Сергей Гайдуков - Музыка в сумерках
Я потерял профессиональный интерес, я перестал задаваться вопросами о прошлом и настоящем этого человека, я перестал исподволь наблюдать за ним. Я просто вел машину и ждал того момента, когда я выгружу из своей машины ящик, отвезу Николая, куда он захочет, и получу честно заработанные двести баксов.
А потом развернусь и уеду, чтобы больше никогда не видеть этого умалишенного. Скорее бы уж.
Глава 6
Я с большим нетерпением ожидал конца нашего путешествия, а оно никак не заканчивалось.
Следующей остановкой стало весьма подозрительное место — подчиняясь указаниям Николая, я выехал за окружную дорогу, куда уже и трамваи не ходили. С пару километров «Ока» прыгала по проселочной дороге, затем повернула в рощицу и наконец остановилась перед деревянным забором, окрашенным в темно-зеленый цвет. По верху забора была пущена колючая проволока, и я стал подозревать, что Николай вновь притащил меня к режимному объекту.
Оказаться пособником иностранного шпиона мне не хотелось, но я еще раз взглянул в лицо Николаю и понял, что шпионажем здесь и не пахнет. А уж если потенциальный противник стал нанимать таких агентов для своих коварных целей, что ж... Тем хуже для потенциального противника.
Николай в этот раз решил обойтись без меня. Он выскочил из машины, в хорошем темпе пробежался вдоль забора, согласно каким-то специфическим приметам отыскал нужную доску и толкнул ее вперед. А потом скрылся в проеме.
Я вздохнул и вытер пот с висков. Кроны чахлых берез почти не задерживали солнечный свет, и я чувствовал себя в салоне машины как в парилке. С той разницей, что в парилку одетыми не ходят.
Делать было нечего, и я принялся в очередной раз мысленно костерить Генриха, который подсунул мне столь дурного клиента. И ведь речь шла о поездке ночью — а тут уже третий час мотаемся по жаре, и конца-края нашим странствиям не видно. Минут через десять доска вновь скрипнула, и из проема появился довольный Николай. В руке он нес черную спортивную сумку. На всякий случай я завел мотор, и «Ока» рванулась с места сразу же, как только Николай втиснулся внутрь машины.
— Удачно? — спросил я.
— Само собой, — пропыхтел Николай. Он расстегнул «молнию» на сумке и долго разглядывал ее содержимое. Я даже не повернул головы в его сторону. Мне было плевать.
— Куда теперь? — спросил я, когда мы снова оказались на проселочной дороге и ехали в направлении Города.
— Не мешало бы тебе подзаправиться, — изрек Николай. — А я что-то жрать хочу.
Из этого можно было сделать вывод, что ехать нам придется далеко. Можно было также произвести некоторые вычисления и прийти к выводу, что себестоимость моих сегодняшних поездок может запросто перевалить за двести долларов: денег у Николая, кроме все тех же злосчастных двух бумажек, не было, и поэтому в придорожном кафе он обедал за мой счет. А насчет поесть мой клиент был не дурак.
Свой обед он завершил ста граммами теплой водки в граненом стакане — другой посуды в кафе не было. Потом Николай отодвинул пустой стакан, вытер лицо и озабоченно спросил:
— А сколько там уже натикало?
Часов у него тоже не было.
— Пять минут шестого, — ответил я, и Николай заторопился.
— Уже пора, — сказал он и вскочил из-за стола.
— Куда пора?
— Звонить, — пояснил Николай. — Им, — и он припустил к выходу из кафе. Через окно я видел, как мой клиент побежал к телефонам-автоматам, долго искал исправный, потом набрал номер и приник к трубке. Разговор длился не больше минуты, и Николай вернулся в кафе. Я допивал мерзкий напиток местного изготовления и прикидывал в уме, сколько еще может продлиться эта пытка жарой и Николаем.
— Позвонил, — сказал Николай, садясь на свое место. — Все мне сказали. Я знаю, куда нужно ехать.
— Это хорошо, — вздохнул я.
— Ага, — согласился Николай. — А ты молодец, нормально баранку крутишь! — произнес он комплимент, от которого я едва не поперхнулся. — Вот тебе аванс, — и он бережно вытащил из кармана две зеленые бумажки, отсоединил одну слипшуюся купюру от другой и положил на скатерть передо мной.
— Большое спасибо, — сказал я. — И далеко нам теперь ехать?
— Далеко, — кивнул Николай. — Ведь нужно такое место... Чтобы никого вокруг. Сам понимаешь.
— Да уж, — сказал я. Понятно было лишь одно — бесполезно пытаться выискать какой-то смысл во всех этих словах и поступках. Может, смысл-то и существовал, но знал о его существовании только Николай. А может, и вообще никакого смысла не было. Был лишь жаркий и очень неудачный для меня день, когда я был вынужден работать личным шофером у одного не совсем нормального типа с оплатой двести долларов в сутки.
