Георгий Миронов - Гладиаторы «Спартака»
— А это что же такое? — сделал еще более удивленное лицо Забеин. — Почище картины жидовской: обнаженная, так сказать, дама в подворье русского православного монастыря?
Однако и тут не удалось гостю смутить митрополита.
— В самом обнаженном виде женщины греха нет, грех в умысле художника. Тут же не греховность, а назидательность имеет место. Мы эту картину приобрели лет пять назад на аукционе «Ренессанс» в Бирюлеве. Показали видным искусствоведам из Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина. Сам заместитель директора Каменецкий смотрел. Приезжал и доктор искусствоведения Патрикеев Егор Федорович.
В эту минуту владыка смотрел на картину и не обратил внимания, что при произнесении имени Патрикеева гость слегка вздрогнул, перепугался, что выдал себя, и на лице его отразилось смятение. Но ничего этого митрополит Мануил не видел, ибо любовался дивной фигурой Сусанны, спускающейся для омовения в отделанный мрамором водоем.
— Каменецкий, — продолжил владыка, — специалист по творчеству Рембрандта ван Рейна, который тоже написал картину на этот сюжет — «Сусанна и старцы». Он и назвал имя художника, автора нашей композиции — это итальянский мастер ХVII века Джакомо Маренизи. Второго ряда, как говорят искусствоведы, мастер. Но тоже вошел в анналы.
— И сколько же стоит картина? — наконец решился поинтересоваться гость.
— Она бесценна, — лаконично ответил митрополит.
— Однако ж, ваше преосвященство, каждая натуральная вещь имеет свою цену, — не согласился Забеин.
— Каменецкий предположил, что она на хорошем аукционе в Европе — в Париже или Лондоне — могла бы пойти тысяч за 800.
— Рублей?
— Долларов конечно. А вот Патрикеев сказал, что, например, на аукционе «Дом Друо» она пошла бы при хорошем раскладе и за миллион долларов. Поскольку это единственное изображение обнаженной женской натуры у Mаренизи, и во-вторых, исходя из того, что работ этого мастера сохранилось по неизвестным причинам всего 5-6, причем большинство — в крупных музеях: в Лувре, в мюнхенской «Пинакотеке», в Музее изобразительных искусств Будапешта и в Лондоне в Картинной галерее. Еще две, и то предположительно, в частных коллекциях в США.
— Дивная вещь! — заметил гость, подходя совсем близко к картине.
— Кто-то из художников призывал, — усмехнулся владыка, — «не нюхайте мои холсты». Он имел в виду, что картина создается мастером с расчетом, что ее будут рассматривать на некоем расстоянии.
— Я хотел рассмотреть подпись.
— Подпись подлинная, атрибутирована профессором Патрикеевым, о чем есть соответствующий документ, да и роспись на обратной стороне холста.
— Чудная, чудная вещь! — восторгался гость. — Впрочем, мне давно пора. Не откажитесь выпить, как говорят на Руси, со мной «на посошок», ваше преосвященство? — попросил он.
— Ну что ж, Господом не возбраняется, — нехотя согласился митрополит.
Они возвратились в пустую трапезную. Все закуски, посуда были убраны. На длинном столе стояли лишь бутылка коньяка, блюдце с тонко нарезанным крупным лимоном, коробка шоколадных конфет «Вишня в коньяке» да два стакана дымящегося чая в подстаканниках изумительной работы — золото, серебро, чернь...
— Стало быть, это традиция, — обрадовался гость, — я угадал?
— На Руси много хороших традиций, — отговорился Мануил.
— А здесь, я вижу, только иконы, — кивнул на стены гендиректор холдинга.
— А как же! Молитвой трапеза начинается, молитвой и заканчивается, с благодарностью к Создателю за посланный нам хлеб, — пояснил митрополит.
— И «Святой Георгий» хорош, — снова обратил внимание владыки на стену гость, — шестнадцатый век! Где реставрировали? Не в Русском ли музее в Питере?
— Нет, у нас в монастыре своя иконописная школа, они и «лечат» старые иконы.
При этом Мануил вновь остановил свой взгляд на «Святом Георгии», вспоминая, как эта икона попала на подворье.
Гость же воспользовался длинной паузой и, придвинувшись к владыке, незаметно уронил из левой руки крохотное зернышко в его рюмку. Зернышко мгновенно растворилось в алкоголе, не оставив осадка.
Выпили, как положено, крякнули, закусили лимончиком.
Но дожевать дольку митрополит не успел. Глаза его затуманились, он с удивлением посмотрел на расплывающуюся перед глазами круглую физиономию гостя и, свесив породистое бородатое лицо на рясу, крепко заснул, аппетитно всхрапывая при этом.
