Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Дашкова Полина Викторовна

— Не страдаю.

— Я почему-то так и думал, — старик зевнул. — Ложись, Иван, не маячь перед глазами.

— Федор Федорович, я вам не мальчик, хватит морочить мне голову! — не выдержал Зубов.

Старик приподнялся на локте, посмотрел на него и ласково улыбнулся.

— Иван, я понимаю, я старый пердун, совсем замучил тебя. Ну посуди сам, если я скажу: на развалинах мы будем заниматься магией, тебе ведь не станет от этого легче?

— Какой? Белой или черной? — сипло спросил Зубов.

— Откуда я знаю? По моему, это одно и то же. Дурацкие игры. Дурацкие, но очень древние. Видишь ли, настал момент, когда я вынужден наконец побеседовать с господином Хотом на его родном языке. Не стану хвастать, что владею им в совершенстве, но некоторые грамматические правила мне известны. Ложись, Иван, отдохни. Что мог, я тебе объяснил.

Федор проснулся от тихого стука в дверь, зажег лампу у кровати. Ходики на стене показывали семь утра.

— Как, вы еще не встали? — удивился доктор Крафт. — Жду вас внизу через двадцать минут. Позавтракаем в поезде.

Федор плохо соображал спросонья. Только под душем он вспомнил, что вчера Эрни сказал ему: «Рано утром мы уезжаем в Берлин, не проспите».

Портье уже выписал счет, Федор вытащил купюры из бумажника и заметил:

— Тут только за один номер и один обед.

— Разве господин занимал два номера и ел два обеда? — улыбнулся портье.

— Нет, но…

— Идемте, таксомотор ждет, — сказал доктор.

Федор, часто моргая, позевывая, вышел из отеля, уселся рядом с доктором на заднее сиденье и, когда автомобиль тронулся, решился спросить:

— А как же князь?

— Насколько мне известно, господин Гурджиев завтра отправляется в Париж. Федор, скажите, с какой стати вы собирались платить за него?

— Ну, не знаю, так с самого начала повелось.

— Поразительный пройдоха, — доктор усмехнулся, — все мало ему. На самом деле господин Гурджиев весьма состоятельный человек и денег у него куда больше, чем у вас.

— Я трачу казенные, — сказал Федор сквозь зевоту, — меня предупредили, что князь любит пожить за чужой счет, и денег выдали много.

— Молодцы! — кивнул доктор. — Щедрые товарищи. Наверняка и за посредничество отвалили ему порядочно.

— Я весь был напичкан драгоценностями, — понизив голос, признался Федор. — Бокий нацепил мне запонки и галстучную булавку с гигантскими рубинами, а что было спрятано в плечах пиджака и в подметках штиблет, не знаю. Пиджак и штиблеты я отдал князю.

— Ну, как после этого не поверить в магические способности господина Гурджиева? — хохотнул доктор. — В восемнадцатом он вытянул у большевиков огромную сумму якобы на поиски золота скифов и не потрудился хотя бы для приличия сделать вид, что снаряжает экспедицию. Сейчас вот опять облегчил казну молодого рабоче-крестьянского государства. Недавно Гурджиев приобрел чудесное поместье под Парижем, старинный замок. Уверяет, будто заработал на эту покупку, разукрашивая воробьев желтой краской и продавая их как канареек. Вы, кажется, имели счастье видеть балет в его постановке?

— Да, в Берлине. Очень странное зрелище. Люди производят самые неестественные, неудобные движения и потом падают, как деревянные куклы. Они подчиняются ему беспрекословно, мужчины, женщины, разного возраста, разной национальности, занимаются какой-то ерундой под его руководством.

Таксомотор подъехал к вокзалу, через десять минут доктор и Федор сидели в купе первого класса. Поезд тронулся. Дождавшись контролера, они отправились завтракать в вагон ресторан.

Горячий омлет с сыром и две чашки настоящего крепкого кофе окончательно привели Федора в чувство.

Все прошедшие дни были прожиты в каком-то чаду. Он страшно устал от князя, он не спал несколько ночей, масса впечатлений навалилась на него, он не мог ничего осмыслить.

— Вы, кажется, проснулись, наелись, восстановили силы, — весело заметил Эрни. — Столько времени провести с Георгием Гурджиевым и не сойти с ума — уже подвиг. Впрочем, вам полезно познакомиться с этим мошенником. Легче будет понять механику событий. Как он вам представился? Князь Нижерадзе? Смешно.