— Все вроде бы нормально вышло, — произнес вдруг Николай, обращаясь даже не ко мне, а куда-то в пространство между мной и соседним столиком. — Вроде бы все как надо сделал. Они должны быть довольны. Они не должны ничего такого... — Внезапно он уронил голову, ткнулся лбом в лежащие на поверхности стола руки и затрясся.
Я отнесся к этому спокойно. Моей философией в тот момент было: «И это пройдет». Я терпеливо ждал конца дня, как раненый, изнывающий от дикой боли в изувеченной ноге, ждет ее ампутации. Нужно перетерпеть, и тогда, возможно, станет лучше.
Дородная официантка, проплывавшая рядом, не была приучена к выходкам Николая и не была знакома с моей философской системой.
— Это что, что с ним? — опасливо спросила она. — Плохо вашему товарищу, да?
— Ему хорошо, — сказал я. — Выпил лишнего, вот и все.
— Лишнего?! — официантка восприняла это как неумную шутку. — Я же помню, я всего сто грамм приносила!
— А много ли ему надо? — развел я руками. — Он только что вернулся из долгой командировки в одну арабскую страну, где алкогольные напитки запрещены законом. Два года капли в рот не брал, представляете?
— Ох, бедный, — понимающе кивнула официантка. — Как же он там продержался-то?
— С большим трудом. И теперь с большим трудом привыкает к нашей жизни. По пятьдесят грамм, по сто... Не волнуйтесь, сейчас с ним будет все в порядке. Все будет о'кей.
— Нет, — вдруг поднял голову Николай и посмотрел на меня тоскливыми глазами. — Все уже никогда не будет о'кей.
Я вздрогнул — фраза была произнесена по-английски. Официантка восприняла это как должное и уплыла по своим делам.
Я посмотрел ей вслед, посмотрел, как Николай вытирает платком уголки глаз, и спросил:
— И почему же все уже никогда не будет хорошо?
— По кочану, — сказал Николай, шмыгнул носом и убрал платок, пропитанный слезами, в карман.
Глава 7
Было восемь часов вечера, когда я заглушил мотор.
— Приехали, — прошептал Николай.
Это была опушка леса, и мы добирались сюда какими-то странными окольными дорогами, во время путешествия по которым я впервые порадовался, что уже которую неделю стоит страшная жара, иссушившая почву. Достаточно было случиться пару дней назад небольшому дождю, и где-нибудь на пути сюда мы непременно завязли бы под сенью сосновых ветвей.
— Они еще не приехали, — сообщил мне Николай, хотя это можно было и не говорить. Ветра не было, деревья стояли неподвижно, будто так и существовали с начала времен. Было слышно жужжание мошек, и тем более был бы услышан шум подъезжающей машины.
Но пока можно было считать, что мы находимся в доме отдыха: тишина, покой, запах хвои. Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Впервые я получал положительные эмоции. Если не считать того эпизода, когда я угодил Николаю локтем в рот.
— Ты вот что... — прошептал Николай. — Ты давай не спи.
— Почему это? — сонно осведомился я. — Ты делай там свои дела, встречайся с кем надо... Потом разбудишь меня.
— Нет, не так, — сказал Николай и стал трясти меня за плечо. Я открыл глаза.
— Ну что еще?
— Спать-то сейчас не время, — прошептал Николай. — Совсем не время спать. Они же скоро приедут.
— Так они же к тебе приедут, не ко мне. Мне до них нет никакого дела, — равнодушно отозвался я. — Решай свои проблемы, а я подремлю.
— Ну не будь ты таким кретином! — сказал Николай. — С этими людьми так нельзя! Нельзя спать, когда они приезжают. Надо смотреть.
— Важные люди? — поинтересовался я. Это и вправду было интересно — кто может приехать на встречу с этим человеком в лес вечером? Еще парочка таких кретинов? Ну нет, мне на сегодня хватит.
— Они такие... — прошептал Николай, сводя брови на переносице в острый угол. — Они хотят, чтобы все было по-ихнему. Я сделал, я все сделал. Но они могут и обмануть. Они же сволочи... Они же... Ребенку же музыкой надо заниматься, а эти...
Фраза о ребенке заставила меня приоткрыть глаза.
— А они, значит, не думают, что ребенок должен заниматься музыкой? — сделал я свой вывод из этих словесных обрывков.
— Они вообще ни о чем не думают, — прошептал Николай, словно сообщил мне большой секрет. — И хотят, чтобы все было по-ихнему. А когда не по-ихнему... Ох! — Он уткнулся головой в ладони и замычал тягостно и протяжно.