Гендиректор, однако, совсем не удивился столь негостеприимному поведению хозяина. Он быстро встал, стараясь ступать бесшумно, прошел через кабинет в картинную галерею, придвинул к картине Джакомо Маренизи стул, небрежно бросил на парчовую обивку свой носовой платок, и, пользуясь тем, что картина была не очень и висела достаточно низко, аккуратно вырезал холст из рамы, воспользовавшись длинной перископной бритвой, выскакивающей из пластмассовой рукоятки на нужное расстояние. Затем он скатал картину в трубку, поставил стул на место и сунул платок в карман. Вынув из внутреннего кармана черного пиджака тщательно сложенную белую ткань, гость завернул в нее трубку и закрепил края скотчем. Потом спокойно вернулся в трапезную, положил сверток на стулья, стоявшие вдоль стола, и прикрыл скатертью, спускавшейся по краям стола почти до сиденья стульев. И лишь после этого подбежал к двери, ведущей в коридор, с криком:
— Помогите, помогите, владыке плохо!
Собрались монахи, послушники, примчался секретарь владыки, вокруг начали суетиться какие-то женщины, все кричали и делали множество бесполезных движений.
— Нужно вызвать «неотложку»! — воскликнул гость и достал из внутреннего кармана мобильный телефон: — Алло, это «скорая помощь»?.. Срочно приезжайте в Ильинское подворье!.. Купавный переулок, дом 5 дробь 7. Вас встретят.... Не знаю, скорее всего сосудистый спазм.
Он обернулся к монахам:
— Владыка страдал сердечными болезнями, гипертонией?
— Бог избавил, — ответили все разом.
Гендиректор фамильярно пощупал пульс у митрополита.
— Пульс есть, но редкий и слабый, — сказал он в трубку и оглянулся на присутствующих: — Сейчас приедут.
И действительно, «скорая» приехала на диво быстро. В трапезную вбежали молодой врач и три санитара с капельницей, аппаратом для измерения давления и прочими кардиологическими прибамбасами. Измерили давление.
— 185 на 110. Высоковато! Пульс еще хуже — 46. Давайте капельницу, — командовал врач.
На освобожденный от остатков пиршества стол уложили носилки, на них с трудом, воспользовавшись помощью монахов и послушников, водрузили грузное тело владыки. Поставили капельницу.
— Давайте быстренько, машина у подъезда, в «Склифосовского» мы уже звонили, там ждут, — поторопил врач.
И все толпой ринулись вниз. В суматохе никто и не заметил, как гость владыки сунул под простыню, под бок митрополиту сверток с картиной.
Так общей группой и промчались мимо двух постов охраны, где зорко осматривали всех выходивших шестеро дюжих молодцов из закончивших семинарию и определенных на подворье молодых жителей Заонежья.
— Я поеду с ними! — решил гость, влезая в машину вслед за носилками.
— Ну, тогда и я, — заявил секретарь владыки, тщедушный мужчина лет 45 с седенькой жидкой бороденкой.
— Это вы зря, — сказал ему уже в машине один из дюжих санитаров и, коротко размахнувшись, ударил секретаря по шее ребром ладони.
До Института имени Склифосовского добрались без приключений. Там подъехали прямо к шестому подъезду, передали носилки с владыкой под капельницей спустившимся из отделения реанимации санитарам, расписались в каком-то дурацком журнале и резво убрались с территории института.
Проехав несколько кварталов, свернули в небольшой переулок и, припарковав машину у районной судмедэкспертизы, сбросили халаты. Что же касается гендиректора холдинга, то он отклеил усы и короткую седую бородку, сунул их в карман и пощупал пульс секретаря владыки.
— Будет жить, — довольно заметил лжедиректор, взял сверток с картиной и протянул «врачу» с «санитарами» пачку купюр. — Тысяча баксов, как и договаривались, Пахом, — сказал он, глядя в лицо «доктору» честными глазами. — Клянусь мамой, это десять процентов от моей прибыли!
— Все путем, братан! — ухмыльнулся тот. — Будь! Если еще понадобимся, так мы можем и под «пожарных», и под «ментов» закосить. И даже за меньшие бабки: работы-то на полчаса!
...Когда сотрудники районной судмедэкспертизы обнаружили возле своего парадного крыльца бесхозную «скорую помощь», к ним никакого отношения не имеющую, и позвонили в милицию, оказалось, что машину разыскивают уже два часа. Когда же милиционеры и сотрудники Первой Градской больницы прибыли на место, они с удивлением обнаружили в салоне худенького, лядащего мужичка в рясе, с жиденькой бородкой, подающего слабые признаки жизни. И на этой же машине его доставили в находившийся неподалеку Институт имени Склифосовского.
