Георгий Миронов - Гладиаторы «Спартака»
...Лет пять назад Рената поддалась искушению, прочитав в газете «Жмогус и Юра» объявление о том, что молодые и привлекательные внешне дамы приглашаются для работы в женских симфонических оркестрах и симфоджазах в странах Европы. Обязательные условия: консерватория или музыкальное училище, опыт работы в оркестре, возраст до 23 лет и отличная фигура. Ничто в тексте не насторожило Ренату, и она встретилась со старым элегантным литовцем, покинувшим родину аж в 1944 году совсем еще молодым и сделавшим, по его словам, прекрасную карьеру импресарио. Он демонстрировал какие-то документы, он был готов подписать с Ренатой контракт на любой срок на очень выгодных условиях, он предлагал телефоны и факсы конторы в Париже, если у нее остались хоть какие-то сомнения.
И Рената согласилась.
Через неделю она уже была в Париже, успела сыграть с оркестром, состоявшим из девушек самых разных национальностей, один концерт и... вместе с товарками оказалась в закрытом борделе для французских криминальных авторитетов. Искать правду было негде. И не у кого.
Кошмар длился целый год. Еще счастье, что им разрешалось пользоваться контрацептивами, и она, слава Богу, не заразилась какой-нибудь гадостью. Физическую грязь от прикосновений всей этой швали все-таки можно было отмыть к утру, а вот грязь с души не соскабливалась и копилась, копилась.... Рената была совсем на грани самоубийства, когда случайно ей удалось бежать во время одного из «субботников»: весь бордель регулярно вывозили в Фонтенбло для обслуживания пикника русских мафиози. Там Рената обратила внимание на интересного мужчину лет 45 восточной внешности, к которому, как она поняла, все относились с особым подобострастием.
Рената даже станцевала с ним два танца. Однако пока шел ужин и участники пикника беседовали между собой, никаких сексуальных домогательств со стороны хозяев «вечеринки», слава Богу, не было, и, воспользовавшись темнотой и небрежностью охраны, Рената сбежала.
Без документов, без денег, со слабым знанием французского, в вечернем платье и туфлях на высоких каблуках, она, конечно, имела мало шансов для решения своей наболевшей проблемы.
Ее поймали. И, как ни странно, привели к тому важному и красивому восточному мужчине. Глотая слезы и кровь (отловившие ее в трех километрах от пикника охранники сгоряча помяли девушку), она рассказала свою историю.
И этот странный человек неожиданно пожалел Ренату.
Это было непонятно, так как оказалось, что он был могущественным русским мафиози, и «живой товар» являлся частью его огромного и весьма разветвленного бизнеса. То есть именно «в рамках» этого бизнеса Ренату обманом заманили в Париж, сунули в бордель и нещадно трахали целый год!
И тем не менее он ее пожалел. И отпустил! Но с условием: она подпишет вексель на сто тысяч долларов. Ясно было, что как бы ни сложилась ее дальнейшая судьба, такие деньги Ренате никогда не выплатить.
Но новый хозяин и не надеялся, как оказалось, на возврат.
— Этот вексель, — сказал он, пряча его в бумажник, — будет уничтожен на ваших глазах в тот день, когда вы выполните какое-нибудь очень сложное и ответственное мое задание. Договорились? Взамен — свобода с этой минуты, деньги на дорогу до Вильнюса и никаких взаимных претензий.
Конечно же она согласилась!
А сегодняшнее задание как раз и было таким сложным и ответственным. Сегодня к Ренате придет посланец от Хозяина, получит ноутбук и на ее глазах порвет вексель.
...Он пришел, как и обещал, ровно в час ночи. Это был ничем неприметный, невысокого роста человечек с серенькой внешностью и красноватым насморочным носиком. Но, слава Богу, ей и не предстояло делить с ним ложе. Человечек получил старый желтый портфель искусственной кожи, а Рената — вексель. Внимательно прочитав его и убедившись, что тот самый, она с наслаждением порвала бумажку и сожгла обрывки в пепельнице.
— Теперь я свободна? — не столько спрашивая, сколько утвердительно спросила Рената. — Иса Назимов будет доволен?
— И то и другое, — кивнул насморочный посланец могущественного русского мафиози и трижды выстрелил ей в сердце из «беретты» с глушителем.
Одно хорошо: умерла Рената мгновенно и с улыбкой.
ГЛАВА 5
ДЕРЗКАЯ КРАЖА В ИЛЬИНСКОМ ПОДВОРЬЕ
На закуску были отменные соленые рыжики и волнушки, нежная жирная селедочка с горячей картошкой, прозрачные ломтики розовой семги и палтусовый балычок, черная зернистая икра оставляла во рту приятное солоноватое послевкусие.
