Харлан Кобен - Один неверный шаг
Майрон поднялся на третий этаж, открыл дверь и сразу же услышал голос Джессики.
– Работаю, – крикнула она.
Он не слышал пощелкивания клавиш компьютера, но это ничего не означало. Майрон прошел в спальню, притворил дверь и проверил автоответчик. Когда Джессика работала над книгой, она не подходила к телефону.
Он нажал кнопку.
«Привет, Майрон. Это мама. (Как будто бы он не узнал ее голос.) Господи, до чего же я ненавижу эту машину. Почему она не снимает трубку? Я знаю, что она дома. Разве так трудно человеку снять трубку, поздороваться и запомнить, что надо передать? Если я в офисе и звонит телефон, то всегда снимаю трубку. Даже если очень занята. Или поручаю секретарше записать сообщение. Но только не машине. Не люблю я машин, ты же знаешь, Майрон. – В таком духе она продолжала несколько минут. Майрон с тоской вспомнил былые дни, когда на автоответчиках стояли ограничители времени. Прогресс иногда бывает во вред. Наконец мать начала выдыхаться. – Я позвонила, просто чтобы поздороваться, милый. Поговорим позже».
Первые свои тридцать с лишним лет Майрон прожил со своими родителями в пригороде Ливингстона – Нью-Джерси. Младенцем он обитал в маленькой детской наверху слева. С трех лет до шестнадцати – в спальне наверху справа. С шестнадцати и до настоящего времени, исключая последние несколько месяцев, он обретался в подвале. Не все время, разумеется. Четыре года жил в Дьюке, в Северной Каролине, летние месяцы проводил на баскетбольных сборах, иногда ночевал у Джессики или Уина на Манхэттене. Но настоящим домом всегда считал родительский. Это был его собственный выбор, хотя какой-нибудь дотошливый психоаналитик мог бы предположить наличие у Майрона мотивов, глубоко спрятанных в подсознании.
Все переменилось несколько месяцев назад, когда Джессика предложила переехать к ней. Джессика редко делала первый шаг, он в этом давно убедился и поэтому обалдел от счастья, даже голова пошла кругом, и одновременно был слегка напуган. Страх не имел ничего общего с его нежеланием брать на себя ответственность – эта фобия была скорее присуща Джессике. Но в прошлом в их отношениях бывали тяжелые периоды, и попросту говоря, Майрон не хотел бы еще раз пережить нечто подобное.
Он по-прежнему раз в неделю бывал у родителей, ужинал дома или возил их в «Большое яблоко». Он почти каждый день разговаривал с матерью или отцом по телефону. Смешно, но хотя они его доставали, он любил приезжать к ним. Странно для крутого мужика? Разумеется. Но так уж получалось.
Майрон схватил из холодильника банку «Йо-Хо», встряхнул, открыл и сделал большой глоток. Сладкий нектар. Тут раздался крик Джессики:
– Ты на что сегодня настроен?
– Мне без разницы.
– Хочешь пойти в ресторан?
– Не возражаешь, если мы закажем еду сюда? – спросил он.
– Не-а. – Джессика появилась в дверях. На ней был огромный свитер и черные рейтузы. Волосы стянуты на затылке в хвостик. Несколько прядей выбились и упали на лицо. Когда она улыбнулась, он ощутил, как участился пульс.
– Привет, – сказал Майрон. (Он всегда гордился своими удачными начальными гамбитами.)
– Хочешь что-нибудь китайское? – спросила Джессика.
– Все что угодно. «Хунань», «Сычуань» или «Кантон»?
– Сычуань, – решила она.
– Лады. «Сычуань Гарден», «Сычуань Драгун» или «Эмпайр Сычуань»?
Она немного подумала.
– «Драгун» в прошлый раз был слишком жирным. Давай позвоним в «Эмпайр».
Джессика подошла к нему и легко поцеловала в щеку. От ее волос пахло полевыми цветами после летнего ливня. Майрон быстро обнял ее и схватил со стола меню обедов с доставкой. Они решили, что заказать: горячий суп, порцию креветок в соусе и одно овощное блюдо. Объясниться, как всегда, оказалось трудно. Для Майрона это оставалось тайной за семью печатями, почему они не наймут человека, говорящего по-английски, по крайней мере для приема заказов по телефону? Повторив шесть раз свой телефонный номер, Майрон повесил трубку.
– Много наработала? – спросил он.
Джессика кивнула.
– Кончу черновой вариант к Рождеству.
– Мне казалось, у тебя крайний срок – август.
– Что ты этим хочешь сказать?
