Ричард Пратер - Дело «Кублай-хана»
Не знай я наверняка, я бы решил, что меня или усыновили, или проломили голову и убили. Потому что это был рай. Или ад. Или еще что-нибудь. Если так выглядит смерть и я попал в рай, то именно к этому, черт побери, и нужно стремиться. «Где твое жало, смерть?! — взмолился я. — Смерть, ты — обманщица, ты… уф…»
Погруженный в мысли о сладкой смерти, голых пупках и лифчиках размером с наперсток и прочем великолепии, я даже не видел, куда иду. Я направлялся в «Сераль» — во всяком случае, туда вели меня ноги, но моя голова вертелась в разные стороны. Поэтому я на кого-то налетел.
Я повернулся и сказал:
— Простите, мне… о-о-о…
«Боже правый, — подумал я. — А ведь я и взаправду умер. И лицезрею ангела».
Я снова видел темно-бордовый цвет с сиреневыми вкраплениями, как в холле «Кублай-хана». Да только сейчас он был другим, совершенно другим. Перед моим мысленным взором возникли образы темно-бордового заката в горах и сиреневых красок в пустыне, я услышал тихий шелест осеннего вечера и почувствовал тепло лунной летней ночи, — и все это было в глазах женщины. Огромных, нежных, обрамленных густыми черными ресницами, чистых и светлых. И в эту минуту испуганных.
Она моргнула. Неуверенно улыбнулась:
— Я пыталась уступить вам дорогу. Но… вас так много, что с вами сложно разминуться.
— В ваших глазах можно умереть, — наконец вымолвил я.
— Что?
— О, извините, я не то хотел сказать. Просто минуту назад я думал о смерти… Не очень-то весело звучит, да?
На ее лице мелькнуло удивление.
— Я представлял холл, наполненный живописными трупами… Опять не то. Если вы дадите мне еще одну попытку, через минуту я скажу что-нибудь умное.
Она неожиданно рассмеялась:
— Надеюсь.
— Давайте сменим тему. Вы наверняка приехали, чтобы победить в конкурсе красоты. Так вот, меня зовут Шелл Скотт и я — судья. Судья, понимаете? У меня есть власть! Вла…
— Я тоже судья.
— Вы… вы судья?
— Да.
— Ну что ж, здесь все ясно. Может, я смогу… э-э… быть вам полезным в чем-нибудь другом?
— Шелл Скотт… Ну как же. Я вас знаю.
— Нет, не знаете.
— Вы из Лос-Анджелеса, так ведь?
— Ага. Л.А. — Голливуд.
— И я тоже. Из Голливуда.
— Как вас зовут?
— Мисти.
Ей подходило это имя.[2] Она произнесла его низким, грудным голосом:
— Мисти Ломбард.
Мисти Ломбард? Ушам своим не верю. Кто… а, черт побери. Ее имя знает, наверное, половина населения земного шара. Мисти Ломбард, одна из самых знаменитых и ярких звезд Голливуда. Кинозвезда, звезда телеэкрана, красавица с обложки журнала. Я даже слышал, что аборигены Бензабиланда повесили один из ее бюстгальтеров на ствол дерева и в полнолуние исполняют вокруг него ритуальные танцы.
Я просто не узнал ее. Частично из-за того, что наша встреча произошла внезапно и, так сказать, с налета. Но главным образом из-за того, что ни кинопленка, ни журнальная обложка, ни тем более телеэкран не способны передать даже толику красоты, теплоты и очарования этой кинопринцессы. А ее волшебные глаза… вы поймете, если только заглянете в них и утонете.
Она не была одета для карнавала. На ней был простой белый костюм, но даже он не мог скрыть великолепные изгибы ее тела, высокую грудь, всемирно известные бедра и невероятно тонкую талию. У нее были густые, темные волосы цвета жареных каштанов и мягкие, нежные, влажные губы — казалось, они сами могут поджарить каштаны.
— Повезло мне, — пролепетал я, чувствуя, что потихоньку смелею.
— О чем это вы?
— Я бы хотел похитить вас и спрятать в пещере. Или в башне, или еще где-нибудь. И каждую ночь забираться к вам по веревочной лестнице. Но с Мисти Ломбард этот номер не пройдет. Меня растерзают десятки тысяч мужчин.
— Может, вы все-таки… — Она замолчала, скромно закатила глазки, прикусила губу, как бы задумавшись. Меня это очаровало. — Увезете меня в свою пещеру, — закончила она.
— Подумайте еще о каком-нибудь варианте.
— Каком же?
— Не важно. Я отправляюсь на поиски пещеры. Как насчет ужина? Мы будем пить мартини из черепа бронтозавра и закусывать дикими оливками, нанизанными на зубы тигра…
— Мне это не нравится.
— Я так и думал. А как насчет обычного мартини в «Серале»?
