Саймон Керник - Для смерти день не выбирают
Никакой большой кровопотери не было. Пуля лишь задела мочку уха, но мне стало жаль этих бедолаг. Я нашел чистое полотенце, смочил в раковине и обвязал Биллу голову. Потом пошарил у него в карманах, вынул связку ключей и спросил, какой открывает входную дверь.
— Не знаю, — мрачно ответил он. — Хозяин не сказал. И это чертово полотенце слишком холодное. Вода протекает мне за шиворот.
Я выпрямился.
— Напомни, чтобы я не обращался в вашу фирму.
Он попытался еще что-то сказать, но я уже не слушал.
— Будете сидеть тихо, вызову «скорую» как только закончу. Поднимете шум — останетесь так на всю ночь.
Выйдя из сторожки, я запер дверь на ключ и осторожно, держась поближе к кустам, направился к дому.
Глава 43
С тыла к особняку подступала вторая лужайка, размером не уступавшая первой да еще с бассейном в дальнем конце. За окнами горел свет, но шторы были сдвинуты, и заглянуть внутрь не удалось. Я остановился у одного из окон, прислушался и разобрал приглушенные голоса. Значит, они здесь. Я посмотрел на часы — девять двадцать пять.
Сбоку к особняку примыкала большая оранжерея с высокими окнами, но все были закрыты. Я прошел к двери и достал из кармана ключи. Четвертый вошел в замочную скважину как по маслу, легко повернулся и открыл замок. Переступив порог, я осторожно прикрыл за собой дверь и достал из кармана «беретту» и глушитель. Света из других комнат вполне хватало, чтобы сориентироваться и не наткнуться на что-нибудь. По обе стороны от прохода расположились две длинные софы, на кофейном столике красного дерева лежали несколько журналов. Я заметил «Кантри лайф» и «Гуд хаускипинг», а также папку с финансовой отчетностью «Тадеуш холдингс». Ничего особенного. Как и многие другие педофилы, Эрик Тадеуш наверняка был хорошим актером.
Дверь, соединяющая оранжерею с остальным домом, была открыта, и я вышел в обитый деревянными панелями холл, украшенный красочными акварелями с сельскими пейзажами, Голоса, звучавшие теперь громче и яснее, доносились из глубины особняка, и я, не желая поднимать шум раньше времени, осторожно продвинулся по натертым до блеска половицам к следующей двери.
Она вела в светлую кухню с черными гранитными столешницами, соседствовавшую то ли с гостиной, то ли со столовой, где звенели бокалы и разговаривали люди, которых я пришел убить.
— Открою еще бутылку, — сказал мужчина. Секундой позже по полу скрипнули ножки стула — он поднялся из-за стола.
Я не стал прятаться.
Эрик Тадеуш, мужчина более крупный, чем мне представлялось, в плотных брюках из твида и хлопчатобумажной рубашке, вошел в кухню с пустой бутылкой из-под вина. На ногах у него были потертые кожаные тапочки. Увидев меня, он остановился от неожиданности и открыл рот, но тут я выстрелил ему в левую ногу, взяв на шесть дюймов выше колена. Нога подломилась, бутылка выскользнула из пальцев и разбилась вдребезги о терракотовую плитку, а сам Тадеуш неловко завалился набок, ударившись головой о дверной косяк. Я переступил через него и прошел в роскошно обставленную столовую, оставив хозяина особняка стонать от боли и зажимать кровоточащую рану.
— Привет, Эмма. — Я поднял пистолет так, чтобы дуло смотрело ей в лоб.
Она сидела на дальней стороне стола, держа в руке бокал с остатками белого вина. Огненно-золотистые волосы были собраны в хвостик, тонкое лицо под ними в одно мгновение превратилось в маску ужаса.
— Деннис, пожалуйста, я все объясню. — Она поставила бокал на стол, и из глаз брызнули слезы. — Он заставил меня приехать сюда. Он…
— Конечно, он, кто же еще. Тебе, похоже, пришлось многое вынести. — Не опуская пистолет, я подошел к столу. — Ты хотя бы представляешь, что сделал этот человек? Представляешь, на какие страдания обрекал других?
— Ты не понимаешь… — Эмма умоляюще смотрела на меня сквозь слезы.
Надо признать, актриса из нее вышла бы отменная. В какой-то момент я и сам засомневался насчет ее роли во всем этом. Хотя и знал — душа ее черна как грех.
— Слава Богу, ты здесь, — продолжала она. — Мои родители у него в заложниках. Уже несколько дней. Он пригрозил, что убьет их, если я не сделаю все так, как ему нужно.
Эмма поднялась. На ней было белое платье без рукавов, в котором она казалась еще моложе.
— Стой, где стоишь.
Ее сотрясали рыдания. Слезы катились по бледным щекам.