Они сидели за кухонным столом. Кухня, гостиная, столовая – все представляло собой одно большое помещение. Потолок высотой в пятнадцать футов. Много воздуха. За счет кирпичных стен с четкими металлическими балками студия походила одновременно на приют художника и железнодорожный вокзал. Иными словами, жилище было что надо.
Принесли еду. Они обсудили, как прошел день. Майрон рассказал ей про Бренду Слотер. Джессика сидела и внимательно слушала. Она умела это делать. Ей, как немногим, удавалось заставить своего собеседника почувствовать себя единственным живым человеком на земле. Когда он закруглился, она задала несколько вопросов. Потом поднялась, налила стакан воды из кувшина и снова села.
– Мне во вторник надо лететь в Лос-Анджелес, – сообщила Джессика.
Майрон поднял голову.
– Опять?
Она кивнула.
– Надолго?
– Не знаю. На пару недель.
– Ты же только что там была.
– Да, ну и что?
– Опять эта сделка по фильму?
– Правильно.
– Так зачем снова лететь? – спросил он.
– Мне нужно кое-что подразыскать для книги.
– Разве ты не могла это сделать во время прошлой поездки?
– Нет. – Джессика взглянула на него. – Что-нибудь не так?
Майрон вертел в руках палочку для еды. Он посмотрел на Джессику, отвернулся и со вздохом спросил:
– Похоже, у нас неважно получается?
– Ты о чем?
– О нашем совместном проживании.
– Майрон, я же уеду всего на две недели. Работать.
– А потом будет рекламное турне. Или тебе понадобится побыть одной, чтобы закончить книгу. А может, возникнет новая сделка по фильму. Или что-нибудь еще.
– Ты что, хочешь, чтобы я сидела дома и пекла пироги?
– Нет.
– Тогда что происходит?
– Ничего, – ответил Майрон и добавил: – Мы уже давно вместе.
– Десять лет с переменным успехом, – заметила Джессика. – И что?
Он не знал, что еще сказать.
– Ты любишь путешествовать.
– Да, черт побери.
– Я скучаю, когда тебя нет.
– Я тоже скучаю, – произнесла Джессика. – Скучаю, когда ты уезжаешь по делам. Но наша свобода, это ведь одна из причин, почему нам хорошо вместе. И кроме того, – она немного наклонилась к нему, – так прекрасно встречаться после разлуки. Я ведь это умею по первому классу.
– Это так, – согласился Майрон.
Джессика положила руку на его локоть.
– Я не собираюсь заниматься псевдоанализом, но этот переезд обошелся тебе дорого. Я понимаю. Но пока, как мне кажется, все у нас получается замечательно.
Разумеется, она была права. Они были современной парой, каждого ожидала блестящая карьера, им предстояло завоевать мир. Разлуки – часть сценария. А сосущие сердце сомнения – просто неизбежный результат его врожденного пессимизма. Все действительно шло отлично – Джессика вернулась, предложила ему переехать к ней, но он постоянно ждал: что-то обязательно пойдет наперекосяк. Ему надо избавиться от этих навязчивых мыслей. Так невозможно обнаружить проблемы и решить их; так можно только создавать проблемы и доводить их до абсурда.
Майрон улыбнулся.
– Может быть, я просто жажду внимания, – сказал он.
– Да?
– Или это трюк, чтобы затащить тебя в постель.
От ее взгляда у него екнуло сердце.
– Может быть, трюк сработает, – призналась она.
– Мне не стоит надеть что-нибудь поудобнее? – спросил он.
– Только не маску Бэтмана.
– Идет.
Джессика поднялась, обошла стол и села к нему на колени. Обняла и прижалась губами к уху.
– У нас с тобой все здорово, Майрон. Давай постараемся это не испортить.
Она была права.
– Давай шевелись, надо убрать со стола. – Джессика слезла с его колен.
– А потом?
– Потом в койку.
Глава 5
Не успел Майрон на следующее утро выйти на улицу, как рядом с ним остановился черный лимузин. Два огромных амбала – помешанные на мускулах мордовороты без шей – вывалились из машины. Деловые костюмы сидели на них отвратительно, но Майрон не стал бы винить в этом портного. На парнях такой комплекции любой костюм смотрелся бы, как на чучеле. Оба щеголяли кварцевым загаром, и хотя Майрон не мог этого видеть, он готов был поклясться, что грудь у них выбрита, как ноги у Шер.
Один из «бульдозеров» приказал:
– Садись в машину.
– Мне мама не велела садиться в машину к посторонним, – заявил Майрон.
– Надо же, – удивился второй «бульдозер», – у нас тут комик объявился.
– Да? – Первый склонил голову в сторону Майрона. – На самом деле? Ты – комик?
– Я еще и великолепный вокалист, – сказал Майрон. – Хотите, я исполню вам мою любимую песню – «Воляре»?
