Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Дашкова Полина Викторовна
Вернувшись в Лондон, премьер-министр выступил по радио.
«Как бы мы ни сочувствовали маленькому народу, вступившему в войну с сильным соседом, мы не можем только из-за этого вовлекать в войну всю Британскую империю. Если нам и придется воевать, то по более серьезному поводу».
Ну а что же французы? Что Москва? И, наконец, сами чехи?
Премьер-министр Франции Деладье во всем был солидарен с Чемберленом. Президент Бенеш выдерживал колоссальное давление англичан и французов, они требовали принять все условия Гитлера и твердили, что в противном случае Чехословакия станет виновницей кровавой европейской бойни. Чешская армия была хорошо вооружена и готовилась дать отпор немецкой агрессии. Из Москвы еще в июне пришло сообщение от посла Шуленбурга: «СССР вряд ли окажет помощь капиталистическому государству».
Гитлер вернулся в Берлин 24 сентября. Заговорщики назначили дату путча – 29 сентября.
В игру вступил Муссолини. Он предложил свое посредничество в переговорах. 28 сентября в палате общин Чемберлен заявил:
«Какое бы мнение благородные члены палаты ни имели о синьоре Муссолини, я верю, что каждый приветствует его мирный жест. Господин Гитлер приглашает меня встретиться с ним в Мюнхене завтра утром. Он пригласил также синьора Муссолини и месье Деладье».
Утром 29-го, именно в тот день и час, когда заговорщики планировали арестовать Гитлера, занять силами войск рейхканцелярию, главные правительственные учреждения и министерства, Гитлер вместе с Муссолини встречал в Мюнхене дорогих гостей, премьер-министров Англии и Франции.
Переговоры проходили в спокойной, доброжелательной атмосфере. Гитлер излагал свои требования. Премьеры слушали. Только один раз, когда Чемберлен спросил что-то о правах чешских фермеров, Гитлер сорвался и заорал:
– Наше время слишком дорого, чтобы тратить его на такие мелочи!
Больше мистер миссионер не перебивал фюрера.
К вечернему заседанию соизволили пригласить чехов, но не в зал, а в соседнюю комнату. Доктор Войтех Маетны, посол Чехословакии в Берлине, и доктор Хуберт Масарик, сотрудник МИД, просидели в этой комнате восемь часов в полной неизвестности. Наконец поздно вечером советник Чемберлена сэр Гораций Вильсон ознакомил их с основными пунктами четырехстороннего соглашения. Чехи попытались протестовать, но сэр Гораций оборвал их и быстро вышел из комнаты.
В половине второго утра Гитлер, Чемберлен, Муссолини и Деладье (именно в таком порядке) поставили свои подписи под Мюнхенским соглашением. Теперь немецкая армия могла беспрепятственно ступить на территорию Чехословакии и оккупировать Судетскую область. После подписания фюрер и дуче удалились, и тогда, наконец, в зал позвали чехов, чтобы ознакомить их с текстом договора.
Джованни Касолли был в Мюнхене, в свите дуче, оттуда заехал в Берлин, позвонил Габи.
Стояло бабье лето, теплые сухие дни. Они встретились в Тиргартене. Ося рассказал, как светились глаза фюрера и раздувались щеки дуче, когда они спускались по ступеням Фюрерхауса после подписания договора, как зевал Чемберлен, возвращаясь в свой отель. Деладье выглядел мрачным и подавленным. Кто-то из толпы журналистов спросил, доволен ли месье соглашением, месье ничего не ответил.
– Ну а что же Сталин? У них ведь был договор с Бенешем? – спросила Габи.
– Был, – кивнул Ося.
– Поляки и румыны не пропускают Красную армию через свои территории на помощь чехам?
– Поляки не пропускают, а вот с румынами нарком Литвинов договорился.
– И что?
– Ничего, как видишь… Ладно, Габи, у нас мало времени. Как твой муж?
– Держится, верит, что появится еще один шанс. Удар, конечно, жуткий. Все развалилось. Теперь никто из генералов возразить фюреру не посмеет, а уж об аресте речи быть не может. Гениальный фюрер хапнул очередной лакомый кусок так же легко, как Рейнскую зону и Австрию, без единого выстрела, не пролив ни капли немецкой крови. Скажи, это правда, что Бенеш клюнул на удочку Гейдриха и передал Сталину миф о заговоре в Красной армии?
– Не знаю. Вполне возможно. Искренне поверил и счел своим долгом предупредить, они ведь были союзниками.