— Но, Деннис, они в подвале. Он держит их под замком. Мне нужно спуститься… проверить, как они там. Пожалуйста, Деннис, поверь мне! Я могу это доказать. — Она пошла ко мне, и я предупредил ее еще раз. Но она не останавливалась, зная, что у меня не хватит сил выстрелить. Должно быть, читала в моих глазах что-то такое. В кухне громко стонал и призывал на помощь Тадеуш.
— Хватит, Эмма, остановись. Я не шучу.
Она остановилась. Нас разделяло пять футов, и ее лицо, вся ее поза выражали такую невинность, такую ранимость, такую беззащитность, что у меня дрожали колени. Она была прекрасна в эти мгновения, и ее огромные карие глаза смотрели на меня умоляюще, скорбно, с рвущей душу грустью. И чем дольше она смотрела на меня, тем сильнее мне хотелось поверить ей. Я терял уверенность, и мы оба это понимали.
За спиной послышался какой-то звук, и в следующую секунду кто-то обхватил меня за пояс и выбил из руки пистолет, который отлетел к ногам Эммы. От сильного толчка я ударился головой о стену и задел плечом картину.
Все случилось так быстро, что прежде чем я успел что-то сделать, меня уже поставили на колени, а руку завели за спину. Оглянувшись через плечо, я увидел молодого, плотно сложенного парня в той же форме, что Билл и его приятель. К сожалению, на этом сходство между ними кончалось. Резкий, с короткой стрижкой и обветренным суровым лицом, парень определенно успел пройти армейскую школу, а точнее, судя по быстроте и эффективности действий, морскую пехоту или десант. Я понял, что крепко влип.
Эмма расплылась в счастливой улыбке.
— Как хорошо, что вы успели. Этот человек собирался меня убить.
— Не слушай ее, — прошипел я, но он лишь добавил давления на руку, и я, скрипнув зубами от боли, замолчал.
— Вы, если я правильно понял, говорили о каких-то людях в подвале? — спросил охранник. — Там действительно кто-то есть?
Эмма снова расплакалась, потом наклонилась и подняла мой пистолет.
— Да, мои родители… Их держат там… в заложниках…
Она снова всхлипнула и, резко повернувшись, направила пистолет уже на своего спасителя. Рыдания мгновенно прекратились.
— Но вам не стоит забивать голову такими мелочами.
Я попытался вмешаться, но Эмма не дала мне такого шанса и преспокойно, даже не переставая улыбаться, спустила курок.
Пальцы, сжимавшие мою руку, разжались; охранник пошатнулся и рухнул на пол — с кровавой раной на месте правого глаза. Тело забилось в конвульсиях и затихло. Стреляла Эмма отлично.
— А ты, Деннис, упрямый парень. — Теперь она смотрела на меня по-другому — с холодной, злобной ненавистью, какой я еще не видел в ее глазах. — Пройти столько препятствий. Откровенно говоря, мы думали, что тебя уже взяли и предъявляют обвинения в убийстве. Да, такой поворот следовало предвидеть. Мы тебя недооценили.
— Кто вы? — прошептал я, не зная, что еще сказать.
— Мы? Ну во-первых, конечно, я, Эмма Нилсон, женщина, с которой ты переспал. И он… — она кивнула в сторону кухни, откуда доносились стоны Эрика Тадеуша, — мой отец.
Она взяла со стола бокал и отпила вина, явно наслаждаясь моей реакцией и своей победой и не обращая никакого внимания на мертвого охранника, лежащего на полу всего в нескольких футах от нее. Почему я был так слеп? Почему не разглядел за маской притворства ее истинную суть? Куда только подевалось чутье, которым я так гордился?
— Ты, наверное, думал, что его интересовали только дети? — продолжала Эмма. — Да, конечно, детишек он предпочитал всему остальному. Но, должна сказать, когда-то он был женат. На моей матери. Только вот она погибла в автомобильной аварии. Говорили, что это был несчастный случай, но я так не думаю. Полагаю, без его участия не обошлось. — Держа меня на мушке, она прошла мимо тела и, подойдя к двери, заглянула в кухню. — Так, папочка? Ты убил мамочку, чтобы заполучить меня, верно? Потому что ты — мерзкий, гадкий извращенец. — В голосе ее вместе с понятной горечью прозвучало что-то еще, может быть, торжество победителя, утвердившего наконец свою власть.
— Помоги мне, милая, — простонал Тадеуш. — Пожалуйста, вызови «скорую».
Будто не слыша его, Эмма повернулась ко мне. Милой и приятной ее сейчас не назвал бы, пожалуй, никто. Я видел злобное, порочное лицо.
— Знаешь, он начал трахать меня, когда мне едва исполнилось восемь лет. Восемь! Вот так-то. И каждый раз после этого делал мне какой-нибудь дорогой подарок. Украшение или редкую старинную куклу. Однажды, когда я вела себя особенно хорошо, даже купил миниатюрный «астон-мартин», чтобы я разъезжала на нем по саду. Не веришь? Скажешь, так не бывает?