— Все свое, — довольно улыбался произведенным на гостя эффектом настоятель подворья Ильинского монастыря в Москве владыка Мануил, в миру Федор Игнатьевич Легостаев. — И грибочки из монастыря присылают, и селедочку. Посол знаменитый, соловецкий, — старинный рецепт.
Гость — генеральный директор холдинга «Фторос» Петр Иванович Забеин, выкушав большую рюмку водки и заев ее сочным соленым груздочком, аппетитно похрумкал кружочком репчатого лука и спросил:
— Ну хорошо, и в грибы, и в селедку, и в балычок поверю — все северное. А вот что икра черная у вас водится......
— Красная — своя, — улыбнулся в бороду владыка, — а черная — по бартеру с Софьино-Корницким женским монастырем.
— Дружите домами?
— А как же! Что нам, монахам, остается, как не дружить. Любовь нам дозволена к Богу, к людям, к каждому человеку, но — духовная, не плотская.
— Плотская — грех?
— Грех.
— А чревоугодие — разве не грех? — подмигнул Забеин.
— Так это как посмотреть, — не растерялся настоятель. — Посты все соблюдаем. А между постами все больше рыбное да овощное, — опять же постное употребляем. Господь не запретил.
На горячее подали суп по-монастырски и дивную отварную форель.
Забеину и возразить было нечего: действительно все постное, а пост неделю как кончился. Лепота! Вкусно, красиво и не грешно.
Этот просвещенный предприниматель, с которым владыка познакомился случайно на какой-то презентации, напросился в гости три дня назад, подарил две иконки, достаточно старые, намоленные, хорошо отреставрированные, но недорогие. Эксперты, приглашенные Мануилом на следующий день, оценили каждую в 3000 рублей. Однако гендиректор позвонил на следующий день после визита и вызвался внести уже пять тысяч долларов на реставрацию колокольни Ильинского монастыря.
Это уже был дар заметный. И владыка пригласил дарителя с ним отобедать....
После обеда выпили по рюмочке хорошего коньяка.
— Дар от армянских братьев по вере, — пояснил настоятель.
Потом пили чай с вареньем, печеньем, душистыми пряниками.
Владыку на подворье любили. Как заметил гендиректор, ловко сновавшая по трапезной послушница так и норовила подвинуть к владыке кусок послаще да посочнее. Вот и блюдце с пряниками выбрала, где каждый был краше другого.
— Да вы угощайтесь, угощайтесь, — благостно кивал разомлевший Мануил. — За дар ваш — спасибо. «Спаси Бог», — так у нас говорят. Одна буква в благодарственном изречении потерялась, и вроде как слова светские, а в них смысл глубокий, божеский. Господь всегда найдет, как отметить мирянина, совершившего богоугодный поступок.
Поднялись из-за стола, прошли в большой, как конференц-зал, кабинет владыки. Однако митрополит в нем не задержался и пригласил в третьи покои, как и трапезная, соединенные дверью с кабинетом. Здесь вдоль стен стояли диваны и кресла, а на стенах в великом множестве висели картины.
— Какое богатство! — поразился гость.
— В разные годы приобретали, — довольно улыбнулся Мануил. — Тогда это недорого было. Собралась своего рода маленькая «Третьяковка».
Как заправский экскурсовод он давал пояснения:
— Это — реплика известной картины Савицкого «Встреча иконы». Предполагается, — поправился владыка, — что авторская реплика. Но возможно, работа кисти кого-то из его учеников. Год 1879-й. По манере письма — Савицкий, а подписи нет. А вот это — подлинный Суриков, атрибутированный портрет стрелецкой дочери, эскиз к картине «Утро стрелецкой казни». А вот этот небольшой холст принадлежит кисти Поленова. «Дворик Зачатьевского монастыря». Чудная вещь! Из любимых мной. Это — эскиз Васнецова к пьесе Шпажинского «Чародейка», был такой драматург в конце девятнадцатого века, — его уж кроме театроведов и не помнит никто. А это Левитан...
— Иудей? — сделал вид, что удивился, предприниматель.
— А для Господа нашего, как сказано в Писании, нет ни эллина, ни иудея. Россию любил, во славу России трудился. Ему и происхождение его простится, — наставительно заметил владыка. — Хотя иудино семя и много вреда Руси принесло, но... Да и картина дорогая, — добавил он рассудительно.
— А это что же такое? — сделал еще более удивленное лицо Забеин. — Почище картины жидовской: обнаженная, так сказать, дама в подворье русского православного монастыря?
