Ричард Пратер - Троянский катафалк
Я подошел к нему и крикнул:
— Здорово, Джексон!
Он увидел меня и поспешил навстречу, краснорожий крепыш с огненно-рыжей шевелюрой и ручищами, как окорока. Мы обменялись рукопожатием, и он сказал:
— Шелл, белоголовый проходимец, что привело тебя сюда?
Я же вас предупреждал, что он был сквернослов.
— Не желание повидаться с тобой, Джексон.
— Ну, не хочешь говорить, не говори. Послушай, мой парень построил уже шесть домов в Войл Хайтс. Целых шесть, можешь поверить? Зарабатывает больше меня, понимаешь?
Я был рад это слышать. Несколько лет назад с моей помощью его сына упрятали в окружную тюрьму на шесть месяцев за угон автомобилей, и в то время Джек не питал ко мне добрых чувств. Но наука пошла парню на пользу, он образумился и по собственной инициативе пошел в строительную организацию. Теперь он получал хорошие деньги, позабыв о прежних привычках.
— Он зарабатывает больше, потому что работает прилежнее, — поддразнил я, — он строит, а ты разрушаешь. Да к тому же через каждые двадцать минут делаешь перерыв.
— И как только язык поворачивается говорить такое? Я впервые прекратил работу с самого утра. Кофейный перерыв. Кроме того, если я буду работать слишком быстро, начнутся неприятности с тем, кто увозит обломки.
Он отстегнул плоскую фляжку с пояса, отвинтил крышку и хлебнул прямо из горлышка, сощурился, крякнул и облизал губы.
— По-прежнему употребляешь этот сорокаградусный кофеек?
— Человек должен поддерживать свои силы.
— А ты не боишься, что как-нибудь «перекофеишься» и стукнешь этим ядром себя по голове?
— Ни боже мой. После двух таких фляжек я могу спокойно сбросить муху со стены, не повредив ни одного кирпичика. Ну а кофеек, как ты сказал, мне нужен только для того, чтобы не спятить на работе. Возможно, тебе это кажется интересным и восхитительным…
— Да нет, не совсем!
— Мне моя работа действует на нервы, если хочешь знать. А иной раз у меня появляется какое-то дикое чувство, как будто я какое-то чудовище, которое должно разрушить эту улицу.
Обведя круг, я спросил:
— Что здесь происходит? Какие-то миллионеры строят новые банки и отели?
— Обновление города, они так это называют.
Так вот оно что, еще один проект перестройки города, которая никому не нужна, но оплачивать ее будут из федеральных фондов. По-моему, куда понятнее сказать «из моего собственного кармана».
Джек продолжал:
— Три квартала полностью будут снесены, вот этот и те два.
Он показал, какие именно.
— Ты хочешь сказать, что здание Себастьяна тоже?
— Да-а. За него примемся на будущей неделе, затем соседние с ним. Работы у меня будет выше головы, некоторые из этих старых зданий не так-то легко разрушить.
— Могу себе представить. Наверное, ты испытываешь неприятное чувство, когда это делаешь… А у тебя не возникали сомнения?
Возможно, возникали, из-за этого он и пил. Но, чтобы жить, надо работать…
Я снова посмотрел через улицу на смазливую физиономию Хорейна Хэмбла. Вот у него не было сомнений. Он был за всяческие модернизации и модификации и в городе, и в сельской местности.
— Ладно, Джек, у меня на 15.00 назначена встреча. Продолжай крушить.
— Мне и правда пора приниматься снова за дело, но все же минут десять я «сосну»… Не хочешь ли моего зелья?
Он снова взбалтывал фляжку.
Я протянул руку и поднес ее к губам.
— Спасибо. Выпью глоточек.
Чтобы добраться до учреждения Витерса, надо ехать по Бенедикт-Каньон шоссе к горам Санта Моника, затем свернуть на Хилл-Роуд. Через полмили имеется частная подъездная дорога, которая поднимается к очаровательному владению, откуда открывается потрясающий вид на соседние Беверли-Хиллз и Голливуд, а в погожий день даже на Тихий океан. Я проехал мимо раза три-четыре, но потом все-таки попал.
