Сью Графтон - «К» – значит кара
– Хотите узнать, что произошло?
– Нет, не хочу. Я вам сама хочу кое-что сказать, – отрезала она. – На мой банковский счет наложен арест, черт вас побери. Я не могу воспользоваться своими собственными деньгами. У меня нет ни цента. Вы это понимаете? Ничего нет! Сын в беде, и чем, скажите на милость, я могу ему помочь?! Мне даже не на что дозвониться до его адвоката.
Костюм Даны был безупречен: ни одной морщинки, насколько я знаю, с льняными тканями такого эффекта крайне трудно добиться. Я молча смотрела на содержимое своего стакана. Кофе уже успел остыть, его поверхность подернулась мелкой сеткой порошкового молока. Я внимательно следила, не дрожит ли у меня рука, и при этом молила Бога, чтобы мне удалось удержаться и не выплеснуть этот мерзкий напиток ей в лицо. Пока что все обстояло благополучно.
Дана тем временем продолжала разглагольствовать, обвиняя меня Бог знает в каких прегрешениях. К счастью, мысленно я уже нажала на пульте управления собой кнопку выключения звука и теперь как будто видела одно только немое изображение. Конечно, какая-то частичка меня продолжала вслушиваться, но я не позволяла словам задевать себя, проникать глубоко в сознание. Однако желание выплеснуть кофе Дане в лицо все равно становилось все сильнее. В детском саду я была кусакой, и этот импульс остался во мне на всю жизнь. Когда я работала в полиции, мне пришлось однажды арестовывать женщину, плеснувшую что-то в лицо другой. Согласно статье двести сорок второй уголовного кодекса штата Калифорния, подобный поступок расценивается как нападение и оскорбление действием: "Оскорбление действием есть намеренное и противозаконное применение силы по отношению к другому лицу". Оскорбление действием предполагает, что имело место также и нападение, поэтому всякий раз, когда выдвигается обвинение в оскорблении действием, оно сопровождается также и обвинением в нападении. "Величина силы или насилия, используемых в процессе оскорбления действием, не обязательно должны быть значительными, причинять боль или телесные повреждения или же оставлять какие-либо следы", напомнила я себе. Разве что следы на ее костюме, добавила я, подумав. Оскорбление действием кофе.
У себя за спиной я услышала чьи-то приближающиеся шаги. Бросив взгляд через плечо, я увидела Тиллера, старшего помощника шерифа, который нес папку с каким-то делом. Он слегка кивнул мне и исчез за дверью.
– Тиллер, извините, можно вас на минутку?
Его голова высунулась в коридор.
– Вы меня звали?
– Простите, что вынуждена вас прервать, но мне нужно кое-что с ним обсудить, – обратилась я к Дане и вошла вслед за Тиллером в служебное помещение.
Взгляд, который Дана Джаффе бросила мне вслед, ясно говорил, что все выслушанное мною было лишь только самым началом.
23
Тиллер поднял голову от ящика, в которым засовывал папку, и вопросительно посмотрел на меня.
– Что за спектакль?
Я поднесла палец к губам и прикрыла за собой дверь. Потом указала ему глазами вглубь помещения. Он посмотрел в ту сторону, задвинул ящик и кивком головы дал понять, чтобы я шла за ним. Мы пересекли большую комнату с множеством столов и вошли в другую, меньших размеров, которая, как я поняла, служила его кабинетом. Тиллер закрыл за нами вторую дверь и жестом предложил мне садиться. Я выбросила пустой стакан из-под кофе в корзину для бумаг и с облегчением опустилась на стул.
– Спасибо. Выручили. А то я не знала, как от нее избавиться. Ей, видимо, нужно было на ком-то разрядиться, тут я и подвернулась.
– Всегда рад помочь. Хотите еще кофе? У нас тут свой, свежесваренный. А тот, что пили вы, из автомата.
– Спасибо, но я уже столько его сегодня выпила, больше душа не принимает. А то засну. Как у вас дела?
– Отлично. Я только заступил, дежурю сегодня в ночную смену. Насколько я слышал, вам удалось водворить этого парня назад в кутузку. – Тиллер уселся и откинулся на спинку, вращающееся кресло заскрипело под его тяжестью.
– Это оказалось не так уж трудно. Я прикинула, что Венделл должен был укрывать его где-нибудь неподалеку, и стала вычислять, чтобы это могло быть за место. А потом занялась проверкой. Скучно, но нетрудно. А что у вас тут нового? Разобрались, каким образом ему удалось оказаться на свободе?
– Разбираются. – Тиллер пожал плечами, чувствовалось, что ему как-то не очень уютно. Он поспешно сменил тему разговора, явно не желая обсуждать подробности внутреннего служебного расследования. Кабинет освещали резкие люминесцентные лампы и я обратила внимание, что его песочного цвета волосы и усы уже тронула седина, а вокруг глаз пролегли морщины. То мальчишеское, что еще оставалось в чертах его лица, начинало расплываться и исчезать, уступая место складкам и морщинам. Наверное, Тиллер был примерно того же возраста, что и Венделл, только он не делал себе омолаживающей пластической операции. Бросив случайный взгляд на его руки, я вдруг заметила кое-что интересное, и в голове у меня мгновенно возникла масса вопросов.
– Ой, что это?
Он перехватил мой взгляд и протянул руку поближе.
– Это? Перстень моей школы.
Я подалась вперед и присмотрелась.
– Коттонвудская академия, да?
– А вы ее знаете? Большинство людей о ней даже не слышали. Она давно закрылась, уже и не помню, сколько лет тому назад. В наше время чисто мужских школ почти не осталось. Их теперь считают чем-то вроде одного из проявлений сексуальной дискриминации. Быть может, и правильно. Я заканчивал в самом последнем выпуске. Нас было только шестнадцать человек. А после этого все, капут, – проговорил Тиллер, улыбнувшись с гордостью и теплотой при этом воспоминании. – А вы откуда о ней знаете? Хороший у вас глаз. Школьные перстни почти все одинаковы.
– Я недавно видела похожий, и тоже на руке одного из выпускников Коттонвудской академии.
– Вот как? И кто же это был? Нас не так уж много, и мы все поддерживаем связь друг с другом.
– Венделл Джаффе.
Его глаза на мгновение встретились с моими, и он тут же отвел взгляд. Потом поерзал в кресле.
– Да, верно, старина Венделл тоже там учился, – произнес он так, будто эта мысль только что впервые пришла ему в голову. – А вы действительно не хотите больше кофе?
– Это ведь вы, да?
– Что я?
– Устроили освобождение Брайана из тюрьмы, – сказала я.
Тиллер громко рассмеялся, но смех у него получился какой-то неискренний:
– Простите, но нет. Не я. И представления-то не имею, как это можно было бы сделать. Стоит мне сесть за компьютер, как начинаю себя чувствовать законченным болваном.
– Бросьте. Не притворяйтесь. Я никому не скажу. Да и какое мне до всего этого дело? Парень снова в тюрьме. Я никогда никому не скажу ни слова, клянусь. – Я замолчала, давая возможность тишине сгуститься. Тиллер принадлежал к тому типу честных в душе людей, которые в принципе могут совершить противозаконный поступок, но после этого скверно себя чувствуют и неспособны врать, если их причастность становится известной. Коллеги Тиллера очень любят таких людей: они быстро признаются, им хочется облегчить душу.
– Нет, вы ошибаетесь, – ответил Тиллер. – Принимаете меня за кого-то другого.
Он повертел головой, пытаясь избавиться от возникшего напряжения, но оно не уходило. К тому же, как я заметила, понизив интонацию, он как бы не закончил нашу беседу. Я решила пощупать его чуть поглубже.
– А в первый раз, когда Брайан сбежал с теми мальчишками, вы тоже ему помогли?
Лицо Тиллера приобрело замкнуто-отрешенное выражение, а тон стал официальным.
– Не думаю, что продолжение разговора на эту тему может оказаться продуктивным, – произнес он.
– Ну хорошо. Не будем говорить о первом побеге, поговорим только о втором. Видимо, вы чем-то здорово обязаны Венделлу, если так рискуете своей работой.
– Довольно. Оставим эту тему.
Я чувствовала, что за всем этим стояла та история с обвинением в непредумышленном убийстве, когда Венделл взял всю вину на себя, иначе осуждение по подобному обвинению навсегда закрывало бы для Тиллера возможность работать в правоохранительной системе.
– Тиллер, я слышала про то непредумышленное убийство. Можете меня не опасаться. Обещаю. Мне просто интересно, что тогда произошло. Почему Венделл принял всю вину на себя?
– Я не обязан ничего вам объяснять.
– Я и не говорю, что вы обязаны, просто спрашиваю. Мне любопытно. Это не официальный разговор. Мне нужно немножечко информации, и только.
Он долго сидел молча, уставившись в крышку письменного стола. Возможно, он происходил из такой семьи, в которой было принято трижды задавать один и тот же вопрос – как в сказке – прежде чем ваше желание исполнялось.
– Тиллер, ну пожалуйста! Мне не нужны никакие подробности. И я понимаю причины ваших колебаний. Просто опишите самыми широкими мазками, и все, – попросила я.
Он глубоко вздохнул и когда, наконец, заговорил, голос его звучал так тихо, что мне пришлось отводить глаза в сторону, чтобы Тиллер не смолк совсем.