— Он обещал объяснить происхождение этого псевдонима, но так и не объяснил, — сказал Федор.

— Паспортом князя Нижерадзе некоторое время пользовался Иосиф Джугашвили. Называя себя так, Георгий тешит ущемленное самолюбие. Они с Иосифом имели равные шансы. Их двоих когда-то выбрали из семинаристов Тифлисской духовной семинарии. У обоих ярко проявлялись медиумические способности, в сочетании с диким тщеславием и жестокостью. Георгию не хватило терпения. Он легкомыслен и горяч. Хвастун, принялся сразу демонстрировать свое искусство, устраивать балаганы в Москве, в Петербурге. А Иосиф терпеливо ждет. В результате Георгий получил в рабство несколько десятков снобов, экзальтированных дам и прочего сброда. Он может наслаждаться властью в своем поместье под Парижем, консультировать эзотерических психов вроде Эккарта и Хаусхофера, давать уроки шаманской магии полоумному Адольфу. Это его потолок. Между тем как Иосифу предстоит действовать в иных, планетарных масштабах. Он дождется своего часа и получит в рабство миллионы.

— Коба? Полуграмотный кавказец? — воскликнул Федор. — Их невозможно сравнить, князь, хоть и мошенник, но яркая интересная личность. А Коба тусклый, никакой. Он пошляк и тупица.

— Федор, вы же читали мне письмо Микки, — напомнил Крафт.

— Да, но я совершенно не согласен, не понимаю, почему Михаил Владимирович воспринимает это ничтожество так серьезно. Ну да, Коба интриган, выдумал, будто Ильич просил у него цианистого калия, и слух о сифилисе тоже его работа. Однако все это какие-то грязненькие, гаденькие мелочи. А вы говорите о планетарных масштабах, о миллионах.

— Федор, вы просто не хотите верить, — доктор покачал головой. — Балет, который вы видели в Берлине, прообраз будущей России, и боюсь, что Германии тоже. Люди куклы. Люди автоматы. Управляемое безумие. Все предопределено. Поэт и художник. Иосиф и Адольф. Они откроют шлюзы, и человеческое страдание польется гигантскими потоками. Двадцатый век станет настоящим пиршеством для обитателей невидимой державы.

— Разве нельзя это остановить? — тихо спросил Федор. — Все-таки Ленин не такой, я знаю, он не издевается над людьми, не испытывает удовольствия, когда ему слепо подчиняются. Наоборот, сейчас он пытается как-то исправить положение.

— Он угасает. Впрочем, пока он дееспособен и наделен властью, остается маленький шанс предотвратить катастрофу. Если он узнает, что Иосиф претендует на абсолютную власть, он может принять меры, заранее отстранить его, вывести из состава и так далее. Но беда в том, что, даже получив такую информацию, он не поверит. Точно так же, как не верите вы и десятки, сотни людей, считающих Иосифа тусклым и никаким.

— Не поверит, — медленно повторил Федор, — никому? Даже вам?

— Даже мне. Я ведь когда-то предупреждал его, что ему нельзя идти на сделку, после инициации он долго не протянет. Он не послушал. Вот, теперь угасает. Мне искренне жаль его, однако он был предупрежден.

Федор ошеломленно молчал несколько минут. Доктор вышел в коридор с очередной папиросой. Михаил Владимирович рассказывал, что Эрни многие годы изучал неврологические и мозговые патологии, вызванные искусственной стимуляцией нервной системы. В сфере его интересов кроме лекарств и наркотиков оказались гипноз, внушение, ритуальные танцы. И вроде бы именно в этой точке на его пути возник некто Эммануил Хот, то ли историк, то ли мистик. В Вене в 1913 году Эрни представил его как своего пациента.

«Все смыкается на нем, на этом Хоте. Он предсказал начало войны, он произнес фразу „наши мальчики“, он разыскивал молодых людей, обладающих медиумическими способностями. То есть получается, что в период, когда Сталин и Гурджиев были семинаристами, именно этот Хот выбрал их».

Мысли путались. Перед глазами мгновенно пролетели разные случайные встречи с Кобой. Его лицо, взгляд, манера покручивать кончик уса. Доктор вернулся в купе, и Федор выпалил: