Андрей Щупов - Охота на волков
— Но ведь брат все-таки…
— Брат-то брат, только очень уж прилипчивый. Никак не может понять, что компьютеры — дело не женское.
— Послушай, — Валентин высунулся из-за ширмы. — Ты бы вышла на минутку. Я пока переоденусь. Не привык я еще. Как Миша Зорин…
Глава 12
Эту фотографию полковник доставал из ящика каждый день. Иногда перед тем, как приступить к работе, иногда повинуясь порыву. В свое время подобным образом люди обращали взор к иконам. Его иконой была фотография сына — сына, убитого на чужой войне чужими людьми. И чувства, с которыми он рассматривал старенький снимок, не всегда были добрыми. Порой это была откровенная ярость. На тех, кто, собравшись однажды в кремлевском кабинете, буднично и просто решили развязать на юге страны еще одну небольшую, весьма «полезную» войну. В полезность иных войн полковник и сам верил, но все последние войны бывшего Союза и нынешней России были войнами откровенно бездарными, вместо дивидендов приносящими головную боль и новые тюки проблем, помноженных на ненависть окружающих стран. Возможно, поэтому, разглядывая фотографию сына, Константин Николаевич стискивал кулаки, с особой просветленностью понимая, что детище, которое они создали, и впрямь необходимо. Когда государи ведут державу к пропасти, их устраняют — закалывают вилками, душат шарфами, расстреливают в подвалах. Иных способов на Руси, увы, не придумали, а придумать давно пора. Потому что за кровь должно призывать к ответу. Любого — не взирая на чины и звания. Если, конечно, жаль еще осиротевших матерей, если слово «Родина» не превратилось в пустой звук. И Пуришкевич с Юсуповым тоже убивали лохматого мужика не ради славы и удовольствия. И декабристы выходили на Сенатскую площадь по позыву совести, а не гордыни.
Константин Николаевич всматривался в дорогие черточки и понимал, что фотография превращается для него в подобие индульгенции. Индульгенции, прощающей то, что должно было в скором времени свершиться. Потому что все вокруг утопало в маразме — парламент, партии монархистов, красно-коричневые движения за возврат махровой бериевщины. Пресловутую «золотую середину» пинали, как дворовый мяч. Вся хотели крайностей — и в результате резали, убивали, обучая скотской этой науке тех, кто еще не дозрел. Некто ужасно умный, подобно ребенку, ковыряющемуся в бомбе, раскачивал и раскачивал Кавказ, другие гении нелепейшим образом проворонили всю Прибалтику, с искусством превратив вчерашних добрых соседей в остервенелых недругов, и никто ничему не учился. С поражающей добросовестностью новоиспеченные политиканы повторяли все те же классические ошибки, не удосуживаясь заглянуть в учебник истории…
Скрипнула дверь, и фотографию полковник положил лицевой стороной вниз. С папкой под мышкой к столу подошел Клим Лаврентьевич.
— Все, что вы просили, — здесь.
Полковник придвинул к себе папку, раскрыв, пролистнул несколько страниц.
— Значит, все-таки двадцать третье февраля?
Помощник кивнул.
— Удобнее дня не придумать… Во-первых, — праздник патриотический. Значит, всколыхнутся коммунисты, пойдут колонны с демонстрантами. И все-таки не Первое Мая, — большого резонанса не последует. И холодновато для особо разгульных эмоций, — стало быть, все пройдет в рамках. А там — пару недель — и Восьмое Марта на носу! Лишние стрессы сгладятся, ненужное забудется.
— А как насчет заказанных волнений?
— Вполне возможно, что все сладится само собой. Пенсию задерживают, зарплату во снах видят, так что без бузы не обойдется. Но на всякий случай три группы уже должным образом проинструктированы. Подготовлены записи приказов для щитовых групп ОМОНа. Спровоцировать неразбериху будет проще простого.
— Постарайтесь не переборщить.
— А это уж как получится, Константин Николаевич!
— Не понял? — полковник поднял голову.
— Шучу! Разумеется, шучу! Будем делать все необходимое, чтобы избежать лишних жертв. Нацисты подключатся к сценарию под самый занавес, к центру мы их не подпустим.
— А они подключатся?
— Теперь в этом можно не сомневаться. По сводкам в пригородах у них прошел уже третий слет, а недалеко от Зуевки устроен даже целый палаточный городок — со своим полигоном, со своим стрельбищем. Бритоголовые тренируются всерьез. Двоим активистам мы заплатили — и очень хорошо. Неплохо поработали и внедренные люди. Сейчас чернорубашечникам как никогда нужна реклама. И не просто с петардами и воплями, а с обязательным оттенком позитивизма. На наш патронаж они откликнулись с готовностью… Нет, разумеется, были и свои трудности. Кое-кто вибрировал, а скептики советовали вообще не якшаться с безопасностью. Но в конце концов с этим уладили. Один из особо рьяных скептиков провалился под лед во время рыбалки, еще двоих подловили на наркотиках. В общем упираться они перестали. Из предложенного списка вычеркнули только три фирмешки.
— Что им не понравилось?
— Думаю, понравилось все, но вы же понимаете, у них есть свои спонсоры, свои покровители. Да и сами они успели дорасти до образа вполне влиятельной «крыши».
— Надеюсь, они не опекают нашего Фана?
— По счастью, нет.
— Запомните, Фан должен исчезнуть во что бы то ни стало. Уберем его, ублажим губернатора. Фан — кость в горле города, а у закона руки коротки, чтобы дотянуться до этого борова. Кстати, к Осьминогу, Шакалу, Сеттеру и прочей уголовной братии это тоже относится.
— Думаю, особых проблем с перечисленным персоналом не возникнет.
— Уж, пожалуйста, позаботьтесь об этом. Какие фирмы они вычеркнули?
— «Капеллу», «Максимилиана и К», «Регату»…
— Мне это не нравится! «Капелла» работает с наркотиками, «Регата» с «Максимилианом» приторговывают спиртом и оружием.
— Разумеется, я в курсе.
— Кто же тогда займется ими?
Клим Лаврентьевич улыбнулся, вкрадчиво поинтересовался:
— А наши орлы из «Кондора»? Разве они не справятся?
— Я бы не хотел лишний раз рисковать «Кондором». На них и без того лежит большая ответственность. Не забывайте, им подчищать финальные метры.
— Тогда кто же?
— Используем тройку боевых звеньев «Сети». Думаю, пора, Клим Лаврентьевич. Заодно опробуем механизм.
Помощник энергично закивал.
— А насчет «Кондора» вы, пожалуй, правы. Так и сделаем. Пусть поработает «Сеть».
Полковник закончил перелистывать страницы, полусогнутым пальцем постучал по картонным корочкам.
— А где информация о будущем месте захоронения?
Клим Лаврентьевич невольно понизил голос.
— В общем и тут все готово. Через посторонних подрядчиков был оформлен заказ на котлован, но… Я посчитал, что сведения чересчур секретны, чтобы переносить их на бумагу загодя. Пока достаточно и того, что у нас в головах. А за пару дней до операции будут готовы соответствующие документы. Или вы считаете это перестраховкой?
Константин Николаевич нахмурился. Логика в словах помощника присутствовала. Есть вещи, которые и впрямь опасно доверять бумаге, и сведения, касающиеся будущей «братской могилы», можно было отнести именно к такой категории.
— Идите, — пробормотал он. — К этому вопросу мы вернемся чуть позже. И предупредите дежурного о машине. На инструктаж к бойцам «Кондора» я хотел бы съездить сам.
Кивнув, Клим Лаврентьевич выскользнул за дверь. Улыбчивый и опасный человек. Умный, исполнительный — и все-таки опасный. Пожалуй ни с кем иным полковник не сумел бы приблизиться к практической реализации столь скользкой операции. Для подобных вещей необходима либо абсолютная беспринципность, либо принципиальность высшего порядка. Клима Лаврентьевича полковник относил к первой категории. И за вынужденное сотрудничество с этими первыми вполне искренне себя презирал.
* * *Любимой игрой Олега была игра в солдатики. Таясь от товарищей, он возился с пластмассовыми фигурками конников, матросов и пограничников вплоть до седьмого класса. Он мог бы увлекаться этим и дальше, но именно в седьмом классе его неожиданно озарило. Он вдруг понял, что прелести детства в состоянии сохранить и приумножить. В его власти было сотворить чудо. Собственными руками и собственным интеллектом. И не надо было ничего ломать, на чем-то ставить крест, — все детские увлечения оставались с ним. За одной-единственной поправкой: войско из крохотных бойцов с окаменевшими лицами, стало по-тихоньку оживать, и пластмассовые фигурки, сжимающие в руках автоматы, знамена и шашки, преображались в людей из плоти и крови. Сам же он из командующего армией игрушек превращался в реального полководца.
Чаще всего дети желают стать летчиками и космонавтами, на худой конец — сыщиками или шоферами, — Олег с юных лет мечтал о генеральстве. К слову сказать, манили его не погоны и не расшитые золотом мундиры, — магия исходила от волшебного слова «власть», от права командовать и повелевать. Человек, кричащий «вперед» и посылающий одним этим выкриком в бой и на смерть, на какое-то время превратился в мечту Олега, в его призрачный идеал. Рявкнуть, заставив в готовности содрогнуться каре из сотен штыков, казалось ему подобием чуда. Картины эти посещали во снах, бередили сознание в самые неподходящие моменты — посреди урока, во время ответа перед учительницей. Так или иначе, но удивительная метаморфоза состоялась, и на далеком горизонте замаячило то самое, о чем Олег грезил с детства.
