ребята исчезли. Только сегодня утром, сидя у парикмахера, я открыл газету и увидел в ней снимок, на котором одного из них загружали в машину скорой помощи. Поэтому тебе и позвонил. У нас мало времени, а у тебя его еще меньше.
— У меня нет твоей сумки, — ответил я. — Полагаю, я тут из-за нее?
— Ты тут потому, что я так захотел, Дайм. У тебя мало времени, но я хочу сделать предложение — даю двадцать четыре часа. Принеси мою сумку. Если через сутки ее здесь не будет, мои ребята возьмутся за тебя. Вот и все. Мне плевать, у тебя сумка или нет, принеси мне ее.
— Вот как? Завернуть в подарочную бумагу, или сойдет и в газете?
— Ты меня разочаровываешь, Дайм.
— Да, я многих разочаровал с тех пор, как перестал носить короткие штанишки. Поищи кого-нибудь другого для своей грязной работы. Я сейчас занят расследованием одного дела, получаю сто долларов в день и не нуждаюсь в таких клиентах, как ты, Ратеннер.
Он выдохнул густой клуб дыма прямо мне в лицо.
— Симпатяга Дайм. Прямо Ричард Львиное Сердце. Не изображай из себя много, Дайм, иначе ты — покойник.
Я хотел ответить ему, но не смог. Перед моим внутренним взором возникло искаженное лицо Френка Саммерса, который держал в руках табличку с надписью: «Не забывай, что Ратеннер сделал со мной и с Нормой». Спасибо, дружище Френк, разве такое забудешь! Лучше подскажи, где может быть эта чертова сумка.
Заскрипел стул, и снова раздался голос Ратеннера:
— Не стоит раздумывать так долго, Дайм. Берись за дело. Все просто, как детская азбука. Ты мне приносишь сумку со всем ее содержимым до последнего цента через двадцать четыре часа. Если нет, попрощайся, с кем сам найдешь нужным. Я из-за тебя уже потерял двух славных парней. Теперь еще теряю с тобой время. Так что, пока. Начинай считать время — восемьдесят семь тысяч секунд в твоем распоряжении.
Когда Ратеннер договорил, что-то твердое ударило меня по голове. Белый яркий свет, похожий на вспышку блица, на миг возник передо мной, и я тотчас провалился в кромешную тьму.
19
Изящные часы с мраморной фигуркой балерины, стоявшие на столике, показывали четверть одиннадцатого. Горничная-китаянка проводила меня в гостиную и попросила обождать, пока она не доложит мисс Дамоне о неожиданном посетителе. Я выкурил почти половину сигареты, когда горничная появилась снова и сообщила, что хозяйка должна принять ванну, но до этого выйдет со мной поздороваться. Действительно, за крошечной изящной фигурой китаянки появилась Элейн.
— Можешь идти, Лили, — проговорила она. — Хотя нет, подожди. Принеси влажное полотенце для мистера Дайма.
— Мне бы не только умыться и вытереться, — нерешительно заметил я, ощупывая рану на голове. — Я бы еще и горло промочил с радостью.
Мисс Дамоне без слов направилась к буфету с напитками. На ней было очаровательное неглиже из лазурного шелка с глубоким треугольным декольте, смело открывавшем загорелое тело; копна непричесанных волос ниспадала на плечи, темные, как безлунная ночь, глаза не были накрашены.
— Насколько я понимаю, вы нарушили мои инструкции, — сухо заметила она. — Шантаж моего брата — дело достаточно серьезное. Вы один знаете об этом. Неужели не можете быть поосторожнее?
— Это длинная история, — ответил я. — Вообще-то она никак не связана ни с вашей семьей, ни с шантажом.
— Приятно слышать. Кстати, я не хотела бы показаться негостеприимной. Но что привело вас ко мне в столь ранний час?
Я постарался поделикатнее сообщить ей, что оказался замешан в историю с некой сумкой и что мне пришлось заключить что-то вроде джентльменского соглашения с одним человеком. Воспитанные женщины, как правило, всегда дают вам высказаться до конца, а Элейн, к тому же, слушала меня весьма внимательно. Когда я закончил, она подошла ко мне так близко, что я мог ощутить нежный запах мускуса очень дорогих духов.
— Лили поможет вам промыть рану. Можете также принять ванну, если хотите. Все-таки вы на меня работаете и не должны выглядеть Бог знает как. Я буду в спальне, мне надо написать кое-какие письма. Если вам что-нибудь понадобится, Лили позаботится о вас.
Ванную Элейн, должно быть, проектировал какой-то сумасшедший архитектор в приступе белой горячки. Огромная восьмиугольная комната, совершенно пустая, если не считать треугольной ванны, углубленной в пол, могла бы осчастливить целое стадо китов. Здесь царила атмосфера холодной интимности, которую так любят женщины, когда купаются. Искусственное освещение было столь мягким и ненавязчивым, что становилось невозможным обнаружить, где находились лампы. Стены представляли собой одно большое зеркало, инкрустированное головами каких-то языческих божеств.
Я скользнул в воду, теплую, как ласки прекрасной женщины. И почувствовал себя композитором, создающим сложный контрапункт разных голосов.
20
Элейн Дамоне по-прежнему находилась в своей спальне. Она одевалась и делала это не торопясь. Многие женщины обожают проводить массу времени, вертясь перед зеркалом, а Элейн готовилась к выходу так тщательно, точно собиралась на голливудский прием. Правда, когда она наконец появилась, на ней была блузка в лимонный горошек и розовые брюки, зато пара не бросающихся в глаза старинных украшений могла подсказать знатоку светских условностей, что перед ним настоящая леди из общества.
— Можете позавтракать, — бросила она холодно. — Немного поздновато для завтрака, но все же.
— Разве чтобы заморить червячка, — согласился я добродушно. — Но сначала мне нужно позвонить. Один мой знакомый — завсегдатай бильярдной, где собирается много всякого народа, в том числе и кое-какие отбросы общества, думаю, он может быть мне очень полезен.
— Возможно, — заметила она без малейшего интереса. — Когда позвоните, приходите на кухню, вы знаете, где она.
Я набрал номер заведения Макса, намереваясь поговорить с Джоуи Позо, но ответил мне не Макс. Кто-то незнакомый попросил подождать, затем в трубке послышался глухой голос Макса Слоувана:
— Майк! У нас неприятности. Я пытался дозвониться тебе все утро. Приезжай немедленно, тут полно полицейских, и они хотят поговорить с тобой.
Я медленно положил трубку на рычаг аппарата и некоторое время сидел, уставясь прямо перед собой невидящим взглядом и с гулко бьющимся сердцем. Вернулась Элейн и что-то сказала мне, но звук ее голоса плохо доходил до меня.
