Сара Парецки - Ожоги
Ближе к вечеру — я успела немного поспать — зашла Вельма Райтер. Когда Лотти объявила, кто пришел, мне захотелось спрятаться обратно под одеяло. Но вместо этого я доковыляла до гостиной и приготовилась к казни. Вельма стояла посреди комнаты и нервно вертела в руках последний номер «Стар».
— Неплохую историю ты тут раскопала, — проговорила она сухим, скрипучим голосом.
— Не думаю, чтобы это сильно повредило Роз, — устало произнесла я. — До выборов еще целый месяц.
— Даже не знаю, на кого я больше зла, — сказала она. — На Роз — за то, что проделала такое, или на тебя — за то, что выволокла это на свет Божий. За то, что пошла против сестры.
— У меня нет ответа на этот вопрос, Вельма. А что, быть феминисткой означает поддерживать абсолютно все, что делают твои «сестры»? Даже если это не согласуется с твоими собственными принципами?
— Но ты же могла поговорить с ней в частном порядке. Разве не так?
— Я пыталась. Она не пошла на это. Слишком уж ей хотелось золотых яблок, и только для себя одной. Но в яблоках могут быть черви, об этом она не подумала?.. И все же она справится с этой работой. Справится лучше любого другого, Вельма, я уверена.
Вельма вскинула руки.
— Нет, для меня это слишком. Лучше мне было заниматься своей фотографией. Намного спокойнее и надежнее.
Я взглянула ей прямо в лицо.
— Вельма, у тебя очень хорошие, честные фотографии. И они тоже требуют риска, я бы сказала, эмоционального риска. Этого ты ищешь и в каждой женщине, которую снимаешь. Я тоже этого ищу. И не прощаю, когда меня пытаются обвести вокруг пальца или когда спекулируют на старых привязанностях. Или когда заставляют… иметь дело с червями.
— Ты же знаешь, она это делала не ради денег.
Я ответила нетерпеливым жестом:
— Знаю-знаю, она пошла на это ради своего двоюродного брата, ради семьи, ради соплеменников… ради того, чтобы испаноговорящее население получило большой кусок пирога… Мотивы самые распрекрасные, и все же мне это не нравится.
Вельма долго, не мигая, смотрела на меня.
— По тебе, Варшавски, видно, что ты не боишься рисковать. Отдаю тебе должное. Я сегодня ушла от Роз, уволилась. Она, она… — ее большие полные губы искривились. — Она… ты не поверишь, она говорила со мной, как родная мать, которая поет своему младенцу колыбельную. И подумать только, что было на самом деле… Даже думать об этом не хочется. В общем, я должна была уйти.
Я молча кивнула. Вельма проглотила слезы, резко повернулась и вышла из комнаты.
Глава 48
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
В субботу, по дороге к мистеру Селигману, я заехала в дилерскую контору «Понтиак» на улице Вестерн и купила себе ярко-красный «транс-ам». У меня никогда еще не было нового автомобиля, тем более такого, в сто восемьдесят лошадиных сил и с двумя выхлопными трубами. Я не очень ясно себе представляла, где взять деньги, чтобы расплатиться за нее, но когда машина тронулась с места и я набрала скорость пятьдесят, буквально дунув на газ, мне стало ясно — вот та машина, о которой я мечтала всю жизнь.
Надо бы ехать в Норвуд-парк. Айлин все-таки решила не отменять день рождения — она столько времени к этому готовилась и столько людей ожидали этого праздника… Соседи даже предоставили свои лужайки для пикника.
Сначала я позвонила Айлин и сказала, что не в силах видеть Бобби, но она стала умолять меня прийти:
— Пожалуйста, Вики, попытайся понять. Майкл — его крестник; он для Бобби все равно как седьмой ребенок, и, кроме того, он был его опорой в управлении. Бобби кричал на тебя только потому, что ему было слишком больно.
— Я не могу, Айлин… Майкл пытался убить меня, и ему это почти удалось. Знаешь, к концу нашего разговора с Бобби у меня сложилось впечатление, что он именно этого и хотел.
— Что ты, Вики, не смей так думать! — Ее звучный голос задрожал. — Дочь Тони и Габриелы! Ты что?! Это он не на тебя, он на себя кричал. За то, что позволил так себя обмануть. Он… он хороший человек, Вики. И хороший полицейский, ты сама это знаешь. Иначе бы Тони никогда не взял его к себе. Но он… он не очень хорошо разбирается в таких вещах. Он силен в другом. И я тебя прошу — нет, умоляю — понять его и быть лучше, чем он. Это так важно. Не только для него, но и для меня.