— Мне очень жаль. Я бы с удовольствием, правда. Но мне нужно подготовиться к приему.
— К приему? Ах да. — Я вдруг вспомнил, где нахожусь. — Может, позже мы…
— Посмотрим. Я иду на прием с мистером Лифом. Не исключено, что он будет очень занят в течение вечера. Не знаю.
— Саймон Лиф?
Она кивнула. Значит, она будет с продюсером. Тьфу на него! Все верно: Мисти играла главные роли в нескольких его фильмах. В его хороших фильмах. Возможно, у них просто деловая встреча.
— Мне нужно бежать, — сказала она.
— Хорошо. Но не удивляйтесь, если увидите меня поблизости. Скорее всего, ваш взгляд постоянно будет натыкаться на меня.
— Пока, мистер Скотт. Была рада, — она лучезарно улыбнулась, — столкнуться с вами.
— На всякий случай оставьте мне один танец. — Я постарался улыбнуться как можно обаятельнее и добавил: — В лунном свете.
Она уже сделала было несколько грациозных шажков, но вдруг остановилась и повернулась ко мне. Потом неожиданно сжала эти мягкие красные губы и поцеловала воздух между нами, глядя мне прямо в глаза. Я словно проглотил шесть таблеток «алказельтцер» сразу. Мисти Ломбард повернулась и ушла своей волнующей походкой, а я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду.
И тут же решительно направился в «Сераль». Выпить.
Глава 6
Если бы я не находился в состоянии шока от встречи с Мисти, наверняка испытал бы его, войдя в «Сераль». Такой волшебной красоты я еще не видел.
Я раздвинул цветной занавес из нанизанных на нитки цветных бусинок и вошел. Мне пришлось немного постоять, чтобы глаза привыкли к полумраку бара. Помещение озаряли несколько больших металлических ламп, доставленных, вероятно, из Индии или Персии, но остальное освещение исходило от небольших светильников, стоящих на низких столиках. Поначалу я решил, что горят свечи, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это масляные лампы, — я видел похожие в Бомбее.
Справа от меня протянулась длинная стойка бара, а в дальнем конце широкой комнаты за тонкими, почти прозрачными перегородками расположились интимно освещенные кабинки, в которых угадывались смутные силуэты мужчин и женщин; остальную часть помещения занимали низкие, массивные столы, вокруг которых стояли деревянные стулья. В баре толклось много народу, почти все посетители были в карнавальных костюмах. Вокруг слышался приглушенный гул голосов. Я почувствовал легкий аромат спиртного, духов и пудры, запах лосьонов и специй. Играла тихая музыка: звучали свирели, множество мелодичных колокольчиков, тарелки и что-то вроде флейты.
В «Серале» было не просто сказочно красиво, там царила теплая, возбуждающая атмосфера… Да что я все вокруг да около: воздух просто искрился от секса. Что мне чрезвычайно понравилось.
Я подошел к стойке и сел на первый свободный стул.
Бармен, казалось, сейчас исполнит передо мной какой-нибудь танец с немыслимыми пируэтами, такой он был вертлявый и манерный, но он просто подбежал ко мне и изобразил что-то вроде:
— Н-да?
Я решил, что он с юга. С южного Марса, судя по его пестрому одеянию.
— Бурбон с водой.
— Попытайтесь еще раз.
— Да ладно тебе, — буркнул я.
Пожалуй, он хватил через край.
— Может, попробуете что-нибудь из нашего коронного? — предложил он с такой надеждой, что ему было неловко отказать.
— Что еще за коронное?
— Один из наших коронных напитков.
Он куда-то упорхнул, но вскоре протанцевал назад с небольшой, ярко раскрашенной папкой.
Это было меню напитков, состоящее из, как минимум, пятидесяти наименований — от Кишмета до Стамбула и реки Хугли. «Последнее должно быть чем-то невероятным», — подумал я.
— Ну… — протянул я. — А, черт. Принеси любое. Только чтобы я мог его осилить.
— Я бы предложил «Поцелуй кобры», — обрадовался он.
— Валяй.
— Вы именно этого хотите?
— А что в нем?
— Этот напиток изготовлен по секретному индийскому рецепту.
— О'кей, — согласился я. — Какого черта! Находясь в Индии, поступай как индусы. Ну а теперь скажи, что на самом деле входит в «Поцелуй кобры»?
— Много-много выпивки. — Он заговорщически подмигнул и принялся смешивать коктейль — из девяти бутылок.
Во мне зародилось подозрение, и я заглянул в меню. Вероятно, его «коронный» напиток влетит мне в копеечку. Так и есть. Вот он, «Поцелуй кобры», — четыре доллара и девяносто пять центов. Да уж, в этой чертовой бурде, должно быть, уйма хмельного.
Высокий, тяжелый стакан, на краю которого красовалась орхидея, вращаясь, заскользил ко мне по стойке.
