Лео Мале - Лихорадка в квартале Маре
– Ах| Так вот что значит «очень интересные отпечатки»…
– Да. Этот Кабироль был не только взаимодателем под залог, но еще и скупщиком ворованного добра, а такие типы обычно служат также камерой хранения для нескольких бандитов. Очень опасные связи. Некоторые из этих преступников в определенных условиях испытывают острую нужду в деньгах.
– Увы, не только преступники. Вы поймали этого бродягу? Я ничего не видел в газетах.
– А там еще нечего видеть. У типа, о котором идет речь, длинные ноги. А сейчас не пойти ли нам позавтракать? Тогда никто уже не скажет, что я имею на вас зуб. Я угощаю.
Продолжительным зевком я замаскировал свое удовлетворение этим поворотом дела, которое могло закончиться куда хуже.
– Очень мило с вашей стороны… Значит, у этого типа Длинные ноги?
– Да. Куда мы пойдем? Вам известен подходящий ресторан в этих краях?
Он не хотел говорить ничего больше. Как ему будет угодно. Это меня уже не волновало. И если он думал поймать меня в ловушку, ждет, что я себя выдам, проявив излишнее любопытство, то ему придется расстаться с этой мечтой.
– В двух шагах отсюда.
Мы отправились все втроем. Завтрак прошел гладко. Во время десерта в зал зашел газетчик и стал переходить от столика к столику, предлагая свой товар. Я купил «Крепю», «Ле Суар», «Франс-Суар» и «Пари-Пресс». О Кабироле не говорилось ничего иного, кроме сказанного в утренних и вчерашних выпусках. Нигде не намекалось на последние подозрения полиции, касающиеся человека с «интересными отпечатками».
– Вы жмете на педали весьма осторожно,– констатировал я.
– Педаль – это как раз то слово,– усмехнулся легавый.
– Почему?
– Да просто так.
– А?…
Я пролистал «Крепю» в поисках материала, которого не нашел, зато натолкнулся на другой, которого не искал: рассказ о крупномасштабной облаве прошлой ночью в увеселительных местах, где «певицы» в большинстве своем оказались переодетыми в баб мужиками.
Все это соответствовало вышеприведенному диалогу и расширило мои горизонты.
– Фару, вы знаете Кювье?
– Кто такой?
– Один тип, именем которого названа целая улица в Пятом Парижском районе. Он удостоился такой чести лишь за то, что был ученым, пюццлеонто…
– Палеонтологом,– поправила Элен.
– Что касается Кювье, то это все равно, что так, что эдак. Дело в том, мой дорогой Фару, что Кювье по одному лишь осколку кости ископаемого животного мог описать целый скелет любой доисторической скотины за то время, пока вы два раза болтнули ложечкой в чашке кофе.
– Ну, и дальше?
– Так вот, я тип вроде Кювье.
– Вы, как всегда, скромны. Хорошо…
Он посмотрел на свои часы.
– Нет времени слушать вашу клоунаду. Пора вернуться в контору.
Он позвал официанта, чтобы заплатить по счету.
– Вы полагаете, ваша команда взяла Шошотту?– тихонько спросил я.
Комиссар перестал считать свои деньги.
– Что-что? – чуть не подавился он.
Я улыбнулся:
– Кювье… Длинные ноги, сексуальное меньшинство, облава в кабаре определенного сорта, внезапное молчание о беглеце из тюрьмы Фреси, который все еще в бегах, а ему, возможно, нужны деньги, даже наверняка, речь идет о беглеце – короче, я говорю о Латрюи[1] или Латюиль[2], по кличке Шошотт[3].
– Латюи.
– Я не знал точно фамилию. Итак, это правда?
– Да, но держите эту блестящую игру ума при себе, Бюрма. Если я найду хоть малейший намек, вышедший из-под пера, ну, скажем, Марка Кове, я позволю себе сделать вам большую бяку на основании того, что в тот самый день вы таскались на улицу Франк-Буржуа.
– С чего вы взяли, что я пойду все рассказывать Кове? Мне это и в голову не приходило.
– Тем лучше.
– Итак, по-вашему, этот Шошотт пришил Кабироля?
– А вы предпочитаете сомневаться?
– Ни в коем случае. У вас прекрасный объект для подозрений, поберегите его.
– Это больше, чем подозрения. Я в себе уверен. Эти профессиональные тетеньки…[4].
– Он что, левша-правша?
– Что это значит?
– Так называют этих перевертышей, мужских проституток, которые жрут из двух кормушек, то есть иногда спят и с дамами. Иногда их называют биметаллистами. А вы не знали? И чему вас там учат, в вашей фараонской школе? Так вы не договорили – эти профессиональные тетеньки…
– …рано или поздно начинают баловаться ножичком. Может быть, в приступе отвращения к самому себе, не знаю.