С доктором Витерсом я не был знаком. По дороге я припоминал все, что мне было известно о нем. Он разработал теорию нового лечения психических заболеваний, которую неофициально называли «витеризацией мозгов». Еще совсем недавно царствовавший психоанализ Фрейда с его «Комплексом Эдипа», заполнявший пьесы, сценарии, радио и телеперадачи, был полностью забыт. Мистер Витерс стал новым героем, чуть ли не гением космического значения. Он писал книги, предисловия к книгам, рецензии на книги и на рецензии… и загребал по сотне долларов в час. Вот этого-то знаменитого человека я и должен был в скором времени увидеть. Свернув с Хилл-Роуд, я поднялся по асфальтированной дороге на высокое плато, которое, естественно, уже успели окрестить «Высотами витеризации», на котором раскинулось в антисептической белизне учреждение, которое иначе называли «Заведением Витерса». Было ровно 15.00. Увидев надпись «Место стоянки машин», я припарковался, поднялся по двум широким ступенькам и вошел в здание. Во внешнем офисе была кушетка, несколько стульев и столик с десятком непривлекательных журналов. За письменным столом сидела костлявая особа и что-то писала на белых карточках. Я усомнился, что она заносила в них мысли пациентов. Я сразу ее отнес к категории старых дев (ей было уже за тридцать), потерявших надежду расстаться официально или, на худой конец, неофициально со своей девственностью.
Я подошел к ней и заявил:
— Я — мистер Скотт.
Она кивнула головой и пробормотала:
— Вы можете присесть.
И продолжала писать. На ее столе раздался зуммер. Она перестала писать, посмотрела на меня и сказала:
— Можете войти, мистер Скотт… — добавила еще несколько слов, которые я не расслышал.
Вскочив с удивительно неудобного стула, я был уже у двери и нажимал на ручку, когда раздался истеричный вопль секретарши:
— Не сейчас! Я же сказала через минуту.
Слишком поздно.
Вы бы этому не поверили! Я неожиданно остановился и замер, превратившись, если не в полный столб, то во что-то подобное ему, издав какой-то нечленораздельный звук, потому что в это мгновение все слова вылетели у меня из головы. Представляете: через всю комнату мелкими шажками шла абсолютно голая молоденькая красотка. Я вас не обманываю. На ней совершенно ничего не было надето.
Единственным минусом было то, что она шла не ко мне, а от меня. Автоматически я ахнул. Наверно, этот звук произвел на нее такое же впечатление, как боевой клич диких индейцев на мирных поселенцев прошлых столетий. Девушка замерла на месте точно так же, как и я, повернулась и посмотрела на меня. Через секунду испуганное выражение исчезло с ее лица, она оказалась тоже немногословной, ограничившись лишь одним: «у-у-у-х».
Волосы у нее были цвета шерри: коричневатого янтаря с огоньком внутри. Они спускались кудрявой волной, закрывая половину ее лица, так что был виден лишь один прекрасный зеленый глаз. Она была высокой с потрясающей грудью, плоским животом и крутыми бедрами, ноги у нее были стройные и длинные, как у танцовщицы.
Такую девушку я с удовольствием пригласил бы на танец.
Она снова повернулась и без особой спешки прошла к той самой двери, к которой и направлялась до этого, открыла ее довольно широко, так что я успел заметить кусок стола, какие-то ширмы и кресла. Войдя туда, она снова обернулась и заперла дверь. Не захлопнула, а медленно прикрыла. Мне показалось, что она заулыбалась, но, возможно, я ошибаюсь. Вот так состоялось мое появление у известнейшего доктора Витерса. Нет, она не была доктором. Доктор все время сидел в огромном мягком кресле, но надо было быть круглым идиотом, чтобы в подобной обстановке обратить на него внимание. Он был невысокого роста с симпатичным розовощеким лицом и редеющими русыми волосами, довольно бесцветными широко расставленными глазами, скрытыми за большими очками в роговой оправе. Я решил, что ему около шестидесяти лет. Вокруг шеи у него был красивый шелковый шарф, концы которого были засунуты за вязаный джемпер розового цвета, костюм дополняли желтые брюки и высокие сапоги для верховой езды. Наряд попугая. Ему нужно было сбросить несколько фунтов лишнего веса. Чем-то он смахивал на голливудского Санта Клауса, побритого и готового идти на рождественское представление. В одной руке у него была бумага, во второй — карандаш. Он постучал по листочку и скомандовал:
— Раздевайтесь.
— Не хочу.
— Ох, послушайте, разве моя секретарша не объяснила вам процедуру?
— Нет.
— Таково требование. Это необходимо.
— Для чего?
— Для психоанализа.
— Что вы собираетесь анализировать?
— Ох, прекратите это глупое препирательство! — повысил он голос.
— Я совсем не глупец, не волнуйтесь. Что за прелестное создание отсюда только что вышло?
— Мисс Плонк? Какое вы имеете к ней отношение? В каком смысле она вас интересует?
— Зачем вам это?
Он издал какой-то странный звук носом:
— Снимайте одежду, ложитесь на кушетку, и мы начнем.
