Владимир Типатов - Мутанты. Время собирать камни.
— Да что тут у вас, арсенальная камера? — с усмешкой спросил Виктор, не выпуская из виду обоих нападавших. Теснота камеры играла ему на руку, напасть на него сразу двоим не представлялось возможным, поэтому операция была поэтапной. Сначала Виктор перехватил и вывернул руку с за точкой одному нападающему, а потом «успокоил» ударом ноги в лицо второго.
Пришёл в себя и появился в проходе сосед по койке.
— Ты откуда, такой крутой? — тихим голосом спросил он Виктора, всё ещё морщась от боли. — Зону топтал раньше?
— Было дело, — нехотя сказал Виктор.
— А чего темнил? Нам сказали, что в хату богатого лоха кинут, и что надо на него «жути нагнать». Выходит, что мы на нормального пацана бочку покатили и ментам на руку сыграли?
— Выходит, что так, — пожал плечами Виктор.
— Вот падлы, — покачал головой сосед и хотел сплюнуть на пол, но во время вспомнил, что плевать на пол в хате нельзя, витиевато выматерился. — Я откликаюсь на Лешего, а ты?
— А я на своё имя, — секунду подумав, сказал Виктор, решив не раскрывать перед мало знакомым сокамерником свою былую кличку. — Меня зовут Виктор.
— Не хочешь светить своё погоняло? — криво усмехнулся Леший. — Всё равно узнаю, ведь на тюрьме, как и на зоне, почта работает лучше, чем на воле.
— Узнавай, если тебе это надо, — пожал плечами Виктор и поняв, что конфликт полностью исчерпан, направился на своё место и вновь вытянулся во весь рост на койке, устало закрыл глаза. Арест, и заключение его под стражу, а потом препровождение в следственный изолятор, оказались для него полной неожиданностью.
«С чьей же это подачи я загораю здесь?» — думал он, перебирая в мыслях все возможные варианты и мучительно выискивая ответ на свой же вопрос. — «Наверняка это Литвиненко побеспокоился, но как это ему удалось? Ведь про увод денег от налогов знали всего несколько человек. Так кто же оказался «кротом» в моей фирме?»
…Наступили четвёртые сутки пребывания Виктора в камере следственного изолятора, и снова никто не вызвал его для допроса. Всё это очень походило на психологический прессинг. Похоже, кто-то сознательно пытается выбить его из колеи, лишить воли и заставить мечтать о любом способе, вновь обрести свободу. Виктор уже перестал тешить себя мыслью о досадном недоразумении. Он уже не сомневался в том, что всё, произошедшее с ним не только не случайность и не в горячке реализованное кем-то желание повозить его мордой об стол, а тщательно спланированная акция на его уничтожение. Официальное обращение, написанное Виктором в адрес следователя, дало результат только через два дня, но это был не тот результат, на который он рассчитывал. Завозился ключ в замке, загремел отодвигаемый засов, и дверь в камеру открылась.
— Ну, наконец-то хоть увижу своего следователя, — подумал Виктор, вставая со скамьи и направляясь к выходу.
Не очень молодая, довольно симпатичная женщина-контролёр, посмотрела на Виктора долгим, внимательным взглядом, потом опустила глаза и сказала, что его вызывают не к следователю, а в оперативную часть для беседы.
— Это ещё для чего? — удивлённо спросил Виктор, но женщина ничего не ответила ему, молча закрыла камеру и приказала идти вперёд.
Остановившись у двери кабинета опера, женщина тихо сказала ему в спину: — Вы там это…поаккуратнее разговаривайте с Иваном Фёдоровичем. Виктор резко обернулся и посмотрел на женщину. Взгляд её был слегка смущён и встревожен.
— Спасибо за предупреждение, — тихо сказал Виктор. — Вы замечательная женщина, и форма вам к лицу. Женщина смутилась ещё больше и, не поднимая глаз, постучала в дверь кабинета.
Тюремный опер, немолодой уже, сухощавый майор, вышел из-за стола и пожал вошедшему Виктору, руку.
— Прошу садиться, Виктор Сергеевич, — предложил опер и жестом указал на стул. Видимо майор решил придать беседе доброжелательный тон.
Как человек сведущий в тюремных традициях, всё-таки имея за плечами срок, Виктор знал: для беседы в оперчасть периодически приглашают практически всех обитателей следственного изолятора. Хотя бы для того, чтобы сбить с толку и скрыть от контингента тех, кто сотрудничает с администрацией, а, попросту говоря — стучит на сокамерников. «Наседки» есть почти в каждой камере, но распознать их порой бывает очень трудно, почти невозможно.
— Виктор Сергеевич, мы оба понимаем, что вы у нас надолго не задержитесь, и пассажир вы нетипичный для здешнего контингента, но я обязан выслушать ваши жалобы, если таковые есть, а так же услышать пожелания, если и такие у вас имеются.
— Если у меня и есть жалобы или пожелания, то они не в ваш адрес, — сказал Виктор.
— Понимаю, вас угнетает бездействие следствия, — сочувственно вздохнул опер. — Но должен вам заметить, что по закону, у следователя есть десять дней с момента доставки вас в наше учреждение. Так что — не обессудьте. А что вы скажете о бытовых условиях содержания в камере? Есть какие-то пожелания? Сейчас совсем другие времена настали, и человек состоятельный вполне может позволить себе иметь в камере и телевизор, и холодильник, даже евроремонт можно сделать в камере.
— Евроремонт в камере делать не надо. Я не собираюсь обустраиваться здесь надолго. А вот переселиться в одиночную камеру я бы не отказался.
— А что в общей камере вас не устраивает? Есть проблемы с контингентом?
— Нет никаких проблем, просто я люблю тишину и одиночество, тогда мне лучше думается, а подумать мне, как вы догадываетесь, есть о чём.
— Действительно, подумать вам есть о чём. Хорошо, я дам команду, чтобы вас отвели в одиночную камеру, кстати, в этой камере, год назад сделали капитальный ремонт, конечно не евроремонт, но достаточно хороший. Тогда у нас отдыхал один, тоже очень богатый «пассажир», так вот он рассказывал, что волею случая, довелось ему провести несколько месяцев в тюрьме за границей, в частности — в Швеции. Он рассказывал поразительные вещи: там задержанному предлагают на выбор постельное бельё, белое или цветное. Предлагают на выбор камеру и даже сокамерников. Представляете, там пятиразовый «шведский» стол, Интернет, спортивный зал и даже женщин определённого поведения — и всё за счёт заведения. Но, до шведского уровня нам ещё далеко, но хотелось бы хоть как-то благоустроить наше учреждение, — с сожалением вздохнул опер. — Кстати, тот богатый сиделец спонсировал нашему учреждению энную сумму денег, и после отсидки, до сих пор не забывает нас.
— Это по его просьбе отремонтировали камеру?
— Скажем так — при его финансовой поддержке.
— Находясь здесь, я даже рубля не могу снять со своих счетов, тем более, что они наверняка заблокированы, — сказал Виктор, догадавшись, куда клонит опер. — Если посодействуете открыть хотя бы некоторые счета, тогда и я мог бы стать вашим спонсором.
— К сожалению, это не в моей компетенции, — вздохнул опер, и Виктор увидел, что сожаления по этому поводу у майора вполне искренние…
…И опять Виктор шёл по длинному коридору СИЗО в сопровождении женщины-контролёра, только теперь она конвоировала его обратно в камеру.
— Вы каждый день дежурите? — спросил Виктор и попытался оглянуться.
— Разговаривать и оборачиваться нельзя, — строго сказала контролёр и слегка замедлила шаги, разрывая расстояние между ней и арестованным. Виктор опустил голову и больше не проронил ни слова.
— Лицом к стене, — приказала контролёр, останавливаясь возле дверей камеры и забренчала связкой ключей. И это приказание Виктор выполнил молча.
— Заходим в камеру, — сказала женщина-контролёр и захлопнув за ним дверь, закрыла её на замок, потом открыла «кормушку» и тихо сказала: — «Я дежурю через сутки», и тут же захлопнула «кормушку».
— Через сутки, — машинально повторил за ней Виктор, и медленно опустившись на скамью, задумался.
«Видимо я на долго застрял здесь, если опер предлагает сделать мою камеру немного благоустроенней и уютней, наверняка он что-то знает такое, что неведомо мне. Неужели я действительно надолго становлюсь здесь пассажиром? Так, спокойно, надо что-то делать, надо подключать рычаг Архимеда, только мне не надо переворачивать землю, мне надо только перевернуть этот следственный изолятор, а перевернуть его можно только одним рычагом — денежным. Значит надо искать того, кто сможет выкупить меня отсюда, за любые бабки, я потом всё верну с процентами, только свалить бы отсюда».
Мысленные рассуждения Виктора прервал стук открываемой «кормушки».
— Виктор Сергеевич, может у вас сигареты кончились, так я могу поделиться, — сказала женщина-контролёр, протягивая ему начатую пачку. — Я всё-равно скоро сменяюсь, так что обойдусь без курева.
— Благодарю, — сказал Виктор, подходя к окошку и взяв пачку, погладил протянувшую её руку. — У меня как раз свои кончились.