Вот так и получилось, что вскоре я уже миновала рекламный щит на углу улицы Негл — огромный потрет улыбающегося Бутса и надпись под ним, возвещающая, что «Бутс — это и есть Чикаго», — и въехала в предместье, где жил Бобби. И Майкл. Предместье, откуда вышли и Бутс, и Рон, и Эрни… Здесь они росли, дружили и помогали друг другу выбираться из всяких передряг. А это очень важно, особенно в Чикаго, где каждый думает только о себе.
Когда въезжаешь в Норвуд-парк, появляется такое чувство, будто пересек невидимую границу и попал совсем в другое царство. Небольшие аккуратные домики-бунгало, ухоженные лужайки… Благополучие, мир и покой. Этот сказочный мир, кажется, не имеет ничего общего с огромным, расчерченным граффити, заваленным всевозможным мусором городом на юге.
Сегодня, однако, предместье как будто вымерло. В сером октябрьском воздухе на фоне черного неба дома выглядели бесцветными и убогими. Даже лужайки и клумбы в ухоженных двориках не могли оживить пейзаж. В общем, очень скоро я пожалела, что приехала сюда.
Перед домом Бобби было полно машин — они даже перегораживали улицу. Я поставила свою новую игрушку в ряд с другими. Билетов никто не спрашивал. Откуда-то из-за дома слышались голоса и звуки трубы. Я медленно, нехотя пошла туда. В этот момент несколько человек показались из-за дома на Передней лужайке. Они улыбались мне, махали руками, звали… Этакое веселое содружество. Я помахала в ответ — пусть все будет, как положено.
Я прошла за дом. Народу полным-полно, аж травы не видно. Гости заняли не только участок Айлин, но и два прилегающих соседних участка. В центре из цветных лампочек было выложено имя Бобби. Ни музыкантов, ни одного знакомого лица я пока не видела. Вдруг неизвестно откуда явилась Айлин и крепко прижала меня к своей необъятной груди.
— Вики! Как хорошо, что ты пришла. Спасибо тебе! Я так боялась… Бобби вон там… Он будет так рад… Он ничего не говорит, но ты же знаешь…
На ее длинных черных ресницах сверкнули слезы. Она схватила меня за руку и повлекла вперед, туда, где играл трубач и стоял Бобби. Толпа, собравшаяся вокруг, уговаривала Бобби танцевать. Айлин дождалась, пока музыка смолкнет, и вытолкнула меня вперед.
— Бобби, смотри, кто пришел! — воскликнула она.
Улыбка медленно сошла с его лица, сменившись выражением растерянности и какой-то скованности.
— Извините, ребята, — резко произнес он. — Мне нужно сказать два слова этой юной леди. — Он взял меня за руку и повлек через толпу, что оказалось не так-то просто. Кого там только не было! Я заметила даже офицера Нили в ярком цветастом платье. Были здесь и горластые ребятишки, внуки юбиляра.
Бобби привел меня в дом, где две его дочери трудились над гигантским тортом. Обе раскричались, увидев отца:
— Папа, тебе сюда нельзя! Ты же знаешь!
— Ладно-ладно, детки, я ничего не видел. Мы с Вики пройдем на несколько минут в нашу комнату, а вы больше никого не впускайте. Договорились?
— Договорились, папочка, только идите скорее. — Они подтолкнули нас к лестнице.
Бобби сам достраивал подвальный этаж. Поставил ванну, настелил полы, выложил настоящие стены, оборудовал двухъярусную постель для своих двоих сыновей. Это еще когда его шестеро детей оказались в семи комнатах наверху. Сейчас с ним оставались только две дочери, но он оставил здесь все, как было, — для внуков. Он очень любил, когда они приезжали.
Бобби зажег лампу и сел на красную, застеленную шотландским пледом кушетку. Я села напротив, в старое кресло около декоративного камина. Он потирал свои большие руки, явно не зная, как начать разговор. Я не стала ему помогать.
— Не ожидал увидеть тебя здесь, — произнес он наконец.
— Я и не собиралась приходить. Айлин уговорила.
— Вики, — пробормотал он, глядя в пол, — на прошлой неделе я наговорил тебе всего такого… я не должен был… Не имел права… Прости меня.
— Да, Бобби, мне было тогда очень больно. — Как я ни сдерживалась, мой голос задрожал. — Твой проклятый золотой мальчик чуть не убил меня, а ты говорил со мной так, будто я какая-нибудь шлюха.
Он потер лоб рукой.
— Я… Вики, я говорил с Айлин… хотел, чтобы она мне объяснила… Не знаю, почему я так говорил с тобой. Клянусь Богом. И доктор Хершель звонила мне… Я только от нее узнал о том, что произошло. Она тебе рассказывала?
Я молча кивнула.
— К тому времени я уже знал, что это был Мики. Я знаю… ты пыталась меня предупредить. Но я не мог поверить, до тех пор пока она не сказала, что он стрелял в того старика. Я… Вики, не смотри на меня так! Мне и без того трудно…