– Ну, вот вы и ударились в психологию. Не смешите меня. Если мотивом преступления был грабеж…
– Да. Но есть еще кое-что. В нашей профессии бывает и такое, чего не надо рассказывать за столом, а то можно потерять аппетит.
– Ничего. Мы уже закончили.
– А также в присутствии девушек.
– Элен уже давно таковой не является. Надеюсь, во всяком случае…
Фару поднялся и пожал плечами:
– До удара ножом для разрезания бумаг начиналась вакханалия. Мы обнаружили следы губной помады на губах Кабироля.
Он скривил рот, вытер его платком и заключил:
– Если хотите знать мое мнение, то бывают и такие, которые отвращения не испытывают.
* * *
– Ай-яй-яй, месье Бюрма! – пожеманничала Элен, когда мы вернулись в Агентство,– а вы мне об этом не рассказывали!
Я усмехнулся:
– Успокойтесь, дорогая. И Флоримону я тоже не все сообщил.
Ее глаза заблестели.
– Правда? Ну, если я и в будущем месяце не получу жалованья, то, по крайней мере, это случится по уважительной причине.
– Какой?
– По той, что вас сунут за решетку.
В этот момент зазвонил телефон. Это был Роже Заваттер со своим первым сообщением:
– Алло. Скажите, патрон, дело действительно касается человека по имени Мориса Баду? Вы не ошиблись с персонажем? Может быть, я слишком поздно забеспокоился, но все-таки лучше поздно, чем никогда…
– Морис Баду,– сказал я,– живет на улице Тампль, такой…
– Худосочный очкарик, от горшка два вершка, похож на школьного учителя, который линейку проглотил…
– Он самый. Что, улизнул от вас?
– Такой опасности нет, но он меня далеко не повел. Сначала в ресторан, потом в Национальный Архив. Недавно вошел. Я навел справки и выяснил, что там он завсегдатай, а сейчас наверняка просидит до самого закрытия. И совсем не похож на парня, который каждый божий день обнаруживает трупы.
– Тем не менее обнаружил труп Кабироля.
– Верно. Мне что, продолжать?
– Это предпочтительно. Потом посмотрим.
– Мне кажется, все и так ясно,– произнес Заваттер без всякого энтузиазма и повесил трубку.
Вполне возможно, он был прав.
Видимо, я поддался силе моего воображения. Вокруг убийства Кабироля царила такая таинственная атмосфера, что мне чудились несуществующие загадки. Для Флоримона Фару было все просто: беглый арестант, испытывая острую нужду в деньгах, убивает ростовщика, с которым был связан до ареста. Но Фару неизвестно, что, кроме вашего покорного слуги, по крайней мере, еще двое находились на месте драмы и предпочли об этом не сообщать: молодой человек, напрасно звонивший по телефону, и одна блондинка. Эта дама даже имела дополнительное удовольствие – увидеть рядом с трупом еще одного персонажа, оглушенного ударом дубинки. Если только не… У меня была одна идейка на этот счет. По многим логическим соображениям, мне больше всего хотелось бы встретить именно эту блондинку, но, кроме самого невероятного случая, надеяться было не на что. Я нашел телефонную кабину, откуда молодой человек звонил Кабиролю, и мне было бы несложно его найти, несмотря на косые взгляды компании из музыкального кафе на улице Вольта, но, с другой стороны, что мне это даст? Я знал, что молодой человек, звонивший по телефону, не виновен в убийстве ростовщика. Это был обычный жулик, намеревавшийся сбагрить какой-то товар Кабиролю, не более того.
Оставался Баду-младший.
Он один меня интересовал. Он тоже был невиновен, но он солгал всем насчет причины визита к Кабиролю. Если он оказался замешанным в каких-нибудь темных сделках, имеющих отношение к Кабиролю в то время, когда тот был еще жив, и это выйдет наружу, то его папаша воспользуется своими финансами и сделает все, чтобы использовать таланты детектива моего пошиба и вытащить сынулю из переделки.
Битый час я мусолил все эти варианты, выкуривая трубку за трубкой, пока табак и работа мысли не высушили окончательно мою глотку. В офисе у меня имелся только коньяк, а горло требовало напитка менее благородного и не такого крепкого. Я пошел в табачную лавку напротив, где располагался также широкий выбор нужного мне товара.
Бывают случаи, что когда тебя мучит жажда, и ты пошел выпить, то это приносит пользу.
Когда я, освежившись кружкой пива, выходил из лавки, пакет купленного трубочного табака выскользнул у меня из рук и покатился в опасном направлении – к канализационной решетке, в щели которой он, к счастью, не провалился. Я Нагнулся, чтобы его поднять. Один пешеход отпрянул в сторону, чтобы не раздавить пакет, а также, чтобы не наступить мне на руку. Затем, всего лишь секунду спустя, женская нога, обутая в туфлю, остановилась в нескольких сантиметрах от меня.