– Тупые чехи сами себе роют могилу, – пробормотала Габи.
– Прости, я не понял.
– Так… вспомнила пьяный треп одного полковника СС.
– Зонтик тоже хотел предупредить Гитлера о заговоре, – заметил Ося. – Это напрямую касалось твоего мужа. К счастью, хотя бы одна подлость Чемберлена не удалась, а то из мистера миссионера он превратился бы в мистера убийцу.
– Ты и это знаешь!
– Ну, я ведь работаю на английскую разведку, – Ося виновато улыбнулся и развел руками.
– А на советскую? – спросила Габи чуть слышно.
– Куда же я денусь? После того что натворил этот ублюдок Зонтик, кроме русских, никого не осталось. Работать на них практически невозможно, информацию передавать некому, если она все-таки доходит до Сталина, он ее не воспринимает. Я бьюсь лбом о стену, ищу лазейки, иногда нахожу, сам не понимаю, зачем это делаю, но выбора нет.
Ося вдруг обнял ее, стал целовать. Весь этот год, встречаясь, они ни разу не прикасались друг к другу, честно держали дистанцию.
У маленькой Габи закружилась голова, отчаянно забилось сердце. У взрослой хватило сил отвернуться от его губ и сказать:
– Прости, мне пора. Меня ждет муж. Не могу его обманывать, особенно сейчас.
Жгучий интерес Сосо к Адольфу слегка остыл в 37-м, в разгар чисток. После третьего показательного процесса в марте 1938-го, обглодав косточки Бухарина, Рыкова и еще десятков тысяч жертв ритуального пиршества, сытый демон Сталин отвернулся от своих разгромленных владений и повернул бычью башку в сторону голодного демона Гитлера.
Разбитая собственным правительством Красная армия писала доносы и пила. Масштабы пьянства смущали даже опытного выпивоху Клима, наркома обороны товарища Ворошилова. Ничего не осталось от разведки, кроме небольшой спецгруппы профессиональных убийц, которые охотились по миру за престарелыми белоэмигрантами и невозвращенцами.
Было арестовано и расстреляно столько сотрудников Наркомата иностранных дел, что из-за нехватки дипломатов прекращались отношения с некоторыми странами. Нарком Литвинов писал Инстанции отчаянные письма:
«Семь недель нет полпреда в Париже. Поверенные в делах не говорят ни на одном языке, кроме русского (Варшава). Полпред П.П. Листопад и его подчиненные не поддерживают отношений ни с одной дипломатической миссией, не общаются с поляками. Когда им приходится участвовать в церемониях и заседаниях, они являются туда в полном составе и ни с кем не разговаривают.
Нет полпредов в Вашингтоне, Токио, Варшаве, Бухаресте, Барселоне, Ковно, Копенгагене, Будапеште, Софии. Не лучше обстоит дело с советниками и секретарями. Имеется свободных вакансий: советников – 9, секретарей – 22, консулов и вице-консулов – 30, атташе – 46. Все приезжающие в Союз в отпуск или по вызову заграничные работники не получают разрешения на обратный выезд. Мы с последней почтой не получили никаких документов из Лондона ввиду отсутствия там машинистки. Со вчерашнего дня остановила свою работу курьерская служба, дипкурьеров не выпускают за границу до рассмотрения их личных дел».
Хозяин поручил своему главному специалисту по кадрам товарищу Маленкову разобраться с дипломатами. Маленков направил в НКИД сотню кристальных коммунистов, но привереда Литвинов опять был недоволен, пожаловался Сталину, что только пятнадцать из них более или менее владеют каким-нибудь иностранным языком и ни один на ответственные должности в посольствах не годится.
На ответственную должность не годился и очередной советский полпред в Берлине Алексей Мерекалов. Немецким он не владел, по профессии был инженер-хладобойщик.
В марте 1938-го пасть Гитлера широко открылась, и гуманные демократические правительства ведущих европейских держав поскорее запихнули туда огромный вкусный кусок, Австрию. Их вдохновил недавний опыт. В тридцать шестом, проглотив Рейнскую зону, Гитлер облизнулся, заявил, что сыт, и долго переваривал съеденное. Гуманные правительства надеялись, что уж Австрией он точно наестся до отвала. Но не прошло и месяца, как пасть открылась вновь. Гитлер завопил о мучениях судетских немцев под пятой неполноценных чехов. В мае германские войска подошли к границам Чехословакии.
